Осколки разбитой памяти

– Только это и держит, – затянувшись, ответил он. – Ладно, че сам-то загруженный?

Я рассказал им о прошлой ночи.

– Ну, у меня с этим проще, батя только бурогозить начинает, его брательник сразу пиздит. Че ты к бабуле не свалишь?

Услышав вопрос Сани, я лишь пожал плечами.

А в самом деле, почему я упорно продолжал терпеть отцовские запои, ведь это уже было не в первый раз. Когда отец трезвый, он хороший человек. Ни разу не поднял на меня руку, как дядя Сережа, даже в те моменты, когда действительно стоило вломить мне, ибо ребенок я был не совсем простой в воспитании. Моя старшая сестра давно уже перебралась к бабушке, но ее судить было не за что. Ей приходилось куда хуже, чем мне. Когда мама умерла, мне было семь лет, отец был рядом. А что было с ее отцом, никто не знал. Быть может, он вновь посетил казенный дом, а может, и вовсе давно помер.

Мачеха была старше меня лет на тринадцать. Вообще, стоило отдать должное ей за то, что она в принципе не побоялась вступить в семью с мужиком с уже немаленьким сыном. Но сейчас ушла и она, скорее всего, чтобы мой маленький брат не знакомился с тем существом, которое заменяло нашего отца, пока тот был залит белым ядом. Мог уйти и я, но что бы тогда было с ним?

Так мы и жили – днем школа, улица. Вечером существо, которое я должен сторожить. Он бил посуду, приводил стремных друзей и засыпал ночью, чтобы утром отец смог сходить на работу и вновь уступить свое тело твари. А позже он уже не мог даже спать. Я лежал в комнате с открытой дверью и слушал. Иногда он нес какую-нибудь околесицу, иногда вставал и ходил по дому в поиске ножа или веревки. Я прятал все, чем он мог навредить себе. Однажды я задремал, но резко проснувшись, вскочил, словно чувствуя, что что-то не так. Забежав в ванную, я увидел, как отец привязывает шнур кипятильника к трубе. Я ничего не сказал, но этого не требовалось. Отец посмотрел на меня и, молча бросив кипятильник, ушел спать. Он не был трезв, но и не был пьян, что-то между. Зачем он хотел навредить себе? Чтобы убить тварь?

Через пару месяцев он закодировался вновь, мачеха и брат опять жили с нами, а я наконец мог спать за закрытой дверью, бросив свой пост.

* * *

Мы сидели и слушали раскаты грома. Дверь подъезда была слегка приоткрыта, чтобы дым от сигарет вытягивало на улицу. Нас опять было трое, на улице осенний дождливый день, но сегодня все было иначе, как минимум для Мишки.

Мы сразу поняли по его лицу, что случилось что-то, но не решались спросить. А Михе понадобилось около десяти минут и пара глотков пива прямо из полторашки, чтобы наконец-то поделиться с нами.

– Отец умер, что-то с сердцем, – наконец выдавил он.

Сбылась мечта Миши, больше никогда дядя Сережа не накажет его за четверку в дневнике, за опоздание на пару минут. Его мать сможет без страха заходить домой, не ожидая удара по лицу за неправильный взгляд. Они были свободны.

Но почему тогда Мишка сидит и плачет?

1) Группа «Многоточие»

Качели

– Папа сильнее, еще сильнее!

Скрип перемешивался со звонким смехом дочери. Черт, опять не успел смазать качели. Впрочем, это меньшее, что я упускаю, пока моя дочь растет. Во время нашей прошлой встречи ей был всего годик. А в следующий раз, если повезет, я отведу ее в первый класс через пару лет…

– Папа, мама говорит, ты опять полетишь к звездам.

Ну, раз мама говорит, значит, уже можно рассказать дочери о своей работе. Немножко.

– Есть очень далекая звездочка. Она примерно такая же, как наше солнце. И вокруг нее примерно на таком же расстоянии, как мы от своего солнышка, крутится планета.

– Такая же, как наша?

– Ну, почти. Там тоже есть кислород, необходимый для дыхания, температура, при которой можно жить. Вот только там нет такого вкусного мороженого, как у нас.

– А люди там хорошие?

– Очень хорошие. Самые умные ученые земли, которые добывают там минералы – очень полезные камни, спрятанные в земле, которых нет на нашей планете. А своих живых жителей планета не имеет, разве что только малюсеньких бактерий.

– Но папа, ты же не ученый, что тебе там делать? Там же нет врагов, которых нужно убивать.

Видно, дочь слышала от матери не только о полетах в космос. Нужно будет провести с ней беседу.

– Дорогая, работа военных заключается не в том, чтобы кого-то убивать, а скорее в том, чтобы не было войн. Моя задача охранять ученых и их исследования.

– Но от кого, ведь ты говоришь, что там только маленькие бактерии… Неужели от них?

Худший враг человека – это он сам. Но рановато такое говорить ребенку.

– Конечно, им никто не угрожает, просто так нужно по правилам, на всякий случай.

Новый скрип качели резко оборвался, а в глазах помутнело. С трудом разлепив свинцовые веки, я попытался сесть. Вышло это не сразу, лишь минут через пять.

Помещение вокруг анабиозной капсулы освещалось скудным аварийным освещением. Что-то явно шло не так…

Мигали аварийные огни, но звука сирены не было слышно. Покачиваясь, я вышел в коридор и подошел к соседней камере. Она была закрыта, что было странным – мы все должны были проснуться одновременно после годового полета назад, домой.

Дисплей с показателями жизненного процесса не работал, как и десятки других, установленных рядом с дверьми в другие камеры.

Это могло означать два варианта. Первый – человек уже вышел, и камера выключена. Или…

С моим командиром произошел второй вариант. После того, как я вручную открыл камеру, в нос ударил резкий запах гнили. Света красных ламп хватило, чтобы разглядеть в капсуле практически разложившийся труп.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы вскрыть остальные камеры и убедиться, что единственный выживший на корабле – лишь я.

Коридор также освещался редкими лампами, но я отлично знал корабль, чтобы не заблудиться здесь даже вслепую. Беспокоило меня другое – дышать становилось все тяжелее, голова жутко болела.

На мостике стояла громовая тишина, нарушаемая редкими сигналами аппаратуры. Забравшись в кресло капитана, я первым делом проверил состояние корабля. Мои опасения подтвердились. Система жизнеобеспечения практически вышла из строя. Когда я проснулся, компьютер автоматически ее включил, мне повезло, что она вообще запустилась, иначе я просто бы задохнулся после открытия капсулы. Но подобная перспектива не была позади. Уровень кислорода составлял три процента, что означало, что у меня осталось минут двадцать, чтобы надеть скафандр.

Работал лишь один двигатель, который направлял нас в сторону Земли. Чудом мы смогли закончить свой полет на сверхсветовой скорости. Хотя двенадцать человек моего экипажа вряд ли согласятся назвать все происходящее чудом….

Связь не работала, системы отказывали одна за другой. А за иллюминатором корабля уже виднелась Земля. Управлять кораблем я не мог. Автопилот ушел в отказ, мы по инерции дрейфовали в сторону планеты.

Последняя система отказала, когда я, наскоро нацепив скафандр, пробирался к аварийным капсулам. В борта корабля то и дело врезался космический мусор, что еще быстрее приближало его гибель. Первая пробоина образовалась как раз в тот момент, когда я, используя лом, вскрыл последнюю дверь. Корабль разваливался на части, все ближе и ближе приближаясь к Земле, но я уже был внутри капсулы, которая, отделившись от борта, падала вниз словно метеорит, которого пожирает наша атмосфера…

Падение нельзя было назвать идеальным, хотя парашюты и работали исправно. В момент удара я здорово приложился головой о приборную доску и отключился.

Придя в себя, я потянул рычаг выхода… Капсула угодила в водохранилище, но самое главное – скинув шлем, я разглядел по обоим берегам большие здания. Это ли не везение? Выжил в капсуле анабиоза, смог спастись из корабля, так еще и упал рядом с людьми, по случайности не рухнув прямо на улицы города. Остается лишь ждать спасателей, они вот-вот должны прислать за мной катер.

Но прошел час, а ко мне так никто и не пришел на помощь. Неужели люди не заметили падающий космический аппарат среди белого дня?

С каждой минутой течение уносило капсулу все дальше. Ждать я больше не собирался. Скинув скафандр, я отыскал надувную шлюпку среди вещей первой необходимости. Потратив пару часов на борьбу с течением, я наконец-то смог выбраться на берег, после чего пошел в сторону городских улиц.

И увиденное не обрадовало меня так, как я надеялся. Бетонные здания, тротуары и дороги были сплошь заросшие кустами, деревьями и травой. Среди растительности часто попадались автомобили, которые также обвивали своими крепкими объятиям плющи.

Тишины вокруг не было. Щебетали птицы, устроившие свои гнезда на крышах строений, посреди дороги пробежал еж, а из-за угла станции метро за мной наблюдала стая собак…. Очень крупных серых собак….

И это был русский город, судя по знакам автомобилей, я находился в пятьдесят четвертом регионе нашей огромной страны.