Изменник нашему времени

К счастью для человечества, неблагоприятные виды на личную жизнь штандартенфю… не подтвердились – замуж вышла, – одним эсэсовцем меньше…

Стал искать местечко (институт – большая организация) более органичное своей уязвимой сущности. Требований эксклюзивных к окладу не было, и такое место образовалось. «Отдел типового проектирования и унификации» – удивительный социокультурный феномен! Может, в недрах его концепции спрятан почти космический разум, но на видимой стороне – торжество фрактала.

Никакой умственной инициативы, воспроизводишь аналоги и только, вульгарная стандартизация в деталях и общем, – коли только подражаешь, значит сам не соображаешь. У тебя фиктивный диплом, т. е. стандартного образца, и второй юношеский по шахматам, при этом неплохая графика, а если ещё и тушью, то карьера, почитай, сделана. Образец из юриспруденции – принцип прецедентности – экономия на затратах справедливости – эфемерной сущности суда.

В проектировании та же история: глохнет двигатель прогресса без эвристики, её тотальный дефицит во всей демиургической штамповочной марксизма.

Но эта жизнь была слишком бездушно, морфинистски комфортна, люди начали массово недомогать сонной болезнью. В высшей инстанции, что называлась партия-и-правительство, принято решение разбудить творчество масс внедрением ЭВМ.

Власть перфокарты

Очистили от людей целый зал – в незабытой традиции уплотнения – и установили синие шкафы с «фильмобобинами». Вместе с оборудованием был специалист, казалось сначала, как часть оборудования искусственного сознания. Но не мог же допустить политотдел армии, чтобы в недрах ВПК создали интеллект с пародийными семитскими чертами?! Полное лицо с выдающимся лбищем, тёмная бородка клинышком с курчавинкой, роговые очки, взгляд на два градуса выше линии горизонта, беззастенчиво манкируя её линией нестабильным состоянием – не иначе, оперируя принципом Д’Аламбера? – упирался собеседнику не в глаз, а в бровь, что немного раздражало, – взгляд будто демонстрировал пренебрежение твоей, какой-никакой, но всё же личностью, считывая содержание черепной коробки непосредственно, без вербального кода доступа, сиречь языка.

Костюм 3-й полноты мягко охватывал представительное чрево, естественно, не эллинской анатомии. Ходил степенно, осторожно, будто испытывая недоверие к конструкции перекрытия, кисти скрещенных сзади коротких, полных рук, устроившихся на пояснице, равномерно сжимались и разжимались словно отгоняя от сенсибельного места ишиас – настоящий перипатетик, но давший подписку о неразглашении хода своей мысли. А всё-таки главным подтверждением, что новоявленный главный программист – из плоти, являлся не пачпорт с фамилией Коган, а лабильность его психосоматических состояний.

Двоичная система, как цифровая форма дуализма, сделала управляющего электронным арифмометром истовым манихеем, – либо полный покой нирваны, либо, при обращении живущих в десятичной системе с «неправильно» сформулированным вопросом, вхождение в состояние амока, что выражалось переходом беседы на бейсик, запотеванием толстых стёкол очков; последнее – сигнал к окончанию аудиенции.

Спец был постоянно тверёз и потому, вероятнее всего, нуждался в стерильных условиях – иммунитет надо же чем-то стимулировать или ограждать. Так для него покрыли пол алюминиевой плиткой, стены обшили, теперь-то все знают, нанометровыми панелями, в вентиляцию, гонявшую стаи вирусов, приспособили заграничные фильтры; допустить, что вида монструозного шкафы с радиодеталями непоколебимо утвердившиеся нуждались бы в особо лояльных им условиях, было немыслимо, – несокрушимость наших ЭВМ была самой очевидностью.

Представал брамин – если придерживаться одной версии, то всё же цадик – в белом халате, как и переподчинённые ему сотрудники, ставшие адептами миссии и неприкасаемыми, даже для административной длани, что ране была вездесуща и всемога.

«Новая крыша» с неопределённым кругом широких полномочий, что чрезвычайно напрягало старое начальство, давала право на первенство в получении квитков со сведениями о зарплате и налоге. Приходившие в «скинию собрания» с требами «посчитать», – «Только по записи и в марлевых масках!» – гласило уведомление. Нечего делать – необходимо было императивно доводить до показателя установленного уровня процента из общего количества расчётов в подразделениях института; даже в сопутствующих, «технических», это поощрялось. Что ни одно строение, на которое была выдана проектно-сметная документация специалистами института, не рухнуло, так это потому, что сопромат был перепроверяем по старинке.

По институту распространились, как подмётные листки-картонки, носители эзотерической нумерологии, исторгаемые ЭВМ, не предвещавшие лёгких времён. Да, противостояние нулей и единиц с перфорацией вуду не могло стать источником исторической эйфории – без ощущения восторга социализм был обречён, вместе с его идеологической основой NotaBene жёсткой проектной регламентацией.

Кто не догадывается, то большие районы из микрорайонов девятиэтажных панелек – если предложение кажется семантически и стилево неказистым, то тогда это наиболее конгруэнтное языковое отражение эстетической действительности наших городов – результат массового (vulgaris) и безликого градостроительства и в целом – плоть от плоти господствующего мировоззрения.

Мало того что скороспелый девятиэтажный ландшафт уныл однообразием, так фасады домов ещё надо было поддерживать в пристойном состоянии регулярной покраской. Наш таинственный «Солярис» выдвинул рационализаторское предложение: фасадная плоскость стеновых панелей должна соперничать с традиционной гжелью по красоте и, главное, долговечности. Сигнал по иерархической связи достиг головы нашего начальника, и он начал действовать. Логика его была вполне оправдана: если вычислительный центр способен добавить уральские к окладу и премиям, то рассчитать размеры глазурованной плитки для лицевой поверхности ячеистого бетона стенового ограждения – несколько машино-минут не трудозатратного времени, с привычной потерей лица на переговорах перед Его Высокомерием; регенерация собственного достоинства происходила быстро, посредством психологического паразитизма и комфорта служебной доминации в среде зависимых.

Собственно расцветка – это игра пигмента, а его подбор – дело художника. Сложность заключалась в том, чтобы подобрать два типоразмера, максимально больших, для всей номенклатуры не строго модульных простенков, чтобы удовлетворить простоте формовочной технологии домостроительного комбината. И вот наш гой начальник повлёкся уже в святая святых – «Иродион». (Позже имя собственное сомнительной коннотации, быстро пообтрепавшись до сатиации, уже став нарицательным, не казалось отходом от постулируемого интернационализма.) Свидетелей переговоров не было, но на следующий день вибрация, испускаемая Центром Электронной Мысли, достигла уровня шкалы Рихтера; об осьми часов аврала, отступила али взЯла? мозговитая машина, но с неё, как с гуся вИны.

Сейфовая герметичная дверь, сначала показавшая свою толщину, – настоящий мегалит, закрывающий вход в ритуальную пещеру; блюдящая, как тридцать витязей, – прекрасно, медленно отворилась, предъявив стоящего на пороге аморая грядущего дигитального века. Тот, оттянув респиратор, бесцветным голосом хирурга, потерпевшего неудачу, произнёс в сторону ожидающего результата шефа: – Закрываемся на ремонт, а плитка на лике града, – продолжил после краткой задержки, – сие есть ересь и химера, невозможно!

Глазурованный мир

Причина, по которой мне предоставили вакансию на новом месте, казалась очень неочевидной. Профессиональные навыки в не производительной сфере, как определялось некогда – «не кормящей», включая и проектирование, были отяжеляемы широким кругом обязанностей, постоянно, но всегда внезапно актуализируемыми, – тогда понятия аутсорсинга не существовало. Перемещать кульманы по горизонтали и вертикали – это примерно как пианино – 5 руб. за этаж, но в качестве волонтёров; заменять сельхозработников, занимавшихся в это время чем-то трансгрессивным – сложнопостигаемым, от дня до месяца в самых тараканьих углах – куды там, – ну, чтобы барщину оброком как-то заменить? На всё – «Опять изволите шутить»?! Лучших даже делегировали на прокладку нефтепровода «Уренгой – Помары – Ужгород»; к et caetera, et cetera можно добавить ещё пример: а выдюживших – для уточнения безопасных уровней на организм «слабых взаимодействий», – звучит исключительно успокоительно! – изотопа урана-235, – изотопов и медицина не чурается в своей практике, – возможность отличиться предоставила Советская Украина.

–

Учитывая необходимость стойкого перенесения тягот и лишений по широкому кругу обязанностей, ко дню физкультурника – малый марафон, отдохнули! – отраслевое многоборье…, – а твои возможности не дотягивают и до паралимпийских? – лишь постоять задумчиво четвёртым у теннисного стола минут пятнадцать в установленный КЗоТом перерыв.

Индульгенция в виде справки от укоризненных взглядов начальства и коллег никак не защищала, зато не надо было думать о премиях – в позитивном ключе, разумеется, место в очереди на жильё – всегда последним. Подавляемый в себе ропот негодования маленького человека с его, т. е. моим, аттитюдом стал стимулом к пропозициям с философской коннотацией, ведь философия – это вербализованная реакция на имманентную уязвимость биологического и социального гомеостаза мыслящего гоминида. Люди вокруг с высшим образованием, и они не могли не дивиться услышанным сентенциям, культурологическим пассажам среднего технического работника, – «курилка» замирала, ожидая очередного зажигательного спича или эпиграммы на менагеров. Начальник отдела на ярмарке тщеславия среди коллег, похвалявшихся кто великолепием дендрария, кто артистическим коллективом, художественным убранством мастерской, достижениями в спорте, мог теперь сказать: «А у нас есть Воскилёв», – и это катило, в смысле котировалось на уровне цветения кактуса, танцев латино, преодолеваемой стайерской беговой дистанции.

Укрепление общих позиций фундаментально не меняло впечатления, что тебя держат отчасти из милости, а в общем, просто сохраняют за отделом штатную единицу. Напоминает ситуацию при побеге каторжников, берущих с собой одного втёмную, в качестве супового набора; меня, на самом деле, беглецы не взяли б, никаких протеинов – только мозговая кость.