Счастье быть русским
Александр Федорович Бабин
Герой, не по годам развитый мальчик из деревенской семьи, хочет стать счастливым человеком и ищет на небе волшебные слова, о которых ему рассказал отец, он их находит. Вспышка света, опускается небо, на куполе множество слов народов нашей планеты, пульсирующие цифры, все это он видит воочию. Рассказы о детстве, Неведомом голосе, поведавшем ему заветные слова… Видит кадры о дальнейшей судьбе России, как при просмотре фильма… Вот суть предстоящего повествования.
Счастье быть русским
Александр Федорович Бабин
© Александр Федорович Бабин, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Книга Александра Бабина – первая в его творческой судьбе. Непритязательные рассказы о детстве, неведомом Голосе, поведавшем ему заветные для каждого русского человека слова, – вот суть предстоящего повествования.
«Русский по духу человек – это не тот, кто имеет определенный цвет кожи, этнические корни или цвет волос. Русский человек – это тот, кто не будет спать спокойно, если знает, что где-то есть несправедливость. Русский – это тот, кто будет искать правду-истину до конца. Русский – этот тот, кто по совести оценивает все происходящее и имеет свое мнение по всем затрагивающим его вопросам.
Слова «у каждого своя правда» придумали либералы, плюралисты. Они – не русские по духу люди».
Лев ТОЛСТОЙ
«Клянусь вам честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество, ни иметь другой истории, чем история наших предков, как ее послал нам Бог».
Александр ПУШКИН
Прежде чем я начал писать книгу, передо мной встал вопрос о ее названии. Вариантов было много: это и «Главные слова в жизни», и «Слова на небе»… Но все время какая-то внутренняя сила толкала меня на написание слова «русский». В процессе работы над книгой я все больше убеждался, что ее название «Счастье быть русским» было единственно правильным, ибо оно в полном объеме отражает суть моей истории. Может, счастье – это родиться китайцем, американцем, не знаю, но я в этой книге хочу донести до вас свое видение – быть русским.
Главное, успеть рассказать об одной истории, которая произошла с маленьким мальчиком, то есть со мной, что и подтолкнула к написанию книги. Этот непредвзятый рассказ по сей день не дает ответа, а только ставит вопросы: почему выпало мне, а не другим, сначала услышать, а потом и увидеть то, что миллионы людей, ученые, историки, археологи не одно столетие ищут и не могут найти.
Сейчас, с высоты прожитых лет, я понимаю почему. Я расскажу о своем детстве, простых людях, их жизни в русской деревне в 60—70 годах прошлого века. Вам будет интересно ее читать, особенно школьникам. Это как очередной урок истории в общеобразовательной школе, только рассказанный не учителем, а участником событий того времени. Отложите на полчаса свои смартфоны, ноутбуки, прочтите первые несколько страниц и увидите, что, то время, в котором жили ваши ровесники, было не хуже, а в какой-то степени лучше, интереснее. Рассказ послужит примером в дальнейшем, особенно – при выборе своей профессии, формировании жизненных ориентиров, поведении в социуме. Поверьте, читая эту книгу, вы будете понимать, что многое делали раньше не так, особенно в отношении со своими родителями, с окружающими вас людьми, как отличались приоритеты моральных, материальных ценностей того времени и нынешнего.
А происходили все эти события в маленькой деревне с красивым названием Ключики, что находится в Курганской области. Курганская область – область за Уралом. Поэтому край наш зовется Зауралье. Сказать, что в России таких деревень насчитывается сотни тысяч, наверное, было бы неправильным.
Таких, как Ключики, единицы! Небеса наградили ее живописной природой, сравнимой разве что с лучшими кадрами фотосъемки, сделанной в горах Швейцарии. Почему – Швейцарии? Да просто по ландшафту они схожи. Только в Швейцарии настоящие горы, а у нас в деревне холмы. Но почему-то все жители называют их горами. Есть, к примеру, Монахова гора. Вы скажите: странное название… Но на ней в начале века когда-то стоял дом и в нем жили монашки местной церкви. Минина горка… Всего лишь несколько домов, в которых проживают люди с фамилией Минин. Есть горы, названные по своей рельефной структуре. Крутенькая горка… Красивое название. Но когда наступает осень и льют дожди, а зимой на ней лежит снег, то она становится капризной. Чтобы на нее подняться, нужно приложить немало физических усилий. На этих холмах в своей природной красе величаво стоит лес, в котором дружной семьей русские белоствольные березки соседствуют с соснами вперемешку с кустами рябины. Холмы рассекают глубокие рвы. Весной по ним бегут горные ручьи, гул от которых слышен далеко в округе.
Так вот, между этими холмами и на них расположилась моя деревня. Улиц, как таковых, нет, если только небольшие, в несколько домов. Это природный ландшафт внес свои коррективы. Но это было и уникальностью деревни при ее строительстве, потому что каждый житель, которому на душу легла местность, строил свой дом с приусадебным участком как придется, но с учетом его сбережения.
Мой рассказ о маленькой Швейцарии был бы неполным, если бы я не рассказал о реках, которые берут начало из недр земли неподалеку от деревни. В устьях рек и по всему руслу имеются подземные ключи. Вот поэтому наши предки и назвали деревню – Ключики.
Лист из исторического документа об образовании деревни Ключики.
Речушек немного, всего лишь четыре, но они, как бы сговорившись между собой, разделили деревню на части, дав понять жителям, что для полной природной гармонии на картине под названием «Ключики» именно такой и должен был сюжет. За околицей реки соединяются в одно русло и продолжают свое путешествие. Старики называют деревню Берендеевом царством. Наверное, у них это ассоциируется с русскими народными сказками. Я в процессе своего рассказа еще вернусь к описанию природы, ибо в двух строчках эту красоту не описать.
Возраст моей деревни небольшой. Из архивных источников, которые хранятся в районном музее, такие места осваивали свободные люди-переселенцы из центральной России. Освоение Сибири в то время для государства было задачей номер один. Не освоишь территорию ты, освоят другие, только вот потом выселить их с нее будет проблематичнее. Вот архивные данные о зарождении моей деревни…
Одним из ее основателей был мой прапрадед, Федор Никитич Бабин. О событиях тех лет так написано в архивных документах:
1 февраля 1846 года начальник межевания казенных земель в Сибири получил из Рязанской палаты Государственных имуществ уведомление к переселению, в котором сообщалось, что избранные переселенцами работники под надзором старшин выехали для приготовления хозяйственных обзаведений и, чтобы не тратили понапрасну времени, но заготовляли все нужное к приходу их партии, которая должна прибыть к концу зимы 1846 года. Всего в партии числилось 164 души из Раненбургских подгородних слобод и села Кривополянья. Во главе работников стояли старшины от подгородних слобод: от Зареченской и Крючковской был избран Федор Никитич Бабин. По ревизии 1833 года ему было 42 года. От села Кривополянья – Илья Лукич Сапрыкин, 33—37 лет. Старшим были выданы погонные (дорожные) деньги и пропускной вид со списком переселенцев, в котором указывался состав семейств, фамилии, имена, прозвища, количество мужского и женского пола, какого возраста (по предыдущей ревизии) и сведения об их имуществе. Вначале для обустроения приехало 40 семейств в количестве 42 душ («одна душа» означала возраст от 18 до 65 лет). Некоторые из переселенцев были оставлены в дороге из-за болезни, среди имущества учитывалось «носимое платье и лошади с упряжью». Путь от Раненбурга до Курганского округа был разбит на участки. В среднем они проходили по 25—30 верст за одни сутки».
Неправда ли, интересный стиль написания текста, который взят из архива библиотеки, как сильно отличается он от современного. Я еще вернусь к становлению моей деревни в процессе рассказа, а сейчас не терпится рассказать, с чего же все началось.
Жили мы всей нашей дружной семьей в одном доме. Это: мои родители – отец Федор Михайлович Бабин, мама Анна Семеновна, в девичестве Сергеева, дедушка Михаил Самойлович Бабин, бабушка Татьяна Андриановна, два моих брата Михаил и Василий, и самый уважаемый член семьи – прапрабабушка Евгения Никитична, которую мы, ребятишки, называли баба Еня. Прапрабабушка родилась в 1870 году. Хорошо помню, как она говорила: «Я родилась в один год с Лениным». Были еще два члена в нашей семье, это маленькая дворовая собака Жучка, которая жила в будке у крыльца, и кошка Муся, но ей было позволено жить в доме. Отец с дедом строили недалеко другой дом, так как в этом было уже тесновато, но нас, маленьких детей, все устраивало. Всегда кто-нибудь в доме покормит, помоет и уложит спать.
Дом, в котором мы жили, стоял на пригорке. Вокруг него справа, слева, и напротив, были примерно такие же одинаковые дома. Со слов деда, а он 1903 года рождения, дом был построен еще в начале века из сосны, диаметр бревен составлял около 60 сантиметров. К нему был сделан прируб, но уже из бревен меньшего диаметра, так называемая – изба. Такие дома из огромных бревен сейчас никто не делает, да и зачем, везде отопление современное. А у нас на кухне стояла русская печь и печь-«голландка» в горнице.
Слева направо (здесь и далее): брат Василий, мама-Анна Семеновна, отец-Федор Михайлович, брат Михаил. Меня в планах еще не было.
Горница – это как сейчас зал в квартире. Красивое название «горница», в ней отдыхали только вечером, днем было запрещено лишний раз в нее заходить. Еще были так называемые сенцы, это тоже прируб к дому, но они зимой не отапливались, летний вариант помещения. Сенцы были разделены на две части. В одной комнате стоял большой сундук и кровать. Летом прабабушка там отдыхала. А вторая половина была сделана под кладовку, для хранения продуктов.
Вечером семья собиралась на кухне, которая была очень просторная, больше по размерам, чем горница. Вечерами в ней происходили удивительные события…
Мы с братьями размещались на печи или на полатях. Полати – это второй ярус на кухне, изготовленный из досок, между русской печью и стеной от входа в дом. Полати были большими, на них могли бы разместиться четыре взрослых человека, ну, а для нас, маленьких ребятишек, это был целый аэродром. Для удобного отдыха полати были застелены дедушкиным овечьим тулупом, это обыкновенная шуба, только большого размера. Здесь же лежали отслужившие свой срок другие носильные вещи. Тулуп был предназначен для зимних поездок в санях.
В то время гужевой транспорт был практически основным, а с тулупом в дороге любой мороз не страшен. Им можно было укрыться сразу двум взрослым пассажирам.
И вот однажды, осенним вечером, на посиделки, или, как у нас еще их называют в деревне, «вечорки», пришли наши родственники: дед Сема Гальцев и его жена баба Ганя. Дед Сема был в деревне лесником, а это значит, как его шутливо называли – «второй человек после Генерального секретаря КПСС». В его власти находился весь лес, а кто им владеет, тот владеет всем миром. «Лесникам деньги не давать, сами себя прокормят», – еще царь Петр Первый триста лет назад говорил о такой профессии.
Дед Сема любил привирать. Жители деревни это знали и делали вид, что верят. У него и кличка была «Сема-верич». Но он был добрым, отзывчивым человеком. В народе про таких людей говорят «рубаха-парень». Он частенько был «навеселе» после удачной продажи леса на «сторону». «Сторону» эту все знали, пользовались ей, всем было выгодно: не нужно оформлять никаких лишних бюрократических бумаг, бутылка спиртного в то время решала все вопросы. Каждый в деревне на крайний случай имел ее в своем «кошельке». Расчет бутылкой распространялся на все виды работ, которые были на тот период в крестьянском хозяйстве.
Как всегда, дед Сема, отец и дедушка Миша разместились на лавках вокруг кухонного стола, а моя бабушка и баба Ганя в «кутье», это часть кухни около русской печи.
Вам, наверное, интересно узнать, почему я использую такие непонятные слова? Да потому, что они были в лексиконе того времени, так общались простые русские люди.
Брат Михаил, дедушка Миша, брат Василий.
Мама, как всегда, была в горнице и вязала носки, а их нужно было связать несколько штук, одни мужики в доме, и каждому потребуются зимой не по одной паре. Поэтому этим занятием она занималась практически каждый вечер.
На улице еще было тепло, так называемое в народе «бабье лето». Дни становились короткими, ночи длинными, поэтому, чтобы скоротать вечер, и были посиделки. Большие летние крестьянские заботы позади, сено коровам накошено, в огородах урожай весь убран, дрова на зиму заготовлены, пришло время отдыха.
Вы, наверное, подумали, был ли у нас телевизор? Отвечу, нет, ведь электричества в доме не было, как и во всей деревне. Вместо светильников в доме были две керосиновые лампы. Когда вечерами их зажигали во всех комнатах, света было, как на современном шоу. Но обходились одной, даже читали книги.
Старший брат Михаил уже учился в школе, ему приходилось делать домашние уроки, поэтому включали вторую лампу в горнице.
На кухне и в горнице были «божницы». Это в углу комнаты небольшие полки, предназначенные для икон, на них лампадки, по церковным праздникам их зажигали. В них наливали подсолнечное масло, а в середине их имелся фитиль, который и использовался вместо горения свечи. Дедушка с бабушкой были людьми верующими, поэтому лампадки по церковным праздникам не гасились и днем. Дедушка окончил школу при нашей деревенской церкви, и каждодневное пение молитв было для него обычным делом.
Я потом еще вернусь и расскажу, как он учился в ней, с его слов – это были счастливые годы. Раньше за плохое поведение на уроке из класса не выдворяли, а ставили на колени в угол класса на горох, который был рассыпан на полу. Он был предназначен для «быстрого» понимания и осознания, как правильно вести себя на уроке. Плюс для «дополнительного понимания», как вести себя на уроке, батюшка мог рассказать отцу, а это уже преследует другое наказание, более убедительное, правда, не словами, а через другое место. Через это «место» всегда быстрее доходит…
Вот такие были реалии воспитательного процесса того времени. Опять я отвлекся от самого главного…
Так вот, чтобы вам было легче воспринимать рассказ, напишу немного о себе, так как рассказ мой будет более реалистично вами восприниматься, ведь все мы когда-то были маленькими. Но я в этот вечер повзрослел не на пять и не на десять лет, а на всю жизнь… Как будто сознание взрослого человека вошло в меня и стало воспринимать все вокруг по-другому, а как – я напишу после описания моего автопортрета.
Было мне в то время годика два с «хвостиком». У меня уже был «большой» жизненный опыт. Помогал дедушке и бабушке по хозяйству, мне доверяли пасти гусей с маленькими гусятами, а это ответственное дело, тут нужен глаз да глаз. Гусята могли убежать, спрятаться в траву, а там может кошка с ними поиграть, да и вороны летали, а это первые воры на деревне. Я уже самостоятельно кормил гусят молотым горохом, поил из блюдца водой, в то же время, играя с ними. А игра заключалась в том, что я горох клал на свою ладошку и протягивал к ним. Гусята наперегонки подбегали и клевали, щекоча ее своими клювами. Всегда со мной была «палка-выручалка», изготовленная из ивы. Ею было можно хищных птиц отогнать и гусака, главного, на тот момент, моего врага во всей деревне. Гусак – это вожак гусиной стаи. Он был защитником своей гусиной семьи и постоянно пытался меня ущипнуть. Иногда это удавалось, после щипка оставались на теле синяки. Я терпел, но и ему тоже попадало от «палки-выручалки». Хотя взрослые относились ко мне, как к ребенку, но все время напоминали: ты же мужик, совсем взрослый, ты же офицер, терпи щипки гусака. Приходилось терпеть, тем более дед служил «в действительной у самого маршала Ворошилова», как он любил говорить, да еще и в кавалерии. Воинская часть находилась под Москвой, дед лично видел маршала, один раз ему посчастливилось даже поздороваться с ним за руку, когда был дежурным по части. Прошел всю Отечественную войну. Отец тоже служил, но уже после войны, в Германии. Дед одевал по праздникам военную гимнастерку, синие галифе и хромовые сапоги, которые начищал обувной щеткой так, что можно было в них смотреться, как в зеркало. Правда, пахло от них сапожным кремом на всю избу. Дед курил махорку и имел при себе кисет с вышивкой золотыми нитками «На Берлин!» Имел много наград, орден Красной звезды и целый ряд разных медалей.
Мне особенно нравилось носить на своей груди медаль «За отвагу», на которой был изображен танк. Родители дедушке говорили, чтобы он не давал медали нам играть, так как мы их могли потерять, сломать. Но дед не возражал, праздник 9 мая в стране еще не праздновали, и он относился к этому спокойно.
Только теперь я с высоты прожитых лет понимаю, что для него значили ордена, медали… Главное, чему он всегда радовался, что нет войны. Вернулся живой, хотя и весь израненный, в области головы был шрам от осколка снаряда. Дедушка был трижды ранен, дважды ранения тяжелые, так написано в его архивных документах. Но он о войне рассказывал мало, наверное, вспоминать о ней ему было тяжело.
При слове «офицер», если меня кто-нибудь так называл, у меня как будто вырастали крылья, я становился выше ростом, представляя себя одетым в военную форму и марширующим в строю на военном параде. Видя это, родители купили мне морскую форму. Форма была «настоящая»: это шорты на двух лямках, бескозырка с надписью «моряк» с двумя ленточками и нарисованными на них якорями. Это фото есть в книге. И по сей день, когда гляжу на него, у меня захватывает дух от «грозного» вида маленького защитника.
Почему форма моряка? Да просто в то время не было такого ассортимента одежды в магазинах. Жили все скромно, младшие в семье донашивали одежду за старшими. Но у меня морская форма была новая, и это придавало мне особый статус среди родных братьев. Михаил был постарше меня на шесть лет, а Василий – на два с половиной года. Когда погода была прохладная, родители заставляли меня надевать девчачьи чулки, так называемые гамаши, с чем я категорически был не согласен и плакал, говоря, что надо мной смеется Васёк. Так я называл среднего братика, который постоянно меня подзуживал, называл девчонкой. Васек был пошустрее, чем я, всегда везде успевал, был аккуратен, что меня и злило. Тем более, он всячески меня обманывал и не брал с собой играть, так как у него друзья были его возраста. Я за ним не успевал, и он, любым способом обманывая меня, оставлял с бабушкой дома.