Уголовно-правовое воздействие: понятие, объект, механизм, классификация

В-четвертых, рассматривая условное осуждение лишь как вид освобождения от назначенного наказания, не представляется возможным обосновать целесообразность наложения составляющих его правоограничений, поскольку не все правовые последствия условного осуждения охватываются освобождением от наказания. Наличие открытого перечня правоограничений (ч. 5 ст. 73 УК РФ), предъявляемых к виновному, позволяет рассматривать условное осуждение как самостоятельную меру государственного принуждения и уголовно-правового воздействия, обладающую индивидуально-определенным качественным содержанием.

Перечень таких правоограничений в законе является открытым. Отсюда в научной литературе круг возможных к наложению обязанностей принято подразделять на две группы: определенные в законе и назначаемые по усмотрению суда

.

К первой группе принадлежат обязанности не менять постоянного места жительства, работы, учебы без уведомления специализированного государственного органа, осуществляющего исправление осужденного, не посещать определенные места, пройти курс лечения от алкоголизма, наркомании, токсикомании или венерического заболевания, оказывать материальную поддержку семье.

Деление обязанностей на две обозначенные группы весьма условно и отражает степень нормативно-правового закрепления. По своему правовому качеству накладываемые ограничения не должны каким-либо образом различаться. По справедливому замечанию И. А. Тарханова, «любой примерный перечень допускает использование и других мер, однако норма функционально ориентирует правоприменителя на допустимость назначения судом иных (прямо не предусмотренных законом), но однородных по характеру, сходных по направленности обязанностей»

.

Контраргументами противников признания условного осуждения мерой уголовно-правового характера являются указания на необязательность таких ограничений и отсутствие в них уголовно-правового характера, охватываемого содержанием уголовной ответственности (Э. А. Казарян)

.

С первым нельзя не согласиться. Действительно, согласно ч. 5 ст. 73 УК РФ возложение на виновного исполнения определенных обязанностей является правом суда. При этом научно-практический комментарий отмечает целесообразность установления хотя бы одного условия испытания в отношении каждого условно осужденного

. Ученые же предлагают внести изменения в уголовный закон, устанавливающие испытание условно осужденного как обязательное либо как полномочия суда по последующему их назначению

. Сам Э. А. Казарян пишет, что ситуация, когда на осужденного вообще не будет возложено каких-либо обязанностей, фактически лишает орган, осуществляющий контроль за его поведением, реальных критериев оценки исправления субъекта

.

Заметим, что уголовно-исполнительное законодательство предусматривает обязательное во всех случаях ограничение условно осужденного в правах на свободу передвижения, организацию своего времени. Согласно ст. 188 УИК РФ осужденный обязан отчитываться перед уголовно-исполнительными инспекциями и командованием воинских частей о своем поведении и являться по вызову в уголовно-исполнительную инспекцию. Однако представляется ошибочным относить такие ограничения к содержанию условного осуждения. Думается, в этом случае имеет место конкретизация содержания судимости. Согласно п. «а» ч. 2 ст. 86 УК РФ на время испытательного срока на осужденного накладываются ограничения, обусловленные судимостью.

Второй контраргумент, что перечисленные в ст. 73 УК РФ обязанности не носят уголовно-правового характера, представляется необоснованным. Автор не поясняет, из чего следует этот вывод. В своей совокупности налагаемые на условно осужденного ограничения отвечают как первичному (сущностному), так и вторичным (формальным) качествам уголовно-правового воздействия. Они применяются к лицу, совершившему общественно опасное деяние, закреплены уголовным законом, обеспечены силой государственного принуждения, в той или иной степени ограничивают права и свободы лица.

Весьма оригинально понимание условного осуждения А. С. Пунигова. Он представляет данный институт в качестве сложной правовой конструкции, выражающей взаимодействие наказания и альтернативного ему средства – испытания. Наиболее оптимальной модернизацией института условного осуждения, на взгляд автора, является разделение условно назначенного наказания и испытания

.

Думается, что в этом нет необходимости. Данное предложение обусловлено процедурным аспектом, который не является исключительным предметом уголовно-правового регулирования. Нет оснований усматривать в условном осуждении сочетания двух мер воздействия. С правовой точки зрения его содержание образуют лишь правоограничения, составляющие альтернативу наказанию. Фактически карательное воздействие не имеет места. Лишь в случае отмены условного осуждения воздействие может продолжать реализовываться по первой форме. Думается, что наложение наказания, не подлежащего применению под условием, в правовом аспекте может быть оценено как превентивное действие уголовного закона, не более того.

Исходя из анализа основания и правового содержания условного осуждения, можно заключить, что оно выступает индивидуальной, исключительно определенной мерой выражения реакции на совершение общественно опасного деяния.

Специфика третьей формы воздействия состоит в возможности, наряду с условным осуждением к одному из основных видов наказания, реального исполнения дополнительного наказания. «В подобных случаях имеет место одно осуждение, порождающее два вида уголовной ответственности»

или две формы уголовно-правового воздействия. Относительно необходимости в уголовном законе нормы (ч. 4 ст. 73), допускающей такую практику, высказываются противоположные точки зрения.

В. А. Ломако отмечает ряд положительных последствий реализации такого воздействия: дополнительное наказание устранит условия, способствующие совершению преступлений, повысит эффективность самого условного осуждения, заставит виновного и окружающих с большим уважением относиться к данной мере

. Весьма схожую мотивировку дает Э. В. Лядов

.

А. Э. Казарян, напротив, полагает, что при условном осуждении дополнительное, как и основное, наказание не может быть исполнено реально. На его взгляд, это нарушает соотношение основного и дополнительного видов наказания, возникает «противоречие между необходимостью реального исполнения дополнительного наказания, которое по определению не может быть строже основного, и признанной судом возможностью достижения целей наказания без реального отбывания основного наказания»

.

Наиболее обоснованной видится точка зрения первой группы авторов. Думается, что описываемое противоречие в соотношении дополнительного и основного наказаний преувеличено. Напротив, имеет место дифференцированный подход к определению содержания воздействия, отвечающий уголовно-правовому принципу справедливости.

Четвертая форма выражения государственной реакции на совершение общественно опасного деяния имеет место при освобождении несовершеннолетнего (а в исключительных случаях и лица в возрасте от восемнадцати до двадцати лет) от уголовной ответственности с назначением ему принудительных мер воспитательного воздействия (ч. 1 ст. 90, ст. 96 УК РФ).

Законодатель относит к таковым предупреждение, передачу под надзор родителей, лиц, их заменяющих, либо специализированного государственного органа, возложение обязанности загладить причиненный вред, ограничение досуга и установление особых требований к поведению несовершеннолетнего, а также помещение в специальное учебно-воспитательное учреждение закрытого типа органа управления образованием (ч. 2 ст. 90, ч. 2 ст. 92 УК РФ).

В научной литературе сложились две противоположные тенденции по вопросу о природе названных правовых средств.

Ряд криминалистов не склонны усматривать в их содержании наличие государственного принуждения.

По И. Э. Звечаровскому уголовно-правовой статус несовершеннолетнего изменяется вследствие применения не принудительных мер воспитательного воздействия, а предшествующих актов освобождения от уголовной ответственности или от наказания

.

Несмотря на спорную мотивировку, необходимо признать, что в своей сути подобные высказывания справедливы. Не все из предлагаемых в ч. 2 ст. 90 УК РФ варианты воздействия обладают правоограничивающими возможностями.

Е. В. Поводова справедливо отмечает, что принудительным содержанием не наполнены предупреждение и передача под надзор родителей (лиц, их заменяющих). Суть предупреждения сводится к разъяснению последствий совершенного преступления, лицо не несет никаких дополнительных обязанностей и убеждается в том, что может безнаказанно уклоняться от исполнения имеющихся. И если первая мера, на ее взгляд, при изменении законодательного определения посредством придания принуждению условного статуса и значения усиления последующего воздействия способна стать выражением государственного принуждения, то вторая не имеет под собой правового основания и не может обеспечиваться правовыми средствами. Воспитание и забота о детях – равное право и обязанность родителей, которые в случае совершения общественно опасного деяния явно выполнялись неэффективно

.

Представляется, что в остальных случаях принудительные меры воспитательного воздействия сопряжены с определенными правовыми ограничениями и возложением дополнительных обязанностей. При их исполнении несовершеннолетний может ограничиваться в свободе передвижения, общения, праве определения места пребывания, рода занятий, организации досуга, труда и проч.

На взгляд А. С. Пунигова, правовые способы воздействия в отношении несовершеннолетних не отличаются особым разнообразием и сводятся к аналогичным по характеру обременениям. В связи с этим автор предлагает объединить их в рамках одной меры – передачи под надзор специализированного государственного органа, возложив на последний полномочия по избранию ограничений в каждом конкретном случае

.

Подобные рекомендации не могут быть оценены положительно. Во-первых, их реализация приведет к дублированию условного осуждения. При этом за счет широких полномочий несудебных органов общая мера будет являться менее строгой в сравнении с реформированным специальным средством. Во-вторых, они не отвечают задачам создания ювенальной юстиции, которая, напротив, предполагает развитие видового разнообразия специальных мер воздействия и усиление их различий в характере и продолжительности элементарного содержания.

Другая тенденция связана с разграничением карательных и некарательных правоограничений. А. С. Пунигов отмечает, что помещение несовершеннолетнего в специальное учебно-воспитательное учреждение по своему содержанию имеет больше сходства с наказанием, чем с иными мерами в силу остроты своего ограничительного проявления. На его взгляд, уместно исключить данное средство из перечня принудительных мер воспитательного воздействия и дополнить систему наказаний специальным видом лишения свободы

.

Оценивая это предложение, можно заметить, что даже при неизменности содержания данной меры пострадают интересы несовершеннолетнего преступника. Учитывая, что наказание во всех случаях сопровождается судимостью, совокупное правоограничение будет значительно строже вследствие формального изменения статуса данной меры.

Наиболее обоснованным представляется противоположный вариант: сужение режимных требований деятельности специальных учреждений, а также корректировка целей и условий применения этой меры. Думается, она может быть реформирована из наиболее строгой в меру особого влияния в отношении несовершеннолетнего, находящегося в неблагоприятной социальной обстановке, выступающей криминогенным фактором его поведения.

Последняя, пятая форма состоит в применении уголовно-правового воздействия к «страдающим психическими расстройствами лицам, совершившим общественно опасное деяние, и заключающееся в психиатрическом лечении этих лиц»

.

На взгляд многих авторов, принудительные меры медицинского характера не являются иными мерами уголовно-правового воздействия в силу специфики своего субъекта, оснований применения и содержания. Так, по С. Г. Келиной, отнесение законодателем их к иным мерам не совсем обоснованно. Автор считает, что из них таковыми могут быть признаны только меры, применяемые наряду с наказанием к лицам, виновным в совершении преступления и страдающим психическими расстройствами, не исключающими вменяемости

.

Данная точка зрения не только сужает предмет уголовно-правового регулирования, но и искусственно разделяет меры медицинского характера на две группы, которым приписываются не просто формальные, а существенные отличия – разность правовой природы.

Особенностью данных мер воздействия следует признать фактические обстоятельства, обуславливающие их применение. Объединяет принудительное лечение с другими уголовно-правовыми мерами инициирующее их общественно опасное деяние. Исключительность проявляется во втором необходимом для оказания такого рода воздействия основании – наличии психического заболевания, исключающего (снижающего) возможность лица осознавать общественную опасность своих действий и (или) руководить ими.

Следует заметить, что время возникновения первого и второго оснований реализации воздействия имеет большое значение для правовых последствий реализации принудительных мер медицинского характера. Излечение лица, у которого психическое расстройство наступило после совершения преступления, в пределах сроков давности может привести к существенному изменению содержания уголовно-правового воздействия. Согласно ч. 4 ст. 81 УК РФ такие лица подлежат уголовной ответственности и наказанию, т. е. могут претерпевать правоограничения, составляющие первую из вышеперечисленных форм.