«С рождения я не имел ничего, – произнес про себя Нейт, зарывшись в рыжих кудрях. – У меня не было имени, имени, данного мне от рождения… у меня не было дома, куда я мог бы вернуться. Не было ничего. Я был абсолютно одинок. Но она подарила мне всё: имя, дом, семью, чувство важности. Всё, что я имел по праву рождения была лишь свобода, свобода выбора и последствий, за которую я держался. Лишь эта свобода сближала мне с другими, теми, у кого хотя бы была эта частичка своего. Ведь только она была со мной с того момента, как я открыл глаза… лишь она доказывала мне, что я человек несмотря на отсутствие даже имени. Поэтому я не могу простить её… особенно её. Как она могла поступиться с моей свободой?»
– Лотти, – обратился он, легонько оттолкнув. – Я не ненавижу тебя, Гришу и всех остальных. Можешь быть спокойна. Я вас люблю, любил и буду любить. А теперь можно я побуду один и успокоюсь? Вечером вечеринка всё-таки. К тому же думаю, младшим нужна твоя помощь.
Она оставила его. До вечера Нейт не выходил из комнаты, он лежал на кровати, прибывая в напряженных размышлениях. К нему приходила Эли, чтобы собрать вещи; неоднократно стучалась Роза, желая объясниться; в надежде извиниться приходил и Гриша, но он опасался входить внутрь. Однако ко всем Нейт был глух. Звуки шагов, или того как кто-то мнется в проходе, никак не трогали его. Он пуще обычного зарылся в себе.
«Я тот, кто смотрит на небо и ищет ответ. Ты дала мне имя, сказала кто я… тогда почему?»
В уме всплывали воспоминания из детства, они обрывочными волнами накатывали на него, топя в себе.
«Привет. Я Нейтан из Норта. Можно поиграть с вами?»
«Безродный… бее.. какой противный», – бросались задиры.
«Не хочу я играть с безродной швалью… Ты небось заразный».
«Нет, я обычный. У меня и прививки все есть. Вот посмотрите на следы»
«Фу-у… ты чего делаешь?! Папа, – истерично, – ко мне пристаёт безродный»
Кто бы что не говорил, но статус фамилии ценился больше самого человека. И таким, как Нейт, было особенно тяжело. До того, как он узнал, как работает общество, он никак не мог понять, почему столь одинок? Почему в приюте ему рады, а снаружи на него ругаются и прогоняют? С детства общество заложило в него мысль: «Я другой». Только вот с привычным радушием, оно не сказало, почему он другой. Мальчик совершенно этого не понимал, точнее, он видел свою отличность лишь в статусе, в отсутствие фамилии и рода. Он не понимал, что своим характером он куда более выделятся, чем своим происхождением. Эта инаковость постепенно поражала его. В самые ранние годы она проявилась в отстранённости из-за статуса, а после в специфике мышления. Единственной общей вещью, объединявшей его и детей приюта, и вообще всех, кого он когда-либо знал, была свобода выбора. Пускай ограниченного, но выбора. Каждого ребенка приюта Святого Норта всегда спрашивали:
«Ты хочешь уходить в новую семью?».
Выбор являлся политикой приюта, которая обошла его стороной по эгоистичной воле его настоятельницы. И, когда выбор, когда свобода улетучилась, оборвалась и последняя ниточка, что связывала Нейта с этим обществом.
– Если бы ты только спросила, – бубнил Нейт, уткнувшись в подушку. – Если бы спросила, а после объяснила, почему так хочешь поступить. Я бы может согласился бы, ради тебя… ради того, чтобы ты была спокойна. Если бы ты только спросила… Почему ты так жестока со мной? Неужели и в твоих глазах я хуже остальных?
Около семи вечера начался праздник в честь Нейта. Паренек всё же удосужился спуститься, надев свой выходной костюм. Это был серый пиджак в клетку, белая рубашка и пресловутая шляпа с полями. Но помимо, он взял с собой кожаный чемодан, который кое-как смог дотащить. Его он оставил возле парадного входа. На кухне дети уже накрыли на стол. Они пускали слюнки на торт, что удался на славу. Однако по приказу Эли, они не могли до него дотронуться, пока не придёт виновник торжества. На торте сливками было аккуратно выведено: «С днём рождения и до скорых встреч, бродяга».
Нейт не сразу пришёл к ним. Прежде он заглянул в коморку Эли и кабинет Розы, и лишь после заглянул на огонёк.
– А-а? Но ведь мой день рождения только завтра?! – удивленно воскликнул он.
– Мы подумали, что завтра можем не успеть испечь новый торт, – проговорила Эли. – И поэтому решили поздравить сегодня.
– Спасибо, родные…
Он с благоговением смотрел на сладость с розовой глазурью. Собрались все: Роза, Гриша, Лотти, Эли, малышка Мили, двойняшки Стёпа и Гера, картавый Алекс – вообще все сидели за одним столом, во главе которого пустовало место Нейта.
– Торт и, правда, очень вкусный, Эли, – произнес Нейт, откусив кусочек.
– Чего это ты такой вежливый сегодня… Даже не привычно как-то.
Роза не проговорила ни слова, просто не могла. Нейт казался весёлым, таким же как всегда, но печальный взгляд временами проскальзывал. До девяти часов торжество продолжалось. Они успели поиграть в настольные игры, по такому случаю разрешили даже в карты. Азартная Эли тут же присоединилась к ним, проиграв все сбережения Грише. Под конец младших начали укладывать спать, Нейтан нежно уложил Мили в кроватку и рассказал сказку. Потушив свет, прозвучало почти неразличимое:
– Прощайте.
После он помогал убраться на кухне. Этот факт тоже вводил их в недоумение.
– Ты чего нарядный то такой? Не уж то решил покрасоваться новой прической и костюмчиком перед Лотти? – пыталась подколоть Диш.
– Да, так и есть, солдатка, – растянув улыбку, ответил он.
Тут в сердце Эли кольнуло. Характерный звук приземления Атмоса послышался с улицы.
– А где Лотти? – поинтересовался Нейт.
– Она сказала, что забыла что-то в комнате и побежала туда, – ответил Гриша.
– Вон оно как… Так, наверное, к лучшему.
В дверь постучались.
– Кого это в такую темень? – недовольно вопрошала Эли
– Это за мной, – уверенным тоном сказал.
Нейт отворил дверь, и на пороге предстала фигура Гильмеша.
– Что Вы тут делаете? – выкинула Эли.
– Это я ему позвонил… прости, позаимствовал у тебя, – сказал Нейт и передал ей телефон-гарнитуру. – Я решил уехать сегодня. Документы всё равно готовы, верно? – посмотрел на аристократа.
– Всё так, мальчик мой, – кивнул Гильмеш.
– Что это значит?! – вступила Роза.
– Что я поступаю так, как ты того хотела
Гриша стоял в сторонке. Кумир в его глазах сейчас выглядел похитителем, тираном, что отнимает нечто ценное. Никакого восхищения, лишь всепоглощающий гнев.
– Но ты должен был уехать завтра. Нейт, я не понимаю. То ты на отрез отказываешься, то сам приближаешь дату отъезда. Объяснись.
– Я попросту хочу сделать хоть один выбор.
Его фраза, словно клинок принизила её.
– Костя, – обратился Гильмеш к водителю, – забери чемодан.
– Гриша, попрощайся за меня с Лотти и-и береги её, понял?
– И без тебя знаю, придурок, – прослезившись, ответил Григорий.
– В таком случае прощай.
Он протянул ему руку, а в ответ тот обнял его.
– Не прощай, а до встречи, дурака кусок.