В последующем восхождении от абстрактного к конкретному, то есть от базовых взаимодействий вообще к уже определенным базовым взаимодействиям, речь пойдёт о «радикальном перетолковании собственности», которое присуще чисто экономическому мышлению. Это перетолкование будет звучать для экономического понимания как нечто неземное и нематериальное.
В человеческом мире, всё, что представляет для людей ценности, блага, и богатства, выступают как объекты собственности. Это не только «вещи» («внешний предмет» по Марксу), к которым экономисты относят хлеб и мясо, джинсы и кроссовки, станки и прочие средства производства. Это и, например, друзья—товарищи, родные, близкие и соседи, язык и просто другие люди, или «малая» и «большая» родина, красота пейзажа и всякая работа, дельная мысль и профессиональное мастерство, информация и контент, знания и процесс познания, и многое иное в различных формах и субординациях могут выступать как объекты собственности. То есть эти и многие другие объекты могут быть и выступают в действительной жизни общества как объекты людских взаимодействий, как объекты производственных и воспроизводственных отношений людей, – отношений собственности.
И вся эта многообразная конкретика как объекты собственности, как собственность, есть ключ к познанию базовых форм метатеории полилогия. Сам же теоретический выход на собственность, а вслед за ней и на само фундаментальное базовое взаимодействие в обществе, несомненно, связан с чем-то имеющим смысл для человека, с некой объективной ценностью и благом.
Вообще «теоретический выход» на собственность, а за ней и на наиболее важное, а именно, – на взаимодействие, можно искать, например:
в социальном срезе – через несправедливости (узурпации);
в политическом срезе – через «вынуждающие порядки»;
в юридическом срезе – через «пучки прав».
Так же выход на собственность можно пытаться искать, например, – через власть, через жизненные смыслы и соответственно через поведение, через человеческие ценности и блага, через общественные богатства и прочее. В частности, – через символы и социальную семантику – «мое», «наше».
Наконец, считается, что чтобы определить собственность необходимо «дать описание всех общественных отношений» данной общественной системы.
Поэтому, образно говоря, в силу неисчерпаемости материи вширь и вглубь, её свойств, связей, взаимодействий и структур, именно в познании необходимо выйти именно на те базовые типологические объекты отношений собственности, которые представлены в действительной жизни бесконечным рядом конкретных объектов, лежащих на поверхности явлений взаимодеятельности людей в данное историческое время. Условно говоря, эти объекты представлены «языком, речью, бытом, родством, деньгами, питанием, полами, поколениями, семьями, трудом, жильем, воспитанием, торговлей, местностью, управлением, коллективами, начальниками…». То есть, определяя собственность, необходимо выйти на объективное бытие этих базовых типологических объектов во всех проявлениях каждого из них – как бытие узурпации. А при этом, в познании, следует постичь, для начала, самый приближенный смысл каждого базового объекта и исходить из него в постижении соответствующего взаимодействия.
Примером подобного исследования является «Марксова логика», когда «на основе симметрии товара (извечность, „равноправность“) в силу асимметрии собственности (узурпированность, „неравноправность“) объективно-исторически („первоначальное накопление“) и логически („превращение денег в капитал“) вырастает, а равно теоретически Марксом выводится вся парадоксальная система этой эндогенной формы» [43, с. 50], – эндогенной формы экономического (капиталистического) способа производства в чистом виде. В этой связи автор «Полилогии…» замечает:
«Получается, что из капитала (как уже ставшего «аномальным» явлением) устанавливается нормальный товар (базовое взаимодействие), на основе знания которого затем уже подробно раскрывается тот же капитал. Таким образом, именно собственность, ее объект, является ключом, но не золотым ключиком, а скорее наоборот, ключом, распахивающим дверь в огромное незнание. Так, достаточно очевидно, что исходно самый общий смысл тогдашней («вульгарной») капиталистической собственности, узурпации средств производства, был совершенно ясен уже в «Манифесте» (да и задолго до того вчерне – утопистам, социалистам). Но более десяти лет (!) адского непрерывного труда последовательно выйти на товар Марксу не удавалось (начало еще с «денег»).
…
Полилогия изучает только эзотерические (скрытые – ХАТ) отношения людей, т.е. только материальные формы их деятельности и взаимодеятельности (но не саму эту деятельность); отношения производства (но не само это производство) или, как говорят философы, материальные субъект-объект-субъектные отношения» [43, с. 51 – 52].
Но, кроме товара как «внешней вещи», как «метафорического выражения одной из форм существования, самой простой и предельно абстрактной», под которой может подразумеваться многое на белом свете (от вселенной до общества, от человека до его одежды, от орудий труда до обычного камня или кома земли) и который является «внеличностной вещью в самом обычном, „штучном“ и „счётном“ смысле средств производства, вещественных продуктов производительного и жизненного назначения», в жизни имеется огромное множество и совершенно других объектов. Эти объекты также внеличностны и по поводу их тоже имеют место взаимодействия и складываются производственные отношения людей как агентов производства и воспроизводства всей действительной жизни общества. Причем все это множество других объектов ничуть не менее значимо и ценно в действительной жизни, и они «материальны», но, в отличие от товара, могут не обмениваться в принципе.
Да, и Ф. Энгельс, несмотря на отмеченную ранее им связь политической экономии с «вещами» (»»…политическая экономия имеет дело не с вещами, а с отношениями между людьми… но эти отношения всегда связаны с вещами и проявляются как вещи» [19, с. 498]), позже признаёт в известном письме И. Блоху (1890 г.):
«…Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу.
…
Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует» [45].
То есть, признаёт, что действительная жизнь как исторический процесс значительно шире и богаче, чем её «экономический момент», связанный с товарным производством и «товаром». Да и сам К. Маркс в «Капитале» ограничил его лишь пониманием – «внешний предмет, вещь» и соответствующими «логически простыми имущественными отношениями».
Отношения со всеми другими объектами этого множества «других» также повсеместно проявляются в юридических оболочках. Однако это уже не имущественное право, а совершенно иное право и не обязательно «писаное». Это право может быть «физиологическим», половозрастным и семейным, трудовым, образовательным и профессиональным, гражданским и территориальным, жилищным и административным, авторским и технологическим, информационным и знаниевым, этническим и языковым, культурным и пр.
Таким образом, объекты обстоятельств производства (разнообразные общественные богатства, ценности и человеческие блага, условия), в связи с которыми и складываются качественно разнообразные взаимоотношения людей, и в первую очередь отношения собственности, могут быть качественно разными. Так, например, таковыми могут быть и процессы. Это процессы родства, регулирования, общения, познания, обучения, проживания, изготовления, руководства, исполнения, обсуждения и т.п., которые внешне наблюдаются и проявляются как вполне определённые деятельности.
Таким образом, – не вещи и не «другие моменты», а даже различные социальные процессы «могут быть объектами отношений, доминирующими объектами собственности, узурпации» [43, с. 54]. При этом, как следствие, это означает возникновение и существование абсолютно неэкономических материальных структур, неэкономической логики и семантики, а так же и неэкономических производных стратификаций.
Итак, не только одни «средства производства» могут быть условиями «производства и воспроизводства действительной жизни». Объектами собственности могут быть, в принципе, язык, семья, другие люди, местность или территория, средства производства, технологии (процессы производства), информация, знание (общественное познание) и др. Именно собственность, ее крайне разные объекты и образуют «божественное социальное», которое как некие ценности и блага формируют «субстанциональную основу многообразнейших смыслов человеческой жизни» и самого человеческого существования и его идеалов.
Например, в отношении к «моему дому» и «моему частному предприятию», в первом приближении очевидно и понятно, – в чём здесь смысл и какая здесь ценность. Однако в отношении к моей семье, к моим друзьям, к моему языку, моей деревне или моему району, к моей профессии и моей работе, к моим знаниям и умению мыслить и пр. содержатся «смыслы» некого не менее ценного, но пока неуловимого.
И всё же, именно эти смыслы, за которыми следуют сами ценности и, наконец, собственность, составляют некую субъектную целостность человеческого бытия. Но, при этом, – они же могут выступать как фетиши, как проявление необузданных узурпаций. И ключом к этому пониманию является уяснение сущности соответствующих объектов человеческих взаимоотношений, отношений собственности, в том числе, и в ее революционно меняющихся исторических форм.
2. Что есть революционная теория
Что есть революционная теория именно отжившей формы производства и воспроизводства действительной жизни общества? – Если обратиться к уже изложенному материалу по «динамике переходов», то революционная теория это общее наименование «прорывных теорий градаций» (см. рис. 1).
Практика революционного воплощения теоретических начал в преодолении отживших форм производства и воспроизводства действительной жизни связана не с всплеском негативных явлений в их броской и вопиющей форме, а именно с наиболее «благополучным» сектором текущего реального доминирующего производства в исторически восходящем процессе развития общества по сложности. И вот здесь, в самом факте доминирования, наиболее важно именно теоретическое понимание восходящего тренда последующего исторического развития. Рассмотрим кратко представления об обобщающем образе такой теории в метатеории А. С. Шушарина «Полилогия современного мира…».
«Во-первых, в такой теории нет и не может быть никаких рекомендаций, долженствований, целей, проектов, моделей и пр. (Будущее в восходящем развитии открыто.)» [43, с. 510].
Суть революционной теории в описании критического, предельного, предкризисного накопления негативов в воспроизводственной структуре и описании зреющей бифуркации как предельного неустойчивого состояния равновесия. Описание бифуркации содержит всё вероятное полем трендов, включая объективно негэнтропийный вариант восходящего исторического развития, то есть восходящий тренд преодоления отжившего состояния воспроизводства действительной жизни. Но, следует особо подчеркнуть, что это вовсе не практически-политические пути его реализации. Это, последнее, есть дело идеологической практики и «живого творчества масс».
«Во-вторых, революционная теория излагается революционным же, эзотерическим (парадоксальным) языком» [43, с. 510].
Это язык теории, понятный только самим теоретикам, это язык скрытый от обывателя, язык, который не существует в ментальности общества, в его идеологии и даже в рядовой науке самой этой формы.
Так как это революционная теория, то ведущим трендом, преодолевающим отжившее состояние, является восходящий тренд, включающий описание объективно восходящее саморазвитие, негэнтропийную самосборку и исторически восходящее развития общества по сложности.
Наконец, основное содержание революционной теории это описание утвердившейся формы производства действительной жизни как уже асимметричной системы в части урегулированности и порядка. Собственно асимметрия проявляется как целостное множество всех негативных явлений и их нарастающего «накопления».
Главный компонент асимметрии это собственность, доминирующие отношения собственности. При этом объективное преодоление отживших отношений собственности посредством обобществление ее объекта вполне возможно.
Итак, «революционная теория – это теория „нехорошего“ общества (теория структуры некоторых нейтральных, непреходящих… процессов, но в их собственной же „плохой“, так сказать, предельной и „доигравшейся“, преходящей общественной форме), в целом как иррациональной, стихийной, не контролируемой людьми системы его движения, отживших „квазидействующих“ отношений» [43, с. 511].
В частности, например, у Маркса, в его исключительно экономической теории «Капитал», это нашло выражение в формуле-схеме обращения капитала (Д—Т—Д
), тогда как закон бытия экономической системы в его материально-вещественной форме – есть основной закон максимума прибавочной стоимости. С другой стороны, метафорической и логически исходным непрямым описательным обозначением и выражением основного закона является как бы скрытая (тайная) цель производства. Эта цель есть объективная, независимая от воли и сознания людей, «нехорошей» направленности форма его движения, которая проявляется в мотивах и интересах, агентов анализируемой системы производства действительной жизни, то есть собственников. Эти агенты-собственники есть же «одномерные субъекты», которые не «изобретают свои цели из головы, а находят их готовыми в господствующих производственных отношениях собственности» [43, с. 511—512]. Эти скрытые цели производства действительной жизни не следует смешивать с открытыми публичными хозяйственно-политическими целями, например, с целями роста производства и благосостояния, могущества и совершенства, отраслей и секторов промышленного производства, отдельных видов продукции и услуг социальной направленности.
Таким образом, итогом главного содержания революционной теории является закон конца всей данной формы производства действительной жизни. Это не закон бытия, а закон движения формы, когда по мере развивающихся производительных сил и обстоятельств она неумолимо движется к своей гибели или к самоотрицанию как прорыва в восходящем преодолении, разумеется, при отвлечении от множества разнообразных адаптивных движений.
При этом понятно, что обычная теория восходящего развития, как совокупность формационных теорий градаций, есть, в главном содержании, теория законов бытия как восходящего нарастания положительного содержания собственно каждой из формы производства и воспроизводства действительной жизни, главным образом, – на этапе их доминирования.
Закон конца выражает обобществление в самих недрах производства доминирующего объекта ограниченных, необщественных и ассиметричных отношений собственности, который возможно уже и узурпирован. Тем самым происходит сброс господствующей формы производства и воспроизводства действительной жизни симметризация (то есть – снятие, а не ликвидация) свойственных объекту ограниченных отношений собственности производственных отношений и «постановки их под исторически и качественно новую форму общественного контроля „всеобщего интеллекта“».
Одновременно это есть и следующий исторический шаг в последовательном освобождении человека и воспроизводства действительной жизни от исторически отжившей формы этого производства, от соответствующих этой форме исторически определенных несвобод.
Соответственно и основное противоречие отжившей формы производства есть противоречие, вызванное не имеющей место асимметрией системы, ибо система, как таковая, неизменна. Это основное противоречие есть противоречие между системой и неким внесистемным, или неким подсистемным, её же перерастающим содержанием производства, которое проявляется в быту через ее «собственное переворачивание», сопровождаемое исторически определенным обобществлением и становлением новых культурных регуляторов.
Итак, революционность логически и интеллектуально сохраняется до исторического момента возникновения неустойчивого и неравновесного состояния бифуркации, например, как «Капитал» до Октября 1917 года. То есть до тех пор, когда в ситуации множества «суммирующихся» причин всей совокупности исторических обстоятельств, складывается резко хаотизированное состояние бифуркации, которое во всей известной истории обычно близко к «паранекротическому» (от пара – около и греч. nekros- мёртвый).
При этом и только при обязательном становлении видимых соответствующих сил «новых левых», как акторов восходящей тенденции прорывного революционного развития, теория обретает специальное и общеисторическое значение основы именно революционного спасения. Однако в своём содержании она (теория) представляет также и возможные тенденции дальнейшего материалистического развития всего выявленного поля трендов, – восходящих, адаптивных и катастрофических. Понятно, что только главным содержанием революционная теория не ограничивается, и с необходимостью даёт лаконичное описание всего «движения производства, превращенных форм, деформаций, укладов, исторических, пострановых (культурных) и пр. особенностей» и ожидаемого на текущий момент глобального кризиса.
Но, начнем наше изложение именно и только еще с эндогенных форм производства и воспроизводства действительной жизни общества.
3. Эскизы механизма революционных переходов в теории эндогенных форм полилогии
Итак, мы начинаем предметное продвижение по эндогенным структурам, прорывам и трендам главной последовательности.
Продолжая предъявление «разом» и в чистом виде звеньев градаций (как узлов «пунктира» критических эндогенных форм), приведём символьный формализм чистой схемы эндогенной логики. В состав этих форм входят помимо известных, от первобытности до капитализма (см. рис. 2), «линейная» (функциональная, технологическая, отраслевая, статусная) как основа социализма и ряд новых. Эти новые последующие формы лишь только начинающих проявляться (зачастую в «дурных формах»), формируют основы Информационного общества и Общества знания. Упомянутые новые формы есть результат собственных исследований, который дополняет материал, приведённый при подведении промежуточных итогов раздела «Эндогенная логика» метатеории «Полилогия современного мира…».