Крейсер «Суворов»

«Избушка на курьих ножках» плавно повернулась. В окулярах появилась другая картинка. Вадим знал, что в той стороне за городом находится арсенал под открытым небом. Ездили туда за снарядами. Лежат они в ящиках и без, в одной смазке, прямо на земле, под солнцем, снегом и дождем. Трудно представить, какое множество таких же арсеналов по всей стране. В тайге, в степи, в песках. И не только снарядов-ракет, но и прочего военного имущества. Видел Белаш в дальномер и сотни гниющих законсервированных на берегу автомобилей, и десятки ржавеющих по «шкерам» «запасных» кораблей…

В окулярах появилось здание Владивостокского морского вокзала. Сколько людей! Кипит гражданская жизнь. Вадим отслужил три года, а ни разу во Владивостоке в нормальном увольнении не был. По большей части видел этот город только с борта корабля да из кузова грузовика, когда их возили на различные работы и в арсенал получать снаряды для корабельной артиллерии. Еще на местном судоремонтном заводе работал вместе с другими ребятами. Но завод – не город. Хоть и совсем рядом с Владивостоком эта огороженная часть суши, хоть и работают на ней гражданские лица, но это военная территория. Еще бывал Вадим вне корабля, когда наземные власти призывали матросов помочь тушить тайгу, перебирать картошку в овощехранилище, копать водопроводные траншеи, тянуть кабели в подземельях электростанции. На корабле шутили: «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, а один простой матрос заменяет паровоз». Но за любые береговые работы говорили «спасибо» – какое-никакое развлечение вне кубрика и боевых постов.

Вадим уже и не помнил, сколько раз он снова и снова порывался сойти с корабля по-человечески: в выходной форме и с увольнительной в кармане. Но то один начальник «рубил» ему увольнение, то другой. И вот, наконец все – и командир его носовой группы управления, и командир дивизиона главного калибра, и «малый зам» – заместитель командира дивизиона главного калибра по политической части, и командир артиллерийской боевой части, и заместитель командира артиллерийской «бэчэ» по политической части, и заместитель командира корабля по политической части – «большой зам», и «помоха» – помощник командира корабля, – все, просматривая список увольняемых на берег, оставили в нем фамилию Белаша, никто не вычеркнул. И сегодня уже были начищены до блеска молодыми матросами черные выходные хромовые ботинки и якористая медная бляха ремня. Поглажены гюйс – голубой отложной воротник с тремя полосками, и выходная серо-голубая рубаха – голландка. На рундуках – вещевых ящиках под койками-шконками – лежали чистая тельняшка, черные уставные носки-караси. Готовы были и черные же бушлат с бескозыркой. Только выходные брюки следовало довести до ума: они показались Белашу недостаточно проглаженными. Не просто это: на толстой шерсти навести стрелки. Вадим помотрел-посмотрел и сам взялся за утюг: все должно было быть идеально, чтоб никто на построении увольняемых на юте – корме корабля – не придрался. Сколько раз Белаш слышал от проходящего вдоль строя «помохи»:

– Этот никуда не пойдет – бляха ремня плохо начищена… И этот не пойдет – пуговица плохо пришита… И этот не пойдет… И этот… И этот…

Всего один только раз сошел Белаш во Владивостоке с корабля, имея увольнительную в кармане. Направился было в Дом моряков на танцы, но внутрь так и не попал. Морские и солдатские патрули в этом военном городе на каждой улице, на каждом перекрестке. Трижды проверяли его по пути и трижды позволяли следовать далее. Но на входе в Дом моряка докопались до прически: не то, что с линейкой, чуть ли не с микрометром мерили:

– Волосы длиннее положенного.

И резолюцию соответствующую – в увольнительную. Пришлось Вадиму сразу же возвращаться на корабль не солоно хлебавши. Вот так один раз за три года службы Белаша во Владивостоке в увольнение отпустили, но оно, увы, не состоялось. Теперь же накрылась, плакала вторая и, очевидно, последняя его возможность «отметиться» во Владивостоке – Вадим уже «оттарабанил» свое и скоро, совсем скоро ему – домой…

Картинка сменилась: многоэтажный «Белый дом» – штаб Тихоокеанского флота. Рядом со зданием на берегу подводная лодка «С-56» («Сталинец») – памятник подвигу народа…

Тридцать третий причал – традиционное место стоянки «Суворова» и других больших кораблей. Вправо – судоремонтный завод… Еще правее – Русский остров. Не было у Белаша никакого желания вспоминать о шести месяцах, проведенных там в учебном отряде…

Вадим снова приказал развернуть КДП, еще раз оглядел город и мысленно откланялся: «Прощай Владивосток – город камней, блядей и бескозырок! Если это выход в море, то теперь уже точно не бывать мне здесь в увольнении. Если когда и пройдусь по этим улицам, но "по гражданке", в командировке или в отпуске, уже без соизволения "отцов-командиров"…»

Мысли Белаша перебил голос из динамика корабельной трансляции:

– «Корабельному оркестру прибыть на бак!»

Через несколько минут на верхней палубе носовой части корабля грянуло «Прощание славянки».

Который раз слушал Вадим этот марш, но вновь чувствовал, как по телу пробегают мурашки:

«Наступает минута прощания.
Ты глядишь мне тревожно в глаза.
И ловлю я родное дыхание,
А вдали уже дышит гроза.

И если в поход
Страна позовет,
За край наш родной
Мы все пойдем в священный бой!..»

Затяжной выстрел

Темнов очень хотел, чтобы этот выход в море обошелся без стрельб. Сколько их уже было, а так и не привык: по-прежнему Олега начинает внутренне колотить, когда орудия готовятся к бою. Уткнувшись в свои приборы наводки, он не видит, но слышит, как в ствол досылается сначала снаряд, потом заряд. После этого долго-долго тянутся секунды ожидания выстрела. Наконец вся башня с ужасным грохотом содрогается, и тогда можно немного расслабиться: обошлось. Но новый снаряд, заряд. Ожидание. Выстрел. И еще. И еще…

Несмотря на два отслуженных года, на опыт многих, оставшихся в прошлом стрельб, у Олега по-прежнему не шел из головы рассказ о «Сенявине». Его он услышал в «учебке» Русского острова от незнакомого капитан-лейтенанта, который подменял своего заболевшего коллегу и должен был раскрыть на занятиях молодым матросам тему «Затяжной выстрел»:

– Слушайте внимательно! – офицер заглянул в тетрадку и зачитал: – «Затяжной выстрел – это задержка выстрела из огнестрельного оружия или артиллерийского орудия после срабатывания спускового механизма. Происходит из-за низкого качества пороха, что может быть вызвано как заводским браком, так и нарушением условий хранения или из-за нарушения работы воспламенителя. При затяжном выстреле преждевременное извлечение боеприпаса может привести к его срабатыванию в руках стрелка или расчета орудия. Для предотвращения этого, в случае предположительной осечки рекомендуется выждать некоторое время, направив ствол в безопасном направлении. Для исключения непланового срабатывания боеприпаса в артиллерийских орудиях предусматриваются специальные предохранители. Открытие затвора допускается по истечении времени, установленного инструкцией». Ясно?

Все мотнули головами. А «каплей» вдруг выругался и, налив что-то в стакан под столом, выпил залпом:

– Ни хрена вам не ясно! Было бы ясно, не появлялось бы таких отчетов. Слушайте, идиоты, – он снова стал читать из тетрадки: – «13 июня 1978 года флагманской крейсер Тихоокеанского флота "Адмирал Сенявин", будучи инициатором социалистического соревнования на флоте, выполнял в заливе Петра Великого состязательные артиллерийские стрельбы главным калибром. Кораблем командовал капитан 2 ранга Плахов, замполит – капитан 3 ранга Спицын. На крейсере находился также командир соединения – контр-адмирал Варганов. Использовались практические снаряды (без взрывчатого вещества).

После восьми успешных залпов, на девятом, правое орудие первой башни не выстрелило. Автоматически включились две блокировки, не позволявшие открыть затвор. Однако моряки расчета орудия, стремясь как можно быстрее исправить ситуацию, выключили блокировки, открыли затвор, и лоток со следующим зарядом установили в положение для заряжания.

В результате автоматического включения привода прибойник дослал новый снаряд в камору орудия, раздавив находившийся в ней заряд, и тот воспламенился. Струя раскаленных газов через зазор между досланным снарядом и каморой орудия прорвалась в боевое отделение, воспламенила приготовленные к стрельбе заряды, и в башне возник пожар, мгновенно перекинувшийся и на верхнее перегрузочное отделение.

Старый снаряд вылетел из ствола и упал в воду в пятидесяти метрах от корабля, а новый снаряд отскочил назад в боевое отделение. По приказу командира корабля капитана 2 ранга Владимира Плахова были затоплены погреба I и II башен. Огонь погасили штатными средствами пожаротушения, но погибли все, кто находился в первой башне, включая корреспондента газеты «Красная звезда» капитана 2 ранга Леонида Климченко. Из 37 погибших 31 человек отравился окисью углерода, трое утонули при затоплении погребов и трое получили смертельные травмы.

Еще больших жертв и серьезных повреждений корабля удалось избежать, благодаря тому, что снарядный погреб и находящийся ниже его самый опасный зарядный погреб были загерметизированы.

Материальная часть башни в целом осталась в строю. Основные повреждения башни были следующими: вышел из строя лоток подачи на правом орудии; сбиты оптические оси на башенном дальномере; в огне повреждена электропроводка и электрооборудование башни. Через месяц башня № 1 была введена в строй и вскоре испытана стрельбой…

Причина этого тяжелого происшествия – ошибка личного состава правого орудия башни, его недостаточная натренированность и растерянность…»

Офицер оторвал взгляд от тетради и повторил:

– «Причина этого тяжелого происшествия – ошибка личного состава правого орудия башни, его недостаточная натренированность и растерянность…» Что это значит? Это значит, что какой-то идиот, который спал на занятиях и в дальнейшем не тренировался, погубил себя, своих товарищей и чуть не утопил весь корабль. И еще, – снова налил себе под столом в стакан и выпил, – у вас будут инструкции, которые вы обязаны не просто соблюдать. Вы обязаны их не нарушать в любой ситуации, кто бы и чего бы вам ни приказывал. Запомните: не важно кто и что! Кретинов вокруг много, а инструкции написаны кровью… – «Каплей» смотрел на притихших комендоров несколько затуманенными, поблескивающими глазами. – Знаете, что было на самом деле на «Сенявине»? Почему башня взорвалась?

Все переглянулись:

– Затяжной выстрел… Вы же сами нам только что…

– Да, затяжной выстрел, – мотнул головой офицер, – но что привело к «ошибке личного состава правого орудия башни», кроме «недостаточной натренированности и растерянности»?

Все пожали плечами. Офицер вздохнул и снова налил, и снова выпил:

– Я служил тогда на «Сенявине»… Надо знать, в каких условиях проводились эти стрельбы на крейсере. Незадолго до них, в апреле 1978 года, корабль посетил Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Его сопровождали министр обороны СССР маршал Советского Союза Устинов и главком ВМФ СССР адмирал флота Советского Союза Горшков. Леонид Ильич вышел в море на «Сенявине» и наблюдал за выполнением зачетной стрельбы главным калибром. За ее успешное выполнение командир крейсера капитан 2 ранга Плахов и замполит капитан 3 ранга Спицын получили из рук Генерального секретаря платиновые часы с памятной гравировкой: «От Л. И. Брежнева. 1978 г.»

Капитан-лейтенант снова вздохнул, посмотрел на стакан, но не взялся за него, а продолжил:

– Вокруг крейсера был поднят нездоровый ажиотаж. Многие стремились попасть именно на «Сенявин». На крейсер одна за другой зачастили делегации. Экипажу уже было просто некогда по-настоящему заниматься боевой подготовкой. Снизилась требовательность к «сенявинцам» и со стороны вышестоящего командования. В тот день на корабле находилось множество гостей. Это были журналисты, артисты и еще писательская делегация из Москвы и Ленинграда. Среди них была женщина. И число было тринадцатое…

Офицер все-таки снова что-то налил в стакан и выпил:

– Накануне стрельбы уволились в запас многие опытные моряки из боевого расчета башни. Из четырнадцати, отслуживших более двух лет, были уволены девять. Натренировать и обучить молодых матросов в достаточной степени они не успели. Вот те и растерялись в нештатной ситуации… К тому же, чтобы выдержать темп стрельбы 7,5 секунд, в нарушение всех инструкций снаряды и заряды были заранее подняты в подбашенное отделение из погребов. Всего в трех боевых отделениях башни имелось более 20 уже «раздетых» – без пеналов – зарядов, а это около 280 килограмм артиллерийского пороха. Они сдетонировали при взрыве. В башне выгорел весь кислород…

Капитан-лейтенант посмотрел на пустой стакан:

– Забавно…Случилась такая трагедия, но о ней ни слуху, ни духу, ее фактически замяли. Причастные к трагедии должностные лица были наказаны всего лишь в административном порядке. После расследования флагманский специалист и командир крейсера были сняты с должностей. Получили взыскания в дисциплинарном порядке многие старшие офицеры. Но главное, после расследования были уничтожены все документы, относящиеся к взрыву на "Сенявине". Окружение генерального секретаря сделало все, чтобы до него не дошли никакие слухи о чрезвычайном происшествии на корабле, который он не так давно посетил. Было запрещено любое упоминание крейсера «Адмирал Сенявин» в прессе… – Офицер достал из-под стола бутылку и вылил из нее остатки в стакан. – Так что мало того, что сдохнете, так еще никто и никогда о вас не расскажет.

«Каплей» горько усмехнулся и опрокинул в себя содержимое стакана. Затем поставил его на стол и оглядел притихших комендоров:

– Они были такие же пацаны, как вы. Только черные, обгорелые. Я их на этих вот руках из башни выносил…

Капитан-лейтенант сник и помрачнел. Через минуту продолжил:

– Так что думайте, где вы и что вы делаете. Можете убить не только себя, но и товарищей, а заодно и своих, и их матерей, отцов… Повторяю: вы не имеете права нарушить инструкцию Не важно, кто вам приказывает – собственный больной мозг, старшина, офицер, командир корабля, да хоть сам Леонид Ильич…

Офицер убрал со стола бутылку и стакан.

– Итак, приступаем к разбору: что нужно делать в случае затяжного выстрела…