Оценить:
 Рейтинг: 0

Сказки Белой Горы. Часть II

<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 29 >>
На страницу:
6 из 29
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Среди очередной пятерки, допущенной к проникновению в торговый храм, оказалось четверо членов жюри и Демьян Зажиточный, до мелочей напоминающий своего кремлёвского прототипа, сжегшего когда-то в бочке тело Фанни Каплан.

Пока молодой, сомнительный инвалид цветущего вида, под два метра ростом отовари вался на сорок три тысячи, у пятерки счастливцев оказался целый час в запасе, который они даром не потратили. Зажиточный рассказал слезливую историю о своём детстве с пьющими родителями, не отдавшими его в музыкальную школу, не глядя на идеальный слух.

– А он у тебя точно идеальный? – Кучак с большим сомнением поскрёб подбородок.

– Что ты, за восемь метров слышу, как таракан ползёт. Да что там, ночью отчётливо разбираю, как на той стороне барака шепчутся.

– Это у тебя не музыкальный, а шпионский, или шпиковский слух.

– Говорят тебе – к музыке так и тянет, мелодии разные вьются в голове. Одно жалко – записать не могу, грамотой, так сказать, не владею, нотной, я имею в виду, зато словами подбираю мелодию и запоминаю.

Псевдоинвалид у окошка заслушался и прохлопал ушами обман продавщицы, которая его «нагрела» под шумок тысячи на полторы.

Демьян разошелся и высвистывал соловьем о своих необычных музыкальных талантах, соря подозрительными словами: кантата, ноктюрн, либретто, симфония…

– Рапсодию забыл – подковырнул Летописец.

Рассказчик не заметил насмешки:

– Не забыл я, только лучше всего мне частушки удавались. Вот например:

Из деревни Старопнёво

В Деревеньку Дурали,

У бухгалтера Лунёва

Бабу со двора свели.

Кучак с хитринкою засмеялся:

– Твоя небось работа?

– Что ты, я на чужую скотину не зарюсь.

В окошке показалась злая физиономия толстушки Лиды:

– Кого это ты хряк захолустный скотиной обзываешь?

– Не, никого, это к примеру – не вор значит.

– А рожа-то у тебя мошенническая – местная принцесса-толстомяска вновь скрылась в глубине.

И тут отличился Александр Васильевич. В нём поразительно уживаются рассеянный склероз и цепкая память, провинциальная простота необразованного человека и, неожиданный интеллектуализм. Он заявил Зажиточному:

– Стал бы ты сейчас как Модест Мусоргский!

Тот опешил и, как хронический бывший двоечник отрапортовал:

– Запомните! Димка, то есть я, никогда мусорским модестом не будет!

Кучак со старческим дребезжанием засмеялся, потом с легкой ехидцей спросил:

– А кто, по-твоему, таким является Модест?

Ответ сразил наповал:

– Лабух обыкновенный, только – мусорской…

Ставшееся ларечное время разбирали опусы Сашеля Насмехамуса, который писал в целом недурно, но так высмеивающее едко, что его постарались «затереть» и не допустить до финала.

Не смотря на дружескую и мощную поддержку церковной общины, её кандидат не дошел… до завершающей части конкурса. Впрочем, это случилось не по причине плохохождения и, даже, не по причине легкой тавтологичности, избыточного созерцательного пережевывания, или заунывной назидательности. Джентльмена с тростью попросту перевели в другую колонию, за многочисленные апелляционные, кассационные и прочие жалобы в любые инстанции, которые он с успехом писал для каждого обратившегося к нему сидельца.

За вечерним чаем последнюю попытку пробиться в лауреаты предпринял Демьян Зажиточный. Он пропел песенку спринтерского темпа собственного сочинения:

Влюбился юный программист

В братову вдову

Провинциальный мир прокис

Я хочу в Москву.

Там рестораны, казино,

Классное жильё,

Бомонд, элитное вино,

Только не моё.

Нет, не бывать тебе Модестом, – резюмировал Кучак, – под такую мелодию только блохам скакать. Возьми в утешение печенку в шоколадной глазури…

После долгих споров и препирательств, когда голова шла кругом от прочитанного, а Кучак уже откровенно перевирал написанное, постоянно зевая, пришли к консенсусу. Свеженький номинант, скорее драматург, нежели романтист Востренький, при некотором участии Летописца, предоставил на суд драму в пяти актах «Судьба завоевателей». Произведение понравилось дерзкими, неожиданными суждениями…

Востренький от приза отказался и Кучак с Летописцем два дня дружно пировали.

2 августа 2020 года.

ЛЮБОВЬ ВРЕМЕН ДЕМОКРАТИИ

14 сентября 2017 года мы с Костей переступили порог девятого барака. Осень ещё робко вступала в свои права. Встретили нас достаточно радушно и распределили, Костю – в компанию таджиков, где он быстро освоился, а меня – к близким по возрасту старикам.

Пожилые джентльмены оказались из одного города и знали друг друга ещё по воле. Сергей Михайлович и Александр Васильевич, больше известные как Амфибрахий и Кучак ничем не напоминали матерых уголовных преступников, да и не являлись ими по сути. Кучак ещё не имел всемирной славы, однако был известен в бараке и, даже, его окрестностях. Амфибрахий же, с его литературной одаренностью и великолепной памятью на цитирование любых произведений, вызывал уважение и восторг целой колонии. С одной стороны, даже жаль, что его так быстро освободили. Сказать точнее мы очень за него рады, но нам сильно не хватает его юмора, энтузиазма и крайне оптимистического настроя в любой ситуации…

Прошли годы. Половина отряда освободилась. И, в предпоследний день своего пребывания (никто об этом не догадывался, даже он сам), Сергей Михайлович обратил наше внимание на кирпичную кладку прибарачной церквушки, точнее церкви исправительной колонии:

– Глядите братцы, судя по кирпичу, строилась она в три этапа. Кирпичи идут слоями, от почти чисто белого, до тёмно-серого цвета. Техника исполнения оставляет желать лучшего, но главное не это. Обратите внимание на мемориальную табличку. На ней четко выбито: «Храм построен в 1998 году по инициативе начальника колонии – имярек, далее, что естественно и нормально, говорится о попечении, трудах и заботах местного священника.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 29 >>
На страницу:
6 из 29