Метаморфозы греха

Раскалившись подобно руде в доменной печи, Алёна Дмитриевна в то же время онемела. Видимо, этот чувственный спич запустил в действие какие-то заржавевшие шестерни в её голове. Неловкую паузу перервал звонок. «Сию минуту из кабинета вон!» – обдала она сидящих за первой партой девочек слюной. Все быстро взяли в руки по ранцу и организованно покинули помещение, благо происходило подобное не впервые.

После лёгкой встряски языка с подкожными складками похмелье будто бы рукой сняло. Чувство складывалось такое, словно кто-то приложил положительный импульс ей под зад. Было оно неприятным, правда, каким-то новым, во всяком случае в последнее время. В тот день требовалось отсидеть ещё три урока, но назло трудовому договору Алёну Дмитриевну обуяла какая-то тоска. Вспоминались ей эпизоды из бурной молодости, когда она сама слыла той ещё оторвой, правда, не испорченной жизнью, имевшей мечты, чувства и прочие атрибуты молодости. Молодости… На этом месте тягостные думы прервались, уже знакомая нам рука начиркала мелом на доске домашнее задание, натянула на себя чёрное пальто и шляпу. На удивлённые взгляды семиклассников она смогла лишь выдавить невнятное: «со звонком уйдёте. Чао, буратины». Кабинет обычно она не запирала, ибо ничего ценного кроме исписанных тетрадок и пару томиков Достоевского там не лежало.

Она дошла до двери своей «ласточки», открыла переднюю дверь, грохнулась на сиденье, снова взяла пачку и закурила. Сразу же почувствовалась какая-то хроническая усталость, как снежный ком становившаяся всё больше за последние годы. «Хоть что-то новое, точнее, новое старое, я ведь сама такой же была, правда, более умной. И ирония у меня имелась почти как у Оскара Уайльда, а у этого Надеждинского больше похоже на Задорнова. Баловство…» С этой мыслью она завела двигатель, докурила, выбросила сигарету и тронулась в сторону «Стоп-сигнала».

Мадам Калашникова добралась до «кабаре», как ею именовался прокуренный кабак с дешёвым пойлом, припарковала «шестёрку» у кустов, в которые ходили мочиться посетители, когда у туалетов ближе к ночи образовывались очереди. Постоянный посетитель, составлявший хорошие барыши владельцам сего чудного заведения, в тот дождливый день выглядела не по обыкновению задумчивой. «Что-то случилось, Алёна?» – дружественно спросил бармен, по совместительству владелец «кабаре». «Может быть и случилось, не знаю ещё», – задумчиво ответила Алёна. «Как обычно?» – продолжил бесплодные попытки зачать разговор бармен. «Нет, Русланчик, сегодня только пиво. Налей мне кружку тёмного». Удивлённый Русланчик налил пол-литра тёмного, после чего пухлая рука взялась за ручку и направилась к дивану со столиком в тёмном углу зала.

В такой же странной задумчивости днём учительница, а вечером буйная алкоголичка, отпила несколько больших глотков. Внезапно навалившаяся усталость взяла своё, и задумчивая посетительница рухнулась на стол, заснув мятежным сном.

Глава 2. Сон Алёны Дмитриевны

Белая «девятка» съехала с неглубокой лесной колеи на большой пустырь. Пустырь прилегал к реке и являлся естественным продолжением береговой линии. За «девяткой» ехали две «пятёрки» зелёного цвета и одна «шестёрка» красного, причём издалека кавалькада напоминала итальянский флаг, особенно с перестройкой в ряд на открытом пространстве. У местных глухой пустырь с густой порослью по периметру имел известность под названием «кричи-не кричи». «А докричаться не сумеешь», – прибавляли некоторые. Именовалось оно так по причине частых криминальных разборок, порой с автоматной стрельбой в финале в лучшем случае по колёсам. Доблестная милиция обычно старалась обходить упомянутое место стороной, ибо под пули лезть никто не хотел, к тому же некоторых сотрудников специально просили не участвовать. Кавалькада остановилась примерно посредине пустыря и стала кого-то дожидаться.

– Мальчики, сходите погуляйте, нам нужно пошептаться, – разверзлась репликой грузная девушка в чёрном плаще и шляпе.

– Этот прапор точно не кинет? – спросила сидевшая рядом на заднем диване мадам с высушенной кожей, напоминавшая шарпея.

– Точно, мой батя имеет с ним давние связи. Вместе учились в институте, пили из одной бутылки, щупали одних и тех же девок. В общем, не разлей вода. Только этого прапора на третьем курсе попёрли за то, что он взгляд положил на одну институтку, когда она уже на кукане плотно сидела у одного препода. Короче, подрались. Ну и после ему и говорят: пути у тебя два – или привод оформляем и сядешь годика на два, или иди в армейку на тот же срок. Уже в армии решил карьеру строить. Видимо, жизнь ничему не научила, поэтому на старости лет ходит с прапорскими погонами. Ну и нам стволы толкает по оптовым ценам. Кооператор! – на последнем слове рассказчица затряслась скрипучим смехом.

– А где он товар берёт, «коммерс» этот? Точнее, кто ему даёт? – задала вопрос дама с кожей крокодила.

– Говорят, с консерваций ворует, может достать что хочешь: от «Макарыча» до «Шилки». После удачных сделок бабки делит с гарнизонными начальниками, конечно, ворует, сука, ну и поделом ему. В нашем деле чем меньше знаешь, тем дольше живёшь.

– Алёна Дмитриевна, кажется, едут, – сказал один бык с полопанными ушами, бросая окурок наземь.

– Ладно, хорош трепаться, пора начинать.

С другой дороги выехал один «бобик» и две «буханки». В каждой «буханке» было человек пять вооруженных АК-74 солдата, в «бобике» же сидели два человека в фуражках и ещё двое рядовых. Остановившись, четверо кроме водителя вышли. Один из быков Алёны Дмитриевны открыл ей дверь, и она с шумным кряхтением буквально выдавилась через проём. Остальные быки покинули свои транспортные средства и встали рядом. Виновники «стрелки» пошли друг другу навстречу.

– Алёна Дмитриевна, мать моя, добрый день, – с напускной радостью огласился человек в фуражке.

– Добрый-добрый, Валерий Николаевич, – с затаённой усталостью поздоровалась Алёна Дмитриевна.

– Как там ваш старик поживает, на пенсию ещё не собирается?

– Да куда уж ему, перестройщики и к ним в МВД пробрались, в руководство, пытаются выжить его. Ну ничего – он Сталина пережил, их тем более переживёт.

– Точнее и не скажешь, голубушка, но я предлагаю отставить сантименты и перейти к делу. Эй, Левченко, скажи солдатикам нашим оловянным, пусть начинают ящики перетаскивать. Проверять товар будете или доверитесь военной приёмке? – с нескрываемой ухмылкой спросил Валерий Николаевич.

– Конечно, нынче демократия, нужно повышать частную инициативу, – Алёна Дмитриевна взяла из специально раскрытого ящика один снаряженный «рожок» и АКМ. Взведя затвор, она дала очередью по лесу.

– Надеюсь, остальное такое же, – растеклась мыслью Алёна Дмитриевна.

– Конечно, маточка, для вас только, того, лучший товар, – немного запнулся прапорщик.

– Ладно, грузите апельсины бочками, братья Карамазовы.

В этот момент служивые стали загружать ящики с автоматами и цинками патронов в багажники «Жигулей», а что не поместилось – в салон, накрыв их предусмотрительно заготовленными коврами. Под грузом корма «пятёрки» просела, чем никто не озаботился. Гении транзитных перевозок решили, что каждая машина после «стрелки» отправится своим маршрутом, и все они встретятся в назначенное время в назначенном месте. Через семь минут погрузочные работы завершились и, поболтав за политику, Алёна Дмитриевна отдала прапорщику набитую «зеленью» спортивную сумку.

– С вами приятно иметь дело, мать моя. Если не секрет, куда вам столько оружия? Хотите отправиться добровольцами в Никарагуа?

– Нет, Валерий Николаевич, в ДОСААФ хотим передать. Пусть молодое поколение привыкает держать оружие в руках, им скоро понадобится.

– Ладно, маменька, Дмитрию Николаевичу передавайте мой физкульт-привет, – смеясь, ответил Валерий Николаевич.

По окончании деловой встречи люди в форме погрузились в «УАЗики» и удалились в обратном направлении. Алёна Дмитриевна подошла к своему оруженосцу с полопанными ушами и сказала: «Серёжа, передай братве, действуем по старому плану. Завтра в девять вечера встречаемся с залётными в промзоне возле железнодорожного депо». Серёжа кивнул, и все погрузились в покинутые тарантасы.

– Как всё прошло? – спросила женщина-крокодил.

– Как по маслу, Нинель Григорьевна.

– Какой-то этот прапор слишком слащавый, базарить любит не по делу, как-то не по-военному, – посеяла тень сомнения Нинель Григорьевна.

– Человек он такой, общительный, сама понимаешь, в части особо ни с кем не побазаришь. Да и какая нам разница, пусть хоть стихи читает, Бродского там какого-нибудь, лишь бы товар хороший был без всяких там хвостов. Серёжа, поехали в «Голубую лагуну», отдохнём немного, а то всё работаем и работаем, как на заводе.

– Будет сделано, Алёна Дмитриевна, – отозвался Серёжа.

Проехав просеку, «Жигули» свернули направо к городу, когда как «девятка» свернула налево и поехала дальше по трассе, делая приличный круг в целях конспирации. Кому-то казалось, что подобные мероприятия излишни, что в городе бояться некого, но «шеф» стояла на своём. Оправдались предпринятые меры или нет, показало время. Вообще же, в масштабах областного города П. группировка Алёны Дмитриевны считалась после «чёрного передела» власти если не самой крупной, то точно самой влиятельной, ибо имела высокое покровительство в органах. На волне перемен Дмитрий Николаевич Калашников решил перестроиться в духе времени, наладить связи с нарождающимися преступными группировками. Делал это умело, по принципу «разделяй и властвуй», отдавая предпочтение группировке своей любимой дочурки. Как говорится, узы узами, а деньги врозь. «Официально» организацию возглавлял бык Серёжа, который отдавал распоряжения от своего имени и ездил в качестве главы организации на стрелки с братвой. Однако он всего лишь исполнял чужую волю, именно волю дочери милицейского полковника. В «консильери» у неё числилась её давняя, ещё с института, подруга Нинель Григорьевна Акопян, вдвоём с которой они вели дела. Женщиной она слыла хитрой и недоверчивой, имела армянские корни и в силу какой-то генетики вся покрылась морщинами уже к тридцати. Благодаря чему в криминальных кругах и милицейских сводках проходила под «погремухой» «губка». Подобно пожарной каланче она выделялась из потока коренастых молодчиков в кожаных куртках, из-за чего в известных кругах имела известность также как «небоскрёб».

Навернув хороший крюк, белый экипаж наконец-то въехал в черту города. «Серёжа, включи чего-нибудь для души, а то надоел твой рок», – вежливо, но в то же время повелительно проговорила Алёна Дмитриевна. Без лишних слов на ближайшем светофоре лысый коренастый мужчина вынул из магнитофона кассету с песнями Depeche Mode и вставил сборник песен Высоцкого. Промчавшись пару широких улиц, которых в городской черте действительно имелась пара, они быстро домчались до единственного приличного заведения – ресторана-кабаре «Голубая лагуна». Данное заведение в силу своего профиля, подчёркнутым относительно высокими ценами и относительно широким ассортиментом блюд, пользовалось репутацией довольно «статусного» – вечером трудного дня здесь собиралась техническая интеллигенция с местного электротехнического завода, всякого рода начальники и даже какие-никакие писатели, поэты, музыканты. Для души услады присутствовала культурная программа, представленная местным оркестром из местного же ДК «Железнодорожников». Оркестр на заказ исполнял песни из «Утренней почты», а по отдельному тарифу и зарубежные хиты групп вроде Modern Talking или C. C. Catch. Звучало это довольно посредственно из-за «отличного» знания иностранных языков, но невзыскательной публике и то считалось за откровение. Бывали здесь и люди при больших деньгах, как тогда говорили, с нетрудовыми доходами; вели они себя шумно и вызывающе. Когда же их набиралось больше одного, то вечер обычно заканчивался дракой или поножовщиной. В общем, приличное культурное заведение.

Любила сюда заезжать и Алёна Дмитриевна в сопровождении своих опричников. Она зашла щеголеватой походкой в фойе заведения, отдала свой плащ и шляпу гардеробщику, перекинувшись с ним парой фраз за здоровье его болеющей жены, вместе с тем дав ему пятак на чай. Гардеробщик работал при интеллигентной наружности, будучи бывшим сотрудником какого-то НИИ, на гребне волны перемен решившего стать кооператором. Ожидания были следующими: продать свою «копейку» и на полученные деньги купить бобриковые шапки. Но дело с самого начала в гору не пошло, отчего новоиспечённый коммерсант разорился. Поэтому, дабы не начать побираться и есть хлеб с водой, он стал гардеробщиком в местном кабаре. Не в НИИ же возвращаться, чтобы воистину не есть хлеб с водой.

Алёна Дмитриевна громко опустилась на кожаный диванчик, немного поёрзала и расплылась в широкой улыбке, подзывая официанта. На клич «обслужите работников ножа и топора» подкатил прыткий молодой человек, который сделал пару комплиментов знойной даме и попросил сделать заказ. На выпад молодого человека Алёна Дмитриевна ответила заказом всей честной компании борща и гречки с гуляшом, а на десерт пожелала отведать штоф водки. Когда официант собрался отчалить, она отвесила ему вдогонку хороший шлепок по мягкому месту, на что тот обернулся и снисходительно осклабился. После мадемуазель Калашникова разгорячилась, достала пачку «Мальборо» и крикнула оркестру через весь зал: «слабо «мурку»?» Те, прекрасно зная норов постоянного клиента, немедленно заиграли заказанную композицию.

Опосля комплексного обеда и половины выпитого штофа горькой Алёна Дмитриевна захотела подвигать туловищем. Заказав любимую песню Семёна Горбункова, она устроила импровизированный канкан с каким-то пьяным сопением с претензией на попадание в ритм музыке. При этом грузное тело маятником шаталось из стороны в сторону, пока в конце концов не грохнулось на стол компании из двух дружинников. На справедливое замечание «закусывать надо, шелупонь подзаборная» леди не сдержалась и выписала по морде одному из них. Да так, что заставила того отпрянуть к стенке. Завязалась драка. Но тут подтянулись молодчики в кожаных куртках – стоит ли говорить, что разделали они парней с красными повязками как бог черепаху.

Алёну Дмитриевну штормило: рассудок её помутился, действия превратились в бессмысленное барахтанье на диванчике. Закончилось всё грохотом буйной головы на обивку и испусканием притом слюны. Докончив штоф, опричники взяли тело шефа под руки и потащили в сторону выхода. Всё это время Нинель Григорьевна покуривала «Кэмел» через мундштук и попивала чёрный несладкий кофеёк. Когда началась потасовка, она потушила окурок о дно чашки и потянулась к выходу. Оттащив бездвижное тело к белому экипажу, его с трудом усадили на заднее сиденье. Но массивная туша никак не хотела поддерживать заданное положение, в связи с чем нашло себе опору в лице Нинели Григорьевны. «Мальчики, довезите меня до дома и можете везти её обратно в вытрезвитель», – отшутилась последняя, и белый экипаж двинулся в путь.

Через десять минут галантный кавалер провожал высокую женщину армянской наружности до двери подъезда. «Долго не возитесь, у нас завтра ещё дела. Адьё, командир», – отдала напутствие она и тут же исчезла во мраке подъезда. «Эй, притормози, мне чё-то хуё…» – просипел кто-то из салона. Через минуту из открытого проёма задней двери послышался ужасный рёв медведя-шатуна и звук мощной струи, запачкавшей часть сиденья, порога и куска резины на полу. Всё действие продолжалось минут пять и сопровождалось нескончаемыми звуками сплёвывания и высмаркивания. Наконец-то тот же сиплый голос заключил: «твою мать, вроде пронесло, трогай, шеф. Да не меня!» Выбросив недокуренные сигареты, два молчаливых спутника сели по местам и покинули поле брани. В салоне послышался раскатистый храп, из-за которого завибрировали стёкла и руки водителя. Ещё несколько минут езды в «погремушке» по ночной дороге привели эту интересную компанию к началу тёмного переулка, напоминавшего въезд в туннель. Здесь находилась фатера Алёны Дмитриевны.

Ночная тьма разверзлась от ближнего света фар аки море перед Моисеем. Машина погрузилась на самое дно переулка и остановилась у подъезда. Неожиданно спутники заметили подозрительную «шестёрку», стоявшую в метрах пяти прямо перед ними. В ту же секунду напарник Серёжи закричал с пассажирского кресла не своим голосом: «Ложись!» Мгновенно раздалась пара длинных автоматных очередей. Серёжа упал замертво на руль, и фрагменты его головы обновили дизайн приборной панели и передних кресел. Компаньон Серёжи по прозвищу «Гвоздь» оказался более вёртким, но и ему не удалось уйти от пули, попавшей в шею. Не теряя времени, он достал из бардачка две «Ксюхи», взвёл затвор у обеих и не поднимая головы повернулся назад. До роковой остановки мирно дремавшая Алёна Дмитриевна со звуками стрельбы очнулась, будто давешней попойки и в помине не было. Оценив обстановку как неблагоприятную, она взяла предложенный Гвоздём автомат и затаилась. «Эй, Сиплый, пойди глянь, сдохли эти сволочи или нет», – послышалось с улицы. Раздался щелчок дверного замка и звук быстро приближающихся шагов. Тогда же Гвоздь резким движением поднялся и разрядил весь «рожок» в приближавшегося убийцу. Послышался звук замертво упавшего тела. Через секунду в Гвоздя были выпущены две длинных очереди. Человек с автоматом Калашникова оказался последним, мелькнувшим перед ним в этой жизни.

В те тревожные секунды Алёна Дмитриевна не издала ни звука. Несколько пуль просвистело у неё над головой. Она готовилась к погибели. Не раз ей приходилось сталкиваться со старухой с косой, от встречи с которой её порой отделяли мгновения. На сей раз она осталась с ней наедине. В разгар раздумий послышались мерные шаги, и они быстро приближались. Алёна Дмитриевна заняла позицию, то есть изо всей силы вжалась в диван и стала целиться в оконный проём чуть выше окровавленной головы Гвоздя. Убийца всё приближался. Сначала он очутился у тела своего коллеги и окончательно убедился в гибели последнего. Данный факт разгорячил его, от бдительности не осталось и следа. С криком: «Ах, вы суки!» он расстрелял остатки магазина в трупы на передних сидениях. У передней двери киллер трясущимися пальцами принялся искать в кармане куртки запасной магазин. Как только он оказался на линии огня, Алёна Дмитриевна открыла стрельбу. Тотчас горе-ликвидатор с криками упал на холодный грунт. В этот момент всё ещё хмельная девушка открыла левую дверь и быстро вывалилась на улицу. Раненный оперативно отреагировал стрельбой, но из-за боли и волнения ни о какой прицельной стрельбе речи не шло. В какой-то момент кончились патроны. Послышалась неотвратимая поступь бывшей жертвы. Увидев своего убийцу, несчастный воскликнул: «ну давай, мочи меня, сука!». Его просьба немедленно была исполнена. Расправа выдалась быстрой, и крики прекратились. Настала гробовая тишина.

Алёна Дмитриевна осмотрела поле брани. Трупы, кровь и битое стекло предстало её взору. Перед ней встала необходимость действовать. Она кинула автомат между двумя мёртвыми спутниками и пошла к багажнику, из которого достала канистру с бензином. Обильно облив им салон, она сделала дорожку метра на три, достала спички и зажгла импровизированный бикфордов шнур. Через несколько секунд столб огня озарил ночное небо. В те тревожные моменты в тёмном переулке никого живого уж не виднелось.

Ночной город пустовал, и горящие фонари только подчёркивали эту пустоту. Почти во всех окнах не горел свет, в остальных же царило веселье, слышались песни, чоканье стаканов и гитарные переборы. Однако весь «шум» остался незамеченным для одинокого странника в чёрном плаще и чёрной шляпе. Когда он выходил из тьмы на свет, запёкшаяся кровь начинала отдавать контрастными бликами на чёрном глянце. Лицо же путника имело очертания молодой девушки с диссонирующими с ними морщинами и седыми корнями волос. Как зачарованная двигалась она по ночным улицам – мысли покинули её голову, в глазах смешались пережитый страх и недоумение. Источник недоумения крылся в факте того, что она живая шагала по тротуару вместо мертвенного остывания в своей «девятке». Попытки обдумать сей чудесный факт не привели к какому-либо положительному результату – голова с седыми корнями будто бы стала громоотводом для мыслей. В какой-то момент ночной пришелец сообразил о движении не в ту сторону. Однако куда идти, было решительно непонятно. Тогда одиночка остановилась посереди ночного города. Почувствовался холодный ветер, застучали зубы, как вдруг поникшее лицо озарилось краской мыслительного процесса. Странник развернулся на сто восемьдесят градусов и куда-то быстро зашагал.

***

В то солнечное утро Алёна Дмитриевна проснулась в не своей кровати. Кто-то завесил все стены коврами, полы застлал коврами, и вообще чувствовалось, что хозяин ценил хороший ворс. В комнате помимо восточного убранства стоял стол с двумя стульями, на одном из которых висел знакомый чёрный плащ с не менее знакомой чёрной шляпой. В один момент Алёна Дмитриевна сообразила свою полную несостоятельность памяти относительно вчерашнего. Складывалось ощущение, будто в голове происходят боевые действия, а во рту за ночь образовалась огромная пустыня под знойным солнцем. Подняться не представлялось никакой возможности, поэтому оставалось лишь созерцать новую для себя обстановку.

В таком положении прошло минут пять. Наконец послышался звук открываемой двери, и в комнате появилась высокая женщина восточного вида с подносом с располагавшимися на нём кофейником, пустой чашкой и баранками. Всё перечисленное богатство расположилось на столе. Обернувшись, она воскликнула:

– Сестрица-Алёнушка, ты очнулась! Как себя чувствуешь?

– Чувствую себя так, словно меня каток переехал, – сделав видимое усилие над собой, выговорила Алёнушка.