Осколки разбитой памяти

Та же медсестра, та же комната, та же жизнь. Мне было суждено пройти через все заново. Может, на этот раз все пройдет более идеально?

Осколки разбитой памяти

То, ради чего стоит быть в этом мире,

Через боль переступая – это Жизнь и Свобода.

То, что дано каждому из нас,

У каждого есть свой шанс – это Жизнь и Свобода.

То, что важнее любых слов, любых понятий и суждений —

Это Жизнь и Свобода.

То, что придаёт нам силу творить и любить —

Это Жизнь и Свобода… (1) (https://fanfics.me/read.php?id=130220)

– Домой пора двигать, – сделав магнитофон тише, сказал Миха. – Саня, че там по часам?

– Девять доходит.

Закинув ноги на перила, я достал из кармана смятую пачку сигарет и вытащил одну. Саня тут же черканул по джинсам кресалом Зиппы, которую крутил в руках.

– Понторез, – усмехнулся я, прикуривая от пляшущего огонька.

Мы продолжили сидеть на деревянных ступенях крыльца. Летние каникулы подошли к концу, завтра начинается новый учебный год. Книги за девятый класс куплены, но настроение познавать науку уходило все дальше и дальше от нас. Сегодня мы, как и каждый день, зависали на этом крыльце художественной школы, которой не посчастливилось расположиться в нашем маленьком райончике. Днем сюда приводили малышню для занятий, а вечерами это место становилось нашим.

Примерно через полчаса мы увидели приближающуюся фигуру. Миха, схватив свой мафон, пошел навстречу к ней.

– Здрасьте, дядь Сереж! – в голос поприветствовали мы Михиного отца.

– Здарова, пацаны, – приветливо ответил он.

Мишка, подойдя к нему, весь сжался, опустив глаза. Отец смерил сына холодным взглядом и молча развернулся. Миха последовал за ним, на прощание махнув нам рукой.

– Пиздец. Всего полдесятого! – сказал Саня, посмотрев на часы. – Как малого загоняют.

– Ладно загоняют, сейчас еще и отпиздит его.

– Думаешь? Хотя че там думать…

Вдвоем мы просидели там до полуночи, после чего разошлись по домам. Я все это время не переставал думать о Мишке и методах воспитания его отца. Он бил за все – задержался на улице, получил четверку или не дай бог тройку. Про двойку я вообще молчу. Однажды Миха даже сбежал из дома, чтобы не показывать дневник. Ух его отец тогда лютовал…

– Где Миша? – сквозь зубы процедил он.

– Не знаю! – жалобно ответил я, болтая ногами в воздухе.

Дядя Сережа был здоровенный мужик, как гора. Представляю, насколько мелким выглядел я, когда он поднял меня за шкирку.

Продержав так меня пару минут, словно нашкодившего котенка, он наконец опустил руку вниз, скорее всего, не поверив ни единому слову.

– Ладно, если сможешь, передай ему, чтобы возвращался домой. Ничего ему не будет, пусть не боится.

И я передал тогда, Мишка через три дня вернулся домой. И это был единственный случай, когда отец не наказал его. Но продлилось это недолго…

Повернув ключ в замке, я зашел домой. Родители не спали, и, судя по ругани, доносившейся из кухни, я понял – вот теперь начались проблемы с моим отцом. Опять.

Дверь кухни открылась, и ко мне навстречу вышла заплаканная мачеха.

– Все, началось? – тихо спросил я.

– Да. Вернулся сегодня с работы…

– Лешка че, там?

– Отвела к бабушке, у нее переночует.

Лешка – это мой младший брат, ему всего три года.

– Ты остаёшься? – посмотрев ей в глаза, спросил я.

– Ну а куда я денусь?

Кивнув, я ушел в свою комнату. Включив телевизор, я засунул в видеомагнитофон первую попавшуюся кассету. Мне было без разницы, что смотреть, лишь бы не сидеть в тишине. Ведь спокойной жизни пришел конец, это я осознавал точно. Прошло всего четыре месяца с тех пор, как отец в очередной раз закодировался. Но я надеялся, что это навсегда. Я даже не знаю, кто хуже – такой отец, как у Михи, или же мой собственный, когда пьет. Ведь под алкоголем он уже не мой отец. А кто-то другой, даже что-то другое…

Загремела посуда, донесся крик мачехи. Я бросился к ним, сердце в бешеном ритме вырывалось из груди. Страшно подумать, что могло произойти, не будь тогда меня дома.

– Папа, что ты творишь? – кричал я, открывая дверь в ванную.

Я двумя руками схватил его за кулак, сжимающий кухонный нож. Он занес его над мачехой, повалив ее на ванну. Я что есть сил тянул сжатую руку на себя, не давая ударить. Через какое-то время белена слетела с его бешеных глаз, и он расслабил руку, опустив ее.

Мачеха громко рыдала, а отец молча побрел в родительскую комнату. Этой ночью мачеха собрала свои вещи и ушла. И мне было не за что осуждать ее. Я тоже мог уйти к бабушке, жила она в соседнем доме, но остался дома.

* * *

Первый школьный день мы решили прогулять. Предложение поступило от Михи, а я и Саня были совсем не против. Уходить далеко от моего дома не пришлось, мы просто залезли на чердак, где нас уже ждали подготовленные лавочки, которые мы соорудили еще весной.

– Ну че, батя сильно лютовал? – спросил Саня у Миши.

– Мать, сука, ударил. Я хочу вальнуть его, – дрожащим голосом поделился он. – И это не шутка, пацаны, уснет, и я ебну его топором по голове.

– Завязывай, – сказал Саня.

– Завалю, встану на труп ногой и покурю. Надолго не закроют, я малолетка.

– А о матери ты подумал? Что с ней будет? – протягивая сигарету, спросил я.