Глаза Младенца

Я вспоминал и об Антоне. Где он, чем занимается? Сумел ли полноценно вернуться в жизнь? У меня было чувство, что он, как я предугадывал ранее, не живёт, а просто существует. Но не это было главное. Главное, у меня было чувство, что я ему что-то не досказал, не допожелал. Я был уверен, что в целом моё поведение было правильным, но непонятный горький осадок после прощания с Антоном преследовал меня.

Этот горький осадок тревожил мою душу даже больше, чем глаза Младенца. Глаза Младенца иногда продолжали вглядываться в меня, но не причиняли никакой боли и тоски. Может, их взгляд уже был не таким тёмным и тяжёлым. А может, они не успевали глубоко проникнуть в мой внутренний мир, потому что постепенно взгляд Младенца растворялся в глубоких и светлых глазах Поля. В тех глазах, которыми смотрел на меня сын при встрече. Глаза Поля способны были противостоять глазам Младенца и поглощать их в себе. Не знаю, глаза Поля приходили ко мне на помощь, или глаза Младенца сами, по собственной воле превращались в его глаза, оставляя мою душу в покое. Я не знаю.

Прошло полтора года со времени моего возращения домой. Как-то я, работая в своём кабинете, услышал голоса во дворе и подошёл к окну. Во дворе стоял незнакомый юноша, а Лили просила его зайти в дом. Но он не соглашался. Я приблизил лицо к самому стеклу, посмотрел в сторону и всё понял. На пригорке, а не как положено, на стоянке, находился аэромобиль. Удобное место для обзора всего, что происходило во дворе. Лили тем временем приступила к серьезному наступлению, взяла юношу за руку и потянула за собой. Он чуть поддался, но потом упёрся ногами, словно якорь. Лили никак не ожидала такого противодействия. Ни один мужчина не мог противостоять её обаянию и напору, а тут какой-то парень. Я улыбнулся, не стал ждать дальнейших событий и пошёл быстро вниз к входу. У двери я встретился с Лили, полной негодования и возбуждения.

– Это к тебе какой-то дикий парень. Не хочет заходить в дом, как положено у нормальных людей, и просит выйти во двор тебя. Что за молодёжь пошла, ума не приложу.

Я улыбнулся и, успокаивая, сказал, – ничего страшного, Лили, я выйду к нему. Видимо так надо.

Она внимательно посмотрела на меня, чуточку успокоилась и решила не принимать всё близко к сердцу. Но, я чувствовал, что такого упорного сопротивления никто и никогда ей не оказывал. И она не могла понять, почему это произошло сейчас, когда её действия шли от души и общепринятых норм гостеприимства.

Я подошёл к юноше. Он тоже был ещё сильно возбуждён. Чтобы не подчиниться такой женщине, как Лили, надо иметь стойкий характер или большую подготовку. Я внимательно и спокойно посмотрел на парня и понял, что всё-таки дело было больше в тщательной подготовке. Мы поздоровались. Парню передалось моё спокойствие, и он пришёл в себя.

– Это просили отдать вам лично в руки, – сказал он и протянул мне маленькую коробку. Я взял её, уже зная, что находится в ней.

– Кто вы для него? – спросил я и посмотрел на аэромобиль.

Парень немного стушевался, но ответил, не устояв перед моим пониманием и взглядом, – двоюродный племянник.

– Как он живёт, всё ли у него есть необходимое? – спросил я, не отрывая глаз от аэромобиля.

Там сидел Антон и смотрел на меня. А я смотрел на него, и матовое стекло не могло мне помешать. Я смотрел не глазами, я глубокими чувствами.

– Всё есть, я специально приехал к нему, чтобы помочь во всём, – парень задумался. – Но ему ничего не надо. Живёт, как аскет. Никого не хочет видеть. Всё время о чём-то размышляет и иногда что-то пишет в своей книжке. Я даже удивился, когда он захотел инкогнито увидеть вас, – неожиданно парень осёкся, поняв, что сболтнул лишнее, и стал прощаться. Я не стал его удерживать и попрощался в ответ.

Парень шёл к аэромобилю, а я смотрел на Антона и разговаривал с ним. Я благодарил его за всё хорошее, что он сделал для меня. А он благодарил меня. Я желал ему счастливого пути, а он желал мне счастья. Когда молодой человек уже подходил к аэромобилю, я улыбнулся Антону и помахал ему на прощание рукой. А он помахал мне. Я не видел этого, но точно знал. Парень сел, аэромобиль поднялся, развернулся и стал удаляться, увозя Антона из моей жизни навсегда.

Я вернулся в свой кабинет и вытащил из коробки портативный компьютер и включил его. Я сразу увидел файл под названием «Лексису», открыл его и стал читать.

«Здравствуй, Лексис.

Снова мой старый подарок возвращается к тебе. Как ты помнишь, предыдущий компьютер с моей личной библиотекой был потерян на Марсе. Я и сейчас продолжаю считать, что моя библиотека тебе пригодится в жизни, и поэтому присылаю дубликат. Хотя в настоящее время я уже ни в чём не уверен. Особенно, если это касается тебя. Я так и не понял тебя за год, что мы провели вместе. Не нашлось у меня полочки, в которую можно было вместить твои особенности.

Я говорил тебе при нашем знакомстве, что легко раскладываю людей по полочкам. Я утрировал. Судить о людях очень сложно. Нельзя сказать о человеке, что он хороший или плохой однозначно. Где та линия, которая может провести грань между пороком и святостью. Белым и чёрным. Её нет. Только простейшее можно легко разграничить. А человек очень сложен. Нельзя создать также и шкалу разумности человека. С помощью IQ можно охарактеризовать интеллект, и то больше поверхностно. А разделять людей по разуму? Только самоуверенный глупец может считать, что он способен судить о другом незнакомом человеке, плох он или хорош, с первого взгляда.

Мои полочки условны. Просто у большинства людей есть доминирующие в разной степени свойства. Один больше тщеславен, другой корыстолюбив. Один выше всего ставит свободу, другой – веру. Один не может любить, другой поступиться честью. Один больше интеллектуален, другой чувственен. Вариантов очень много. Относительно легко характеризовать господ-слуг. У них самый похожий, ужасно зажатый разум. И совершенно неважно, кто из них по жизни больше господин, а кто слуга, это зависит от внешних способностей и удачных обстоятельств, а не от разума. Я знал таких людей, находящихся и во дворцах власти и на улицах нищеты, которые мой тест проходили одинаково. Способность унизить другого человека или унизиться самому, потакая своему порочному мировосприятию, у них была, как раньше говорили, в крови. Я их полочки называю «полочками страха», потому что страх всего, начиная от отклонения от мелочных общепринятых условностей и кончая смертью, давит постоянно на таких людей по ходу жизни. Самые неразумные создания в облике человека, проживающие жалкую жизнь. Я не буду останавливаться на многочисленных промежуточных вариантах, и сразу перейду к тем людям, у которых разум совершенно раскрепощён, конечно, по нынешним меркам. Но даже у них есть похожие особенности вне зависимости от их поля деятельности и уровня творений. И для них у меня есть условные «полочки свободы». Да, они по-настоящему свободны, потому что их разум живёт только интеллектом, глубокими чувствами, интуицией и духовностью, а не общепринятыми условностями и тенденциями. Он больше индивидуалисты, находящиеся вне человеческих масс и соприкасающиеся с ними только по материальной необходимости и передаче достигнутых знаний. Утрировано – истинные слуги народа, но созидающие вне народа.

Но что-то я пишу совершенно ненужное и тебе и мне. Старые привычки. Суть не в полочках и других людях. Мне уже нет до них дела. Суть в тебе. Когда мы попрощались навсегда, и ты пошёл к стоянке, я надеялся, что ты обернёшься и благожелательно помашешь мне рукой в последний раз. Но ты не обернулся. Я хотел только одного, чтобы ты меня почувствовал и понял. Мне не важно, что обо мне думают другие люди, мне очень важно, что обо мне думаешь ты. Сложные дни пережили мы с тобой вместе, и ты выплёскивал в своих эмоциях и словах по отношению ко мне и негатив и позитив. Но что ты думал обо мне в глубине своего разума я так и не понял. То, что из тебя выплёскивалось, было честным, но это всё равно были только брызги, а чистота чувств и пониманий оставалась скрытой. Ты всё нёс в себе, не выставляя на показ.

Я пытался заглянуть в твой мир, найти некоторые схожести с другими людьми, испытать тебя и провести аналогии. Удивительно, ты сильно похож на многих, но одновременно и сильно непохож ни на кого. Я понял в тебе только одно, правда, это тоже уже немало. Ты никогда не лгал, даже в мелочах. Ни словами, ни делами. Точнее, ты не лгал разумом. Кто-то скажет, что я сам лжец, что были случаи твоей неправды. Но твоя неправда была чисто внешней, а по глубокому разумению – настоящей правдой. По глубокому разумению. Ты мог менять свои взгляды, как правило, в лучшую сторону – разуму свойственно развиваться. Но ты никогда не лгал. Таких людей в мире очень мало. Раз, два и обчёлся. Но мало кому даже из них выпадали такие испытания, как тебе, а ты сумел пронести себя через эти испытания, ни разу не солгав. По глубокому разумению.

«Зачем, я всё это пишу?» – спросишь ты. Я уезжаю. Очень далеко. Я так и не смог найти себя в этой жизни с тех пор, как мы расстались. Чтобы по-настоящему жить, надо летать. Как ты. А я уже не могу летать. И физических возможностей нет, и душа тяжела. Пора всё бросить и уехать, чтобы совсем не закостенеть телом и разумом. Я уже в мечтах живу на новом месте, где бегу, взявшись за руки, с любимой девушкой по марсианскому полю, насыщенному ароматом красивых цветов, и читаю ей свои стихи о любви.

Одного мне не хватает для отъезда – это твоего понимания и благословения, но думаю, что оно у тебя есть в глубине разума. Это облегчит мне душу. Ты прекрасно понимаешь, что в жизни на новом месте всегда можно получить новое тело, но душа никогда не будет новой. Поэтому не стоит тащить тяжелую душу в новую жизнь, не высоким будет её уровень.

Я думаю, ты всё же поможешь мне. И ещё я думаю, как бы по-разному мы не смотрели с тобой на мир, мы всё равно похожи – ни ты, ни я не убиваем Скитальцев. А это самое важное.

Прощай, Лексис».

Я выключил компьютер и спустился вниз. Лили озабоченно посмотрела на меня и спросила, – всё хорошо?

– Да, – немного задумчиво ответил я.

Она подошла ко мне, думая, что у меня возникли какие-то проблемы. Я обнял её и уточнил, – мне передали подарок от одного хорошего человека – портативный компьютер с его личной библиотекой. Ценная вещь.

Лили улыбнулась и как-то загадочно поглядела на меня.

– Знаешь Лили, я хотел бы полететь на Марс на полмесяца. У нас уже есть некоторые подвижки в работе, и я хочу поделиться информацией со специалистами на Марсе. И я хотел бы взять с собой Поля, – неожиданно попросил я её.

Лили, загадочно продолжая смотреть на меня, ответила. – Нет, я вас не отпущу. – Я удивлённо посмотрел на неё, она улыбнулась и добавила, – пока не отпущу. Пока ты…, – она неожиданно смутилась.

Пока я…? – вопросительно смотрел я на неё.

– Я хочу родить девочку с глазами, похожими на твои глаза, – решительно сказала она. – Я всё уже тщательно обдумала. Ты не против? – спросила она, нежно глядя на меня.

Я крепче обнял её и спросил, немного шутя, чтобы снять её небольшое смущение, – сейчас займёмся решением этого вопроса или отложим на вечер?

Она ничего не ответила, просто сильнее прижалась ко мне. И в мою душу снова взглянули глаза Младенца, красивые зелёные глаза маленькой дочки Макса. В последний раз.