не только за молоком, но, главное, в интернат к Ленке Казаковой. А Шунду он перешел у
нового моста, потому что появился из переулка. Николай потому его так подробно запомнил,
что Генка был кумиром. Он побеждал на многих спортивных районных соревнованиях.
Занимался боксом, тренируясь в Глинке, куда за десять километров ездил на велосипеде. Но
больше всего Николай завидовал Генке потому, что именно его и любила Наташа. Его любила
Наташа, а он дружил с Ленкой Казаковой… Конечно же, мир был устроен бестолково, но
Бояркин еще не задумывался над этим.
Прибежав на речку, Николай увидел там большую толпу людей. Чувствуя, как от бега
закололо под ложечкой, он перебежал по мосткам к свободному пространству в толпе, где
кто-то лежал под брезентом. Из-под брезента виднелся лишь один старый сапог,
уткнувшийся носком в камешки. Все смотрели на этот сапог, каблук которого почти
наполовину был сношен и испещрен дырочками от множества когда-то сидевших, но давно
выпавших гвоздей. "А ведь сапоги-то у него старые", – удивленно подумал Николай. Он
сдвинулся немного в сторону и увидел сетку с банкой молока. Позже стало известно, что
сначала Генка забежал к тетке за молоком и уже потом – к Ленке. Встретившись, они сидели
на перилах крыльца, и пили молоко прямо из банки. Но выпили немного, потому что вечер
был прохладным.
Убийцу, Андрея Кверова, арестовали в то же утро. Для отвода глаз он вертелся у моста
на велосипеде. Но подозрения на него были слишком велики.
***
Несколько дней происшествие было главной темой разговоров. Обычно перед
покойником всегда ощущается какая-то вина, но в этот раз она удвоилась от того, что убит
был десятиклассник, которому жить бы да жить, и удесятерилась от того, что, оказывается,
это убийство несколько лет зрело у всех на глазах. Учителя вспоминали, например, что у
Кверова всегда, пока он учился в школе, было пристрастие к плеточкам из разноцветной
проволоки, с которыми он разгуливал на переменах. Учителя часто отбирали их, и Кверов
делал новые. Был даже забавный, как считали, случай, связанный с этим. Как-то плетку
отобрала пожилая литераторша, завуч Лидия Никитична.
– Что это такое? – спросила она.
– Реостат, – ответил Кверов.
– А что такое реостат?
– Ну, это для тока…
– А-а, ну что ж…– произнесла Лидия Никитична и возвратила проволоку.
В учительской она рассказала это для иллюстрации мысли, что теперь, увы, даже
плохие ученики знают больше преподавателей.
После седьмого класса Кверов не пришел в восьмой, и школа вздохнула с
облегчением. До седьмого класса Сомов и Кверов дрались почти каждую неделю. Потом
приутихли. Но когда Сомов учился в десятом классе, а Кверов то работал в колхозе, то
болтался дома, драки возобновились и стали яростней. Причина их вражды была проста –
Кверов добивался повиновения сверстников и всех, кто помладше, а Сомов повиноваться не
хотел.
Последняя драка была за день до убийства около интерната. В этот раз от Генки
заодно влетело дружку и подпевале Кверова – Веткину, сухому, кадыкастому парню, который
учился в параллельном десятом. Генкина сила, с каждым годом возрастающая, почему-то не
подавляла, а только разъяряла Кверова. Побитый около интерната, он пообещал сквозь зубы:
"Убью!". Но в драках этим пугают слишком часто, и Генка только усмехнулся.
Следующий день потребовался Кверову для обдумывания и подготовки. А уже
вечером они с Веткиным поджидали Генку на берегу, спрятавшись за железобетонными
плитами. Холодный ветер со свистом и шипением распарывался о бетон, но холода они не
чувствовали. Дрожа от возбуждения, много курили. Все их напряжение уходило в слух.