Рыцарь-Инженер. Книга первая

– Оп-па! – это последнее, что я услышал, перед тем как она легонько толкнула меня, и я куда-то провалился.

Думал, что сверзился с кровати, но на самом деле меня мгновенно окружила кромешная тьма.

* * *

Богиня Эллидия еще какое-то время посидела, глядя на то место, где секунду назад сидел её мужчина, а затем, рассмеявшись в полный голос, рухнула спиной на вздыбившиеся облака. Да, конечно, ей, тысячелетиями хранившей целомудрие, следовало бы, наверное, разозлиться на этого человека, но с ним ей в первый раз в жизни было так хорошо…

– Да! Победа! Утрись, старшая сестра Лорида, я первая! У меня теперь есть му-у-уж, а у тебя ещё нет! – девушка, глупо улыбаясь, смотрела на быстро расцветающий красками её радости эфир над головой. – Странно, и почему раньше было принято призывать в «герои» именно японцев? Мой Ваня куда лучше и больше похож… на… героя.

– Ой! – девушка медленно села, похлопала глазёнками и испуганно произнесла: – Я же ему ничего не рассказала и не объяснила. И даже не вручила обязательный подарок.

Произнеся последнее слово, она нахмурилась, склонила свою очаровательную головку набок и прислушалась к себе.

– Да нет. С подарком всё хорошо, тем более что и он мне тоже…

* * *

Человек открывает глаза каждое утро, но далеко не каждый, сделав нечто подобное, видит перед собой гигантскую грудастую женщину с длинными синими волосами и кроличьими ушами, которая, улыбаясь, держит тебя в своих огромных лапищах, как игрушку.

Признаться, я слегка охренел, увидев… такое. А когда меня перевернули вверх ногами и зарядили с оттяжкой по заднице, внезапно для себя вспомнил Большой Петровский Загиб и выдал его без запинки.

Вот только… всё, что я исторг, был истошный ор новорожденного младенца.

«Твою мать, Андрей, – подумалось, когда я, шокированный происходящим, наконец-то заткнулся, чувствуя, как горит нижнее полушарие. – Да чтобы я… да хоть раз в жизни опять поддался на твои уговоры…»

Затем демоны быстро спеленали меня и подложили под бок ещё одной великанши, которая нежно что-то сюсюкала мне на ухо на непонятном языке.

Через какое-то время, когда я обдумывал, что же, собственно, со мной произошло, прибежал какой-то франтоватый мужик в костюме начала восемнадцатого века, обработанном художником, помешанным на фэнтези. Спустя пару минут, прослушав короткий разговор присутствующих в комнате гигантов, я оказался у него на руках.

Естественно, я немедленно возмутился подобной фривольности и высказал ему всё, что думаю… очередной раз разоравшись словно младенец. А потом пришло понимание того, что я, собственно, младенцем и являюсь, после чего я крепко заснул.

Рассказывать о том, что было со мной в последующую пару лет, откровенно скучно. Нет, конечно, можно гордиться, что за это время, особенно поначалу, мне довелось облобызать огромное количество сисек порой очень даже красивых женщин. Вот только всё остальное нельзя было назвать иначе как издевательством над личностью. Особенно смену подгузников, а точнее, пелёнок, которыми эти варвары пользовались вместо обычных памперсов.

Эти годы, проведённые в травоподобном состоянии личинки человека, может быть и пролетают для настоящих детей незаметно, но для сознания тридцатидвухлетнего мужика оказались настоящей пыткой.

У меня не было никаких развлечений, кроме каких-то там деревянных погремушек, плюс к этому, если я делал что-то, что выходило за рамки понимания взрослых о том, как должен вести себя малыш моего возраста, вокруг начиналась натуральная паника.

Так, ещё не умея ходить и нормально разговаривать, я, держа детские «музыкальные инструменты» в своих непослушных ещё ручонках, думая, что меня никто не видит, устроил концерт одного актёра, подвывая себе в такт что-то из русского рока.

На шум прибежали слуги, первой услышала меня как раз моя сиделка – та самая синеволосая с заячьими ушами, – затем взволнованные родители… дошло до того, что из ближайшего храма некой богини Эллидии примчался священник с целью изгонять из ребёнка местного лорда вселившихся в него демонов.

Но всё это я узнал, когда подрос, в те же годы мороки со мной у новых родственников было хоть отбавляй, а в роскошной шевелюре Мисилиси, той самой зайце-крольчихи, прибавилось множество ранних седых волос.

И ведь не сказать, что я был хулиганом, нет, как раз наоборот! Просто тараканы в моей голове имели строго определённые и совсем неместные национальные корни, что было, скажем так, очень необычно для окружающих.

Рос я в те годы, в общем-то, не один… после устроенного мной «концерта» из одиночной кроватки постоянного заключения меня переместили в другую «камеру», где уже содержались родившиеся в том же году, но чуть позже меня дети Мисилиси.

И вот вопрос. Кого может родить антропоморфный заяц от антропоморфного кота? В моём родном мире от подобного соития не получится ничего хорошего, а здесь это были две очаровательные крохи: одна с кроличьими ушками и кошачьим хвостом, а другая в точности наоборот.

Так вот, проблем матери они доставляли в разы больше моего. А странным окружающие считали меня.

Особенно после того как я, начав более-менее ходить, решил форсировать процесс собственного развития. Однажды, выбравшись из манежа и тщательно заперев после этого за собой клетку с улюлюкающими сестричками, устроил себе тренировку.

Ну не мог я – как бывший морпех-контрактник и вообще человек спортивный – жить, ничего не делая от еды до сна и от сна до еды! Да, было трудно, всё-таки тело у меня всего двух с половиной лет отроду. Да, я поначалу не совсем верно рассчитал свои силы…

Но зачем же, когда месяц спустя мои тренировки были раскрыты, Мисилиси надумала грохнуться в обморок, увидев, как я делаю отжимания метрах в пяти от манежа?

В пять лет на мои закидоны уже никто не обращал внимания. Тем более что я был мальчуганом крепким, почти не болел, первым из нашей троицы научился разговаривать на дикой смеси французского, итальянского и японского, которая здесь называлась Имперским языком, к тому же почти не донимал взрослых извечными «что» и «почему».

Просто я как ментально взрослый человек умел задавать нужные вопросы в нужное время. Ну и, естественно, обращался к людям, которые могли дать мне на них вполне ясные, аргументированные ответы, не испытывая при этом раздражения.

Мир, в котором я неведомо как очутился, назывался Овелия и находился на уровне фэнтезийного средневековья, в который успели завести культуру ренессанса и представления о паровых технологиях.

Проживал я с семьёй в Ромарской Империи и был сыном не абы кого, а целого маркиза. Жаль, конечно, что не Карабаса, а д’Вергри. Ну и звали меня здесь не Иван Александрович Калинин, как я привык за тридцать два года, а Эсток д’Вергри, первый сын и наследник маркиза Отто д’Вергри и графини Эллоры д’Роллей.

Официальной религией страны была вера в некую Лориду, Богиню Смелости и Мудрости. Коллегу земной Афины. Но конкретно наша семья и большинство жителей этих земель поклонялись Богине Эллидии, заведующей «Победой», и её совсем юной дочери Катиущи, в зоне ответственности которой находилась «Удача».

Причём, как я понял, боги в этом мире были чем-то вполне материальным, что неудивительно, ведь здесь имелась самая настоящая магия… А потому во время первого посещения храма я получил очень нехилый нагоняй от матери и отца, когда заулыбался во время благодарственного молебна Катиуще.

Ну а что я мог сделать, уж больно имечко этой юной небожительницы напоминало родное «Катюша». Вот только я так и не понял, как, собственно, попался, ведь мне явственно кто-то врезал под зад, из-за чего я, собственно, и ойкнул.

Не знаю уж, кто меня так подставил, но сидя в карете на обратном пути в особняк и потирая попу, жестоко пострадавшую не только от того пинка, но и после мессы от отца, поклялся найти и собственноручно выдрать виновника.

Между тем, как бы ни была велика обида на пока неизвестного мне шутника, я не забывал посматривать по сторонам. Всё-таки сегодня был первый раз в новой жизни, когда родители взяли меня с собой в близлежащий город.

К тому же у отца было какое-то дело к старосте одной из деревень, так что обратно мы ехали не по главной дороге, а сделали небольшой крюк, и карета в сопровождении десятка гвардейцев личной стражи маркиза катилась сейчас между колосящихся пшеничных полей.

Во всяком случае, я думал, что это «пшеница», хотя уверенности в этом не было, потому как местный хлеб сильно отличался по вкусу от привычного мне земного.

– Это что такое? – спросил я сидящую напротив мать, указывая в окно.

– А? – она вздрогнула, видимо, я оторвал её от раздумий, и посмотрела на меня. – Ты разве на нас не обиделся?

Ну да, после проведённой надо мной экзекуции они с отцом выходили из храма как в воду опущенные. Всё-таки это был первый раз, когда они отшлёпали меня, пусть даже и не прилюдно.

– Нет, – твёрдо сказал я. – Был виноват – осознал. Так что проехали. Так что это?

– Это поле, засеянное «де-грано» сын! – встрепенувшись, ответил сидевший рядом отец. – Из него делают муку, из которой потом пекут хлеб и…

– Да нет, бать, я не про это… – тряхнул я головой, перебивая маркиза. – Я вон про те штуковины.

– О Богиня… сколько раз я просил тебя не называть меня этим странным словом, – удручённо покачал головой д’Вергри-старший. – Почему ты, как все нормальные дети, не называешь меня «попо’нъ»…

– Потому что «батя» звучит гордо! – отрезал я. – Так вы скажете мне, что это за хреновины работают в поле?

– Это? – отец удивлённо посмотрел на меня, а затем в окно и немного растерянно произнёс: – Сельскохозяйственные големы-механоиды. Маломощные приспособления-констракты, которыми способны управлять даже не владеющие магией люди…

– Твой попо’нъ был так добр к своим крестьянам, что для того чтобы облегчить им жизнь, приобрёл целую партию этих машиноидов у гильдии конструкторов, – вставила мама. – Эти штуковины не только работают в поле, но в случае чего вполне могут защитить людей от слабых монстров или бандитов.