Сказки Белой Горы. Часть II

– Как баб делят, к примеру.

– Понятия не имею, никогда делить не доводилось.

– По категориям хотя бы разбросай.

– Да каким ещё категориям? Я понимаю так: есть хорошие и скверные. Мне, например, повезло в жизни невероятно. В мае возвратился из армии. А тогда как было: отслужил – значит взрослый мужик, жениться пора. Пошел работать на прядильную фабрику поммастера – ещё до службы отучился на техника-механика. Там девок тьма тьмущая, да все молодые, кому двадцать и больше – старухи считались. Юбки да платья короткие, по самое некуда. Я от них как чёрт от ладана бегал, всё мне хотелось принцессу. Дурень был по молодости. Любил приезжать в заброшенную деревню и бродить по яблоневым садам. Домов – семь штук всего, ни одного плохого, а пара – вообще шикарных.

Кучак заволновался:

– Как так, почему же их бросили?

– Деревня, можно сказать в лесу. Дорог нет, электричества нет, об остальном и говорить нечего. Граница районов, работы не стало, пешком ходить до ближайших сёл, в одну сторону пять километров, в другую, тоже пять, да по лесным тропкам. Из этой деревни, кстати, знаменитый конструктор родом – Сергей Павлович Непобедимый.

– Не слыхал, – Александр Васильевич почесал макушку, – может путаешь с кем, или фамилию запамятовал.

Мясистый Федор, тоном маэстро оборвал Кучака:

– Это ты отродясь Ван Эйка от Ван Дейка не отличал, а я склерозом не страдаю. Не мешай продолжить рассказ, а то с мысли собьюсь. Так, прикатил я на своём «Восходе» 2М, паршивый мотоцикл, кстати, в середине августа в деревеньку. Технику оставил у бочажка, внизу, метрах в ста и с матерчатой сумкой, таких нет уж давно, отправился за яблоками. Деревня на горке, поляна в лесу чуть больше гектара, склон к югу, а с севера – высокий, густой ельник. По бокам и с южной стороны – березняк светлый, невысокий. Место для фруктового сада идеальное, а свежая заброшенность, придавала некий шарм и безлюдную уютность. Свои яблоки, грешным делом, тоннами выбрасывали, бывало, да раздавали налево-направо, но туда душа тянулась. Всё мне казалось – среди вишен, груш и слив встретится мне принцесса. Логики никакой, но интуиция гнала и гнала меня сюда. И точно, захожу в ближайший сад, а там девица гадает на ромашке. Смутились оба, остолбенели. Я даже не заметил сперва, что конопатая принцесса с соломенного цвета волосами, имеет заурядную сельско-кооперативную внешность и скромный рост. Мне то она среди буйства лета красавицей показалась. Она в свою очередь не заметила излишней полноты и рыхлости «принца», меня то есть. Сама потом призналась: два раза в месяц ходила за пять километров, мечтала встретить суженого.

Летописец встрял:

– Чем дело-то кончилось?

– Известно, чем – свадьбой. Вот такая лотерея. Мне-то повезло и жене тоже, что не заметили мы несущественные недостатки друг друга. Потом уже, много приглядывался я к этим курящим самовлюбленным дурищам, к которым многие тянутся и понял – пустое место эти напыщенные крали…

Кучак как бы очнулся:

– Да что же ты балбес об этом не написал?

– Не знаю, слишком прозаично.

– Тебе сколько до «звонка» осталось?

– Ерунда по-местному, меньше двух лет.

Общий срок у Федора невелик – четыре года, по статье «три гуся» 222, за незаконное приобретение и хранение оружия (немецкий шмайсер, без патронов), которым он угрожал едва говорящему по-русски воришке металлолома на «Газели», когда он пытался ночью спереть приготовленную кучу старого металла, задуманную сдать Досторжевским. Полиция мгновенно примчалась по наводке, и Федор «загремел».

На завтрак поднимались охотнее обычного. На общем столе предлагали пшенную кашу, а на диете – манную. Нахватывали по две порции, или три на двоих. Довольный Кучак в предвкушении поглаживал живот, одновременно делая внушение столовскому добрейшему коту Кабачку, серому и шарообразному, дабы тот не вымогал еду. С подносом подоспел Летописец и принялся с преимуществом для себя, делить с Александром Васильевичем третью порцию. Напротив, приземлился массивный Бегемот с тремя тарелками манки и двумя кружками чая.

– Неужто все три умнёшь? – Летописец поддел прожорливого сидельца.

– Три тарелки? Да я пять съем за милую душу. Семь лет, между прочим, не ел манную кашу, с 26 апреля 2013 года.

Бегемот вылил в каждую глубокую миску граммов по сто сгущенки и с наслаждением заработал деревянной ложкой, поминутно облизываясь. С болотным чавканьем одолев кашу и не принимаясь пить чай, он с налётом сомнения заявил:

– Вкусно, но беспонтово.

– Почему? – Кучак вскинул взгляд на обормота.

– Там железа-то нет, значит и пользы тоже.

Летописец с абсолютно серьёзным видом предложил:

– А ты забор погрызи, когда в отряд пойдёшь. Это вместо приправы.

– Подумаешь забор, в книге рекордов Гиннесса фигурирует один хмырь, так он съел самолёт, вертолёт, катер и автомобиль.

Кучак подавился, закашлял и замахал на Бегемота руками:

– Не порти аппетит, от твоей болтовни баланда в горло не лезет.

Летописец беззвучно рассмеялся, уткнувшись в длинную столешницу. Отхохотав, ободрил рассказчика:

– Ну, что дальше то было?

– Он всё переварил, но потом помер. Грех, наверное, много металла есть.

Бегемот был феноменально глуп и кроме фантастики самого никудышнего пошиба ничего никогда не читал, и где он почерпнул столь сомнительные сведения осталось загадкой.

Да, – рассуждал Летописец, прихлёбывая горячий чай, – несомненный грех, кощунство какое-то – пожирать транспортные средства. Таким макаром можно дойти до локомотива с вагонами, следующий книжный рекордсмен состав целый сожрёт, да ещё с грузом – убытков не оберёшься…

С утренней проверки значительная часть отряда рванула в ларёк – пришел долгожданный день так называемой отоварки. С введением карантина сильно усложнилась проблема дополнительного питания для осужденных. Процентов 20-30 от контингента, столовую игнорируют и едят в отрядной кухне, причём разнообразную и калорийную пищу, затягивая продукты в зону правыми и левыми путями, пользуясь любыми ухищрениями. После установки карантинных мер, народ пообнищал. Очереди в столовую возросли. Если до организации санитарных изоляционных мероприятий, в колонийный магазинчик попасть было сложно, то после стало сложно в квадрате.

Не слишком резвый, но настырный Бегемот, поспешил к ларьку сквозь два чужих отряда. Он старается занять очередь в числе первых, после чего возвращается в барак читать мистику и третьесортную фантастику в которые верит с глупой наивностью.

Хромоногий и медлительный Кучак посмотрел ему вслед с завистливой досадой:

– Каждый бегемот своё болото любит. Насекомое вредное и редкое.

– Что уж в нём редкого? На каждом шагу встречается и что-то клянчит – возразил длинный москвич Вовка.

К началу мая ларьковский кризис достиг апогея. Торговую точку осаждали одновременно до четырех отрядов. Ни один барак не успевал отоварится в отведенный ему день. Давно не секрет: когда чиновники берутся решать какую-либо проблему, то усугубляют её до предела или в меру собственной глупости, заводят дела в тупик, получают грандиозную нахлобучку от вышестоящих и быстренько исправляют его самым негодным и затратным способом.

Бегемот фальшиво, на публику, переживал:

– Если я в магазин не попаду – утоплюсь в луже на футбольном поле, в крайнем случае убьюсь табуреткой.

Кучак со скепсисом покачал головой:

– В той луже не утонешь, её кошки в брод переходят, а четыре табуретки ты и так об голову свою разбил. Нужен радикальный способ – бросайся башкой вниз со второго этажа.

– Я что, ненормальный?

Летописец хитро заулыбался:

– Что ты, Александр Васильевич, его нельзя сверху бросать – он асфальт поломает, а люди станут потом в ямы попадать и калечиться.

Внутрь запускали по пять человек – новое административно-пандемическое веяние времени. Пенсионеры с инвалидами закупали продукты на суммы, которым позавидовали бы многие домашние хозяйки, но при этом дико тормозили общую очередь. Иные подобные экземпляры часа на полтора занимали место у заветного окошка…