Глаза Младенца

Между тем, профессор продолжил речь. – А теперь, Антон, поговорим о тебе. Ты имел очень высокий потенциал разума, и сумел его в определённой мере раскрыть. Плюс к этому у тебя сильный характер и высокая целеустремлённость. Но как ты сумел реализовать в жизни свои способности?

– Никак, – вставил иронично к себе Антон.

Профессор пропустил реплику мимо ушей. – Не спорю, ты старался сделать много хорошего людям, ты старался жить для людей. Ты не относишься к слабым разумом людям, которых кроме материального потребления и массового развлечения ничего более не интересует, и которые живут только ради материального благополучия себя и своих близких.

– Я их презираю, – снова вставил Антон.

– Нельзя презирать людей, даже если они не столь умны, как ты, – вставил уже я. Антон посмотрел на меня и улыбнулся. Профессор же посмотрел недовольно на нас обоих, и мы его больше не перебивали.

– Никого ты не презираешь. Просто относишься с меньшим вниманием и уважением. В тебе нет большого тщеславия и корысти, но небольшое есть. А небольшое есть у всех нормальных людей. У кого чуть больше, у кого чуть меньше. Это естественно. Получается, у тебя были все возможности найти своё место среди людей, достойное тебя место. Ты мог стать и творческой личностью, и научным работником, и мастером дела или таким, как Лексис. Но ты никем не стал. Таланта не хватило? Сомневаюсь. Силы воли? Тем более. Я с полной уверенностью могу сказать, что будь у тебя стремление к власти, ты без труда мог стать значимым политиком или финансистом, но ты понимал, что жизнь-карьера опасна для разума, и поэтому старался просто быть полезным людям. Но по большому счёту не смог, потому что расплескал себя. Наверное, писал философские заметки, но по-настоящему философию жизни не раскрыл и не смог её продвинуть вперёд, или пытался рисовать а-ля Антон, но, не уделяя много времени обучению живописи, остался на любительском уровне. Ты решил помогать людям конкретными делами, борясь с преступниками, но профессиональным полицейским, военным не стал. В нынешнее время только один человек из трёх, занимающихся вышеперечисленными профессиями, имеет право называться настоящим профессионалом. То есть, служить людям так беззаветно, самоотверженно и честно, что заслужить их светлую благодарность. Ты Антон, относишься к остальным двум. Ты был слишком умным, а не слишком усидчивым, справедливым и добрым. Твой разум при всей разносторонности был сдвинут в сторону расчёта, а не самопожертвования. Ты любил манипулировать людьми и часто достигал положительного результата. Используя некоторых, делал хорошее дело для многих. Но всё это носило локальный характер. И сумма положительных результатов локального характера не привела к положительному результату глобального характера. Ты боролся с марсианским движением, считая его несвоевременным, но в итоге проиграл. И самое главное, ты проиграл в жизни. Тебя бросила и ВОБР и вообще люди. У тебя есть друзья? Нет. У тебя есть семья? Нет. У тебя есть благодарность людей? Есть, но не так её много. А ты уже не молод.

Антон печально слушал, понимая, что профессор во многом прав. Учёный решил подбодрить Антона.

– Я не хочу критиковать твою жизнь. Я хочу, чтобы ты задумался, как её сделать более светлой и созидательной. Задумался, в чём заключается это чуть-чуть, которое отличает тебя от тех людей, которые находят своё достойное место в жизни.

– Уже поздно. Я действительно проиграл, и жизнь меня разочаровала. У меня нет ни духовных сил, ни физических возможностей. Я даже ходить не могу по-человечески. Что я могу сделать? Написать философские мемуары о своей неординарной жизни, оправдывая свои поступки. Но кому они нужны? Удивительно, я общался со многими хорошими людьми, в том числе и с вами, но они остались или в стороне, или на противоположном берегу, или погибли. Я был в любовных отношениях с милыми женщинами, но они так и остались только любовницами из прошлого. У меня осталось только одно важное дело. И больше ничего. Я никому ничего не хочу доказывать или искать справедливости. Что заслужил, то и получил. – Антон замолчал, задумчиво воспринимая самого себя.

– Ходить ты будешь, а дело всегда можно найти, было бы желание, – протестуя, сказал профессор.

Но я чувствовал, что Антон сгорел. Он радовался борьбе и победам, пока не понял, что окончательно проиграл. Когда всегда выигрывающего боксёра посылают в глубокий нокаут, да так, что он годы не может оклематься, то он никогда больше не захочет боксировать. Настоящий победитель в жизни тот, кто испытывал трудности, часто проигрывал, но не сдавался и шёл вперёд, и, в конце концов, выиграл самый важный для себя бой и остался непобеждённым навсегда. Я сочувствовал Антону, но помочь ничем не мог. Если он и сможет подняться, то только сам. Но он не сможет, его разум признал поражение.

– Ладно, я вас покидаю, мне надо заняться делами. Что-то не очень сложился у нас разговор, – сказал досадливо учёный и ушёл.

Я чувствовал себя немного неловко, но не уходил. Нельзя было уходить следом за профессором.

– Лексис, вот скажи мне, почему у людей разные судьбы? Одним выпадают знаки Мировой гармонии и полностью меняют жизнь, а кому-то нет. Одним меняют жизнь в положительную сторону, другим – в отрицательную. Сколько попыток было научиться предугадывать и влиять на судьбу, но всё на метафизическом уровне и без реальных результатов. Может, ты знаешь ответ? – спросил меня Антон.

– Не знаю. Никто не знает. И вообще, кто может судить, у кого жизнь сложилась удачно, а у кого неудачно. Всё субъективно.

– Не согласен. Например, твоя жизнь сложилась удачнее, чем моя жизнь. И об этом могут судить очень многие. Скажут, что заслуженно. Согласен. Но всё же удачнее.

– И что же в ней такого удачного? Только любовь к Лили и Полю. Был настоящий друг, но погиб. В принципе ничего особенного в моей жизни нет, похожая судьба у многих людей, только у меня ещё есть глаза Младенца. А это удачей никак не назовёшь. И будущее тоже прогнозировать невозможно.

– Глаза Младенца оставят тебя в покое, и будущее твоё будет счастливым. Что-то есть в тебе такое «чуть-чуть», как сказал профессор, что помогает тебе жить. А глазам Младенца скажи спасибо, а так остался бы десантником и невнятно прослужил всю жизнь. И может, закончил бы её, как я.

– Всё может быть, – согласился я.

– Жаль, что я не встретил похожего на тебя человека в молодости, или не выпал мне знак, типа твоего взгляда Младенца, всё могло быть по-другому.

– Но ничего не потеряно. Изменись сейчас. И поверь мне, не нужен тебе взгляд Младенца.

Антон улыбнулся. – Древние философы утверждали, что если человек не стал мудрым в пятьдесят лет, то ему ничего не остаётся, как заново проходить путь развития. Но есть оговорка, что, как правило, уже не хватит ни сил, ни здоровья. Как раз мой случай.

Мне надоело слушать рассуждения Антона, оправдывающие его слабость духа. Он уже не живёт будущим, и только пытается анализировать своё прошлое. Мне что, упрашивать его не падать духом, как маленького? Бесполезно.

– Не может быть, чтобы ты раньше не встречал в жизни хорошего человека. Хороших людей много. Просто ты не разглядел его, увлёкшись самим собой, – сказал я и встал, добавив. – Пойду тоже чем-нибудь займусь.

А занимался я системно. Меня интересовала органическая жизнь. Не в плане простейших форм жизни, которых пытаются вычислить и обнаружить учёные на Европе. Нет, меня интересовали фундаментальные знания органической клетки, и возможности её генетических изменений в зависимости от окружающей среды. Мне помогал молодой учёный, который вместе с Лили спас нас в первое посещение Европы. Он во время связи с Марсом просил передавать специально для меня файлы учебных источников, и многое объяснял мне с помощью слов и простых опытов. А я помогал ему в его рабочее время, чтобы он больше выкраивал время для меня.

Когда я приходил к Антону на полчасика во время обеда и ужина, то Антон загадочно смотрел на меня, пытаясь понять, чем я живу здесь на научной станции. А я спрашивал, что ему надо, чтобы скоротать время вынужденной неподвижности? Но он ничего не просил, отвечая, что источников информации, находящихся в базе данных на станции ему вполне достаточно.

Как-то Антон спросил у профессора, когда в очередной вечер мы навестили его. – Профессор, вы знаете, чем здесь занимается Лексис?

– Догадываюсь, – ответил он.

– Я тоже догадываюсь. Он хочет в перспективе вырастить на Марсе сад.

– И я думаю, что у него получится, – оптимистично высказал своё мнение профессор. – Ещё относительно молод, характер есть, голова работает, с людьми может ладить. И самое главное, его к такой цели, мне кажется, ведёт сама Мировая гармония. Или подталкивает. Вполне возможно, что марсианские сады – предназначение Лексиса.

– Да, в этом его предназначение. А знаете, профессор, как он упирался и злился на меня, когда я вытаскивал его из марсианской мясорубки, правда, в которую сам и затащил.

– Я представляю, хорошо представляю. Какой он, я понял ещё в первое наше знакомство, и ничего не смог поделать, как дать согласие дочери связать с ним свою судьбу. Нелёгкую, но, думаю, счастливую судьбу.

– Я вам не мешаю, – не выдержав, спросил я, – может мне выйти, чтобы ваш разговор стал более приличным.

Антон и профессор заулыбались. – Не обижайся, мы, чуть шутя, решили поговорить о тебе при тебе.

– Почему вы относитесь ко мне, словно я маленький. Да, я младше вас, но я не ребёнок.

– Ты ребёнок, – ответил профессор. – Не глупый ребёнок, а очень разумный ребёнок. И в этом заключается твоя яркая особенность. Разумный сильный мужчина, способный в некоторых ситуациях полностью отбрасывать взрослый логичный расчёт и опираться только на по-детски чистые светлые чувства – большая редкость. Антон спасал тебя, потому что чувствовал это в тебе. Я доверил тебе Лили, потому что тоже чувствовал это в тебе, – он сделал паузу, а потом добавил, как итог. – И мудрый старец и чистое дитя всегда будут рады тебе.

Трёх с половиной месячное пребывание наше на Европе постепенно подходило к концу. Антон уже мог немного поворачиваться и приподнимать верхнюю часть тела. А моё колено полностью восстановилось. Транспортный грузовой корабль вылетел к нам с Марса с небольшим опозданием и должен был приземлиться приблизительно через пять дней. Жизнь протекала на Европе обыкновенно и равномерно, когда появились первые новости об повторно возникшем военном конфликте на Марсе.

Через неделю, перед самым отлётом с Европы, мы получили полную сводку об прошедших событиях. Война протекала всего два дня. В космос поднялся из района южного полюса планеты марсианский крейсер и пять военных модифицированных десантных кораблей. Они атаковали крейсер землян и три лёгких корабля прикрытия. Земляне успели подготовиться к атаке, но их ракеты не смогли нанести большого урона марсианскому крейсеру и вывели из боя только два десантных корабля. А напротив сами были полностью разбиты. Оставшиеся в живых земляне с разрушенного крейсера были эвакуированы марсианами. На помощь к крейсеру землян поспешил второй крейсер, находящийся в зоне Марса. Но не успел. Марсиане предложили землянам не повторять участь разрушенного крейсера и прекратить военные действия. Земляне согласились. В тоже время на самой планете массовыми, но организованными действиями были захвачены марсианами важные энергетические и военные объекты. Объекты, которые самоотверженно защищались полицейскими и военными службами были блокированы. Марсиане выдвинули землянам ультиматум. Начались переговоры. Они протекали три дня. Земляне поняли, что противопоставить и в космосе и на Марсе революционерам нечего и подписали ультимативные требования марсиан с небольшими поправками. Главную роль в урегулировании отношений между планетами и признании независимости Марса сыграла ВОБР, как гарант безопасности развития человечества. Она смягчила довольно жёсткие требования марсиан и заставила корпорации признать оставшиеся. Человеческих жертв в результате разумной политики ВОБР было значительно меньше, чем в прошедшее шестью месяцами ранее противостояние.

Мы слушали хронику новостей и смотрели документальные видеоролики. Антон иронически улыбался. А я радовался всем сердцем. Когда мы проанализировали всю информацию, Антон сделал выводы.

– Всё прошло, как по написанному сценарию. Марсианскому сценарию, чуточку подправленному ВОБР, чтобы не потерять своё лицо и, следовательно, влияние. Но меня удивили марсиане. Как было всё организовано и воплощено в жизнь на высоком уровне в течение десяти лет. Из действующего комплекса по добыче полезных ископаемых пробили большой подземный тоннель протяжённостью двести километров в сторону южного полюса, где была создана секретная зона по проектированию, а потом и созданию крейсера. Горнодобывающий комплекс был в зоне внимания землян при последней операции. Там было много вспомогательных производств, впрочем, как и по всей планете. И он был уничтожен. Но за три месяца до операции тоннель был взорван, скрыв все его следы и полностью отрезав марсиан в секретной зоне. Но у них уже было всё для окончательной доводки крейсера. И необходимые средства для жизни, работы людей, и необходимые комплектующие материалы. Последним росчерком пера был вскрыт свод подземного сооружения, и уникальный крейсер вылетел творить новую историю марсианской жизни, точнее, всего человечества.

Вот такие дела, Лексис. Теперь мы полетим на Марс. Ты – герой для марсиан. И марсиане тебя уже не дадут в обиду, и мы выведем на чистую воду грязных типов из ВОБР.

– Всё замечательно, Антон. Но надо подумать и о тебе. Профессор косвенно интересовался у одного своего знакомого учёного, работающего в области медицины, об электронно-нейронной операции при травме позвоночника. Он сказал, что на Марсе успешно проводят подобные операции, правда, они дорого стоят. Но у меня и профессора на счетах есть деньги, а если не хватит, попросим занять марсианских друзей, думаю, они не откажут. Так вот, как прилетим на Марс, ты сразу должен оперироваться.

– Спасибо, Лексис. Но мне не нужны деньги марсиан, профессора и тем более твои. Я гордый человек, и никогда не возьму деньги у подлеца или хорошего человека, которому сам сделал подлость, как бы мне тяжело не было. К тому же, у меня есть деньги. Я работал для людей по доброй воле, но от гонораров ВОБР не отказывался. Я считался ценным сотрудником, и мои гонорары были довольно высокими. Я сам в состоянии заплатить за операцию.

Но не это главное. Меня интересует другая операция. На голове. А вот как быть с ней, я не знаю. Перед тем, как тебе и мне вставили чипы, я спросил у хирурга, не опасно ли это. Он сказал, что всё под контролем. А потом, смеясь, добавил, что вставить чипы легче, чем их вытащить, если, конечно, не вытаскивать чип только у одного. Но, увидев мои переживания за тебя, добавил, что волноваться не стоит. Чтобы деактивировать детонатор взрывчатого вещества, достаточно просто ввести в микрочип код. Когда операции по установке чипов в наши головы успешно прошли, я пытался скопировать код деактивации. Но, по жёсткому указанию сверху, электронный носитель кода был сразу же отравлен в секретный накопитель. Я боюсь, что он может быть уничтожен, так как ВОБР думает, что и мы уничтожены, а это сильно осложнит извлечение чипа. Но Лексис, я верю, что всё будет хорошо.

Настало время прощания с Европой. Молодой учёный снабдил меня портативным компьютером со всей информацией, которую ему удалось раздобыть для меня, и пожелал удачи в моих начинаниях. Профессор попросил, шутя и всерьёз, больше не падать на Европу, и вообще не прилетать сюда. Делать, мол, мне здесь нечего. Лучше он сам прилетит на Землю, тем более что он сильно соскучился по Лили и Полю. Я ответил, что мы будем ждать. А Антона профессор попросил просто не унывать и постараться найти себя в жизни.

Полёт на Марс был спокойным, без происшествий. Я занимался самообразованием и играл в шахматы с Антоном. Он говорил, что если мой прогресс в шахматах будет продолжаться таким же темпом, то я скоро смогу обыгрывать его. Но я знал, что это был больше комплимент. Но в беседах Антон уже не был самоуверенным, как раньше. Он вёл разговор со мной уже без наставлений, а как равный по разуму собеседник.

Марс снова меня встретил переменами. Я задумался над происходящими со мной событиями. Всё случилось дважды. Побег и падение на Европу, вынужденное пережидание, полёт на Марс и возвращение на Землю (я уже был уверен, что обязательно вернусь на Землю и во второй раз). Вроде дежавю, но только по пунктам передвижения и некоторым деталям. А по существу всё было наполнено совершенно другими чувствами и смыслом. Всё было новым. И не только благодаря тому, что появлялись новые персонажи рядом со мной, но и благодаря тому, что менялась сама атмосфера и снаружи и внутри меня. Время идёт вперёд, и мой мир переживает бурные изменения.

Марс ликовал. Лица всех людей светились радостью и счастьем. И не только победы, но и больших перемен и перспектив. А я смотрел на людей и тоже ликовал. И я вложил маленькую толику в эту победу, когда рядом с Миком и пожилым марсианином держал оборону подземного комплекса.

Я сразу же с самого приземления попытался выйти на связь с Лили, чтобы успокоить её и сообщить о своём скором прилёте домой. И мне это удалось. Антон же сразу начал решать проблемы нашей безопасности и удаления микрочипов. Он поговорил с начальником службы безопасности космопорта и объяснил необходимость нашей встречи с руководством планеты самого высокого уровня. Постепенно нас, передавая с рук на руки, внимательно выслушивая, говорил больше Антон, а я подтверждал, проведя сканирование мозга, вывели на встречу с членами Главного Марсианского Совета. Антона попросили подождать в приёмной, а меня пригласили в большой кабинет. Там находилось семь человек. Один из них, председатель Совета, представил всех присутствующих. Я вспомнил этого человека, мы встречались ещё в моё прошлое посещение Марса. Именно он принял активное участие в нашем будущем, когда ещё мы были десантниками. Председатель Совета после ознакомления подошёл ко мне и пожал руку.

– Я помню вас, Лексис. Я уже получал удовольствие от встречи с вами. Вы меня помните?