Бродяга, Плутовка и Аристократ: Реквием

– Раэв, – заговорил Тибон. – У них скоро кончится терпение, им чуждо милосердие к бесполезной человеческой жизни. Я сделаю всё, что смогу, но тебе стоит поговорить с Николасом. Найти хоть что-то, на что он способен.

– Уже говорил.

– Так поговори ещё, – настоял мальчик. – Племени не нужны трутни. Не подумай, я полностью на твоей стороне, но даже я не могу позволить этим людям загнуться от одного слабого звена. Они должны быть сильны духом, а Николас его подрывает.

– Я тоже не особо полезен, Тибон, но почему ко мне не возникает претензий? – задал резонный вопрос Нейт.

– Есть несколько причин. Первая, все в племени признали тебя своим и доверили тебе их жизни в городах. Они надеются, что ты позаботишься о них там. Они считают тебя полезным в перспективе. И вторая, тебе делают поблажки из-за преклонного возраста.

Тут Нейт возмутился.

– Преклонного?.. Мне всего 20!

– А выглядишь старше, – удивился он. – Эти шрамы на твоём теле внушили остальным уважение, к тому же твой болезненный вид и такие сильные головные боли обычно наступают именно в преклонном возрасте. Вот все и решили, что ты старец. А сколько лет остальным?

– Николасу, кажется, 55, Эйсу и Наташе около 34.

От этих чисел Тибон был взбудоражен не на шутку. Мальчик никогда не думал, что люди способны жить так долго. До 55. Он пошёл дальше, а Нейт фыркнул и замедлил ход, чтобы повозка с Николасом доехала до него. Николас, махая саморучным веером, с улыбкой встретил парня. Его беззаботный вид страшно нервировал бедуинов, шедших рядом.

– О, Нейтан, мальчик мой! – произнёс, приподнявшись. – Как там впереди? Неплохие пейзажи, небось, открываются.

– Для Вас это прогулка какая-то? – буркнул Нейт. – Настойчиво советую изобразить более удручающую физиономию, чтобы дожить до утра.

Николас опешил, аж очки слетели с носа.

– Нейтан, не говори таких страшных вещей… я считаю, что нужно поддерживать бодрость духа, иначе никак не выжить. А ты говоришь совсем противоположное, – он достал платочек и вытер им лоб.

– Ваше самочувствие улучшилось, как я вижу. В таком случае дальше идите пешком, – холодно попросил бродяга.

– Я только изображаю бодрость, – начал отнекиваться учёный. – На самом-то деле кости мои так и готовы разорваться. Пожалуй, мне будет лучше остаться в повозке.

– Николас! – взъелся Нейт. – Вы хоть представляете, в каком положении находитесь?! Вы же ученый и должны знать культуру этого племени, – антрополог явно не понимал, о чём идёт речь. – Больше всего здесь не любят иждивенцев, им очень сильно не по нраву, что у них на кормлении бесполезный рот, которого приходится перевозить на повозке.

Николас сглотнул комок в горле.

– Но я учёный и не подготовлен для такого серьезного путешествия. У меня слабое тело, я не выдержу и километра по этому песку. Они гуманны, Нейт, и не причинят вреда человеку, не беспокойся об этом. Их культура считает человека величайшей ценностью. Всё будет в порядке.

– Мне кажется, Вы путаете их мораль с моралью пророка. Человек не просто ценность, человек ценный ресурс. Чувствуете разницу? Они миролюбивы, пока признают Вашу полезность. Будучи в лагере, мы были для них интересны, но сейчас всё иначе, стоит вопрос их выживания. И я уверен, Ваша жизнь у них не в приоритете. Если хотите дойти до Нового Кома в целости и сохранности, придумайте как быть полезным.

– Эм-м… я могу дать им знания, – придумал он. – Просвещение – это невероятно полезная штука!

– Не сомневаюсь, только не в Пустоши. Что Вы ещё умеете? Ну же, думайте, профессор! На кону Ваша жизнь. Тибон не в состоянии больше сдерживать гнев некоторых членов племени.

– Я-я не знаю, Нейт. Я придумаю что-нибудь, я читал множество книг по искусству охоты. Может быть, знания в этой области могут им пригодиться?

– Может быть, если Вы примените их на практике.

Тут внезапно люди начали замедляться, и те, кто шли впереди передали задним рядам, что Тибон приказал остановиться. Племя было недовольно, их последняя остановка была прошлым вечером. И из-за холмистой местности они прошли очень мало. Нейт направился к Тибону узнать причину остановки, так поступил и Эйс. Парень стоял на верхушке песчаного холма и пристально рассматривал пустующую даль, лицо его было напряженно, а взгляд обеспокоенным.

– Тибон, что случилось? – спросил Нейт, взобравшись к нему. – Почему мы снова остановились?

– Дурное предчувствие, – ответил, не отводя глаз от горизонта.

– Дурное предчувствие?! – выпалил Эйс. – Из-за того, что у тебя нутро шалит каждый час, мы ни на йоту не продвинулись вперёд. Уже давно были бы у Нового Кома, если бы не петляли и не отдыхали, не успев устать.

– Эйс, хватит, – встал на защиту Нейт. – Тибону лучше знать. Если он сказал, что нужно стоять, значит, нужно стоять. В конце концов благодаря его бдительности, мы ещё живы. Заметь, мы ни разу ещё не напоролись ни на одну пустынную тварь.

Солдат умолк, но по его гримасе было видно, что он ещё не до конца высказался.

– Слишком тихо, – произнёс Тибон. – Ни одно животное даже не пискнет, это меня беспокоит. Птицы не летают, и ящерки не смеют показаться из песка. Это значит, тут есть то, что пугает их настолько сильно. Боюсь, нам придётся снова делать крюк.

– Да ты издеваешься! – не выдержал Эйс. – Тут тихо, потому что НИ ХРЕНА НЕТ! Это гребанная пустыня! У тебя явно паранойя, братец.

Взбешенный обстоятельствами Эйс ушёл к остальным.

– Раэв, а что значит паранойя? – по-детски спросил он.

– Думаю, в твоём случае излишняя подозрительность.

– Вот оно как… тогда у меня, действительно, паранойя. Не думал, что от Эйса можно услышать такие приятные слова.

Не успел их покинуть Эйс, как с просьбой к ним подошёл один из охотников:

– Тибон, я хочу пойти на охоту.

– Нет. Тут опасно, – на корню отрезал он.

– Но мы не смогли поохотиться при прошлой стоянке, и наши запасы оскудели. Не важно, насколько это опасно, выбора у нас нет. Либо мы умрем на охоте, либо от скорой голодной смерти.

Тибон задумался, эта идея была ему не по душе, но при этом он понимал всю необходимость охоты.

– Может, мы сможем питаться лепешками несколько дней? – предложил альтернативу он.

– Боюсь, это невозможно. Люди и так слишком устали, без нормальной пищи они загнутся.

Мальчик тяжело вздохнул.

– Я даю Вам разрешение, но пойдут самые опытные. Никаких детей и тех, кто не способен с тридцати метров стрелой поразить хвост ящерицы под камнем.

Охотник согласился на условия. Тем временем парня одолевали сомнения, нечто внутри предвещало неладное. Пустошь – дикое место, она живёт по своим законам, которые подчас постоянно меняются. Любое её состояние, будь то абсолютное спокойствие или буря, не предвещают ничего хорошего. И Тибон это понимал. Чтобы жить в пустыни нужно уметь чувствовать тонкие изменения в ней, просчитывать, к чему они могут привести и знать, что предпринять. А если не можешь, то довериться тому, кто на это способен. Иначе смерть. Тибон был вовсе не подозрительным или осторожным, он просто ясно осознавал суть трех этапов выживания: заметить, предсказать и принять меры. Даже за легким дуновением ветра с непривычной стороны могло стоять нечто страшное, но отнюдь не каждый вовремя поймёт это.

Племя расставило юрты на время охоты, зачастую полноценная охота занимала от одного до трёх дней. Эйс, будучи умелым воякой, тоже отправился в поход. День прошёл спокойно, и солнце уже клонилось к земле. Нейт, Наташа и Николас развели огонь на закате, так поступили и другие бедуины. Они разделились на маленькие группы, согласно своего статусу в общине. Старейшины остались в юртах с ещё несколькими взрослыми, обсуждая что-то. А мальчик Тибон сидел один. Он хоть и был важной частью местной экосистемы, но так или иначе считался отщепенцем. Завидные способности выделяли его среди остальных, заставляли бояться. Он был «особенным», не вписывающимся в привычные рамки жизни, поэтому его сторонилось. В морали племени было нормальной практикой использовать полезного человека как инструмент, проявляя к нему должное уважение, но при этом не поддерживать с ним социальных контактов. Его связь с Пустошью в какой-то степени делала его одним из её проявлений. Волхвы прозвали его живым духом, к которому стоит относиться почтительно, но не приближаться, ибо, как и Пустошь, он поглотит всякого. Он стал воплощением сакрального понимания сущности природы, осо?бой за пределами человеческого.

Ученые-антропологи не знали этого, они спокойно общались с парнем, даже пригласили его к себе на огонёк. На что он с удовольствием согласился. Тибону была приятна их компания, в особенности Нейта. Неложным будет сказать, что он воспринимал его первым другом. Нейтан и Тибон были двумя сторонами одной медали. Оба изгои внутри отрицающей их системы. Но было у них одно разительное отличие. Тибон понимал себя другим, осознавал свою инаковость, пока Нейтан считал себя частью устоявшего порядка, который почему-то не признаёт его. Всю свою жизнь Нейтан был другим, с самого своего рождения, так думали все, все кроме него самого.

«Я негениален в сравнении с остальными, рядом со мной всегда был Гриша, опережающий меня на сто шагов вперед. Я не настолько полезен, как Лотти, что готова помочь каждому. Единственное, чем я отличался, это отсутствие рода. Я из Норта, и этим вся моя особенность, которая страшит других. Но даже это уже потеряло весомость. Я обрёл имя и фамилию. Теперь я такой же, как и все. И нет во мне ничего такого, что могло бы сильно отличать. Другое дело Тибон. Он, и правда, уникален. Несмотря на свой возраст он столь рассудителен. Более того, его навыки вызывают у меня лишь восхищение. В Пустоши он поистине поразителен. Я же на его фоне вовсе блекну. Все из племени буквально в рот ему заглядывают. Здесь стандарты инаковости совсем другие, и тут я совершенно обычный, заурядный даже. Мне это нравится», – думал о себе Нейтан.

– Знаете, я тут подумал, – заговорил Нейт. – Возможно, я использовал неверные документы, когда вступал в экспедицию, – антропологи выказали своё непонимание, отразив его на лицах. – Не формально неверные, а логически. В паспорте я указан как Нейтан из Норта, но если посудить… моё полное имя Нейтан Флок Гильмеш.