Инга возвращает любимого

Здесь снова сильный гнев проник в мою душу, и я опять не смогла сдержать свой пыл, в очередной раз повысила голос почти до крика:

«Не смей обзывать меня куртизанкой! Какое право ты имеешь судить обо мне, когда тебе ничего неизвестно?! А твоё утверждение о какой-то там слежке за мной, это чистейшей воды фантазия с целью запугать меня!»

Здесь военачальник, наконец, сосредоточился и заговорил гораздо серьёзнее, потому что понял, что напал далеко не на дурочку, а на девушку, прекрасно знающую себе цену. Теперь он начал говорить спокойно:

«Хорошо. Мои люди не следили за тобой. Я даже готов поверить тебе и согласиться, что ты не куртизанка. Но то, что ты не куртизанка вовсе не доказывает того, что ты не могла действовать под видом куртизанки. К большому сожалению, некоторые солдаты-мужчины слишком любвеобильны и часто поддаются на очарование таких хитрых особ как ты».

«Что ты хочешь этим сказать? – В недоумении спросила я, – в твоих словах кроется явное противоречие. С одной стороны ты соглашаешься, что я не куртизанка, а с другой стороны уверенно утверждаешь, что я действовала именно как куртизанка, соблазняя слабовольных мужчин. Так в чём здесь отличие, я не могу уловить его, поэтому объясни».

Командующий ненадолго задумался, хотел подозвать к себе одного из телохранителей, но затем раздумал и неторопливым чётким голосом произнёс, глядя прямо в мои красивые глаза:

«Хорошо, я раскрою все карты, тем более что очень скоро мы тебя казним. Ты обыкновенная шпионка Хунну, которая действовала под видом куртизанки. Я не знаю, сколько именно мужчин, которые являются злейшими врагами Хунну, ты успела соблазнить, чтобы выведывать у них военные секреты, но это теперь абсолютно не важно».

«Значит, по-твоему, я коварная шпионка, – с возмущением проговорила я, – и специально вышла в таком «наряде» перед твоими великими воинами, чтобы соблазнить своим видом некоторых из них и постепенно выяснить основную цель рейда вашего отряда, его численность, вооружение и всё такое прочее. Правильно я тебя поняла, великий китайский военачальник?» Слова «великий китайский военачальник» я произнесла не только с глубокой иронией, но и с большим сарказмом, то есть с язвительной насмешкой.

Военный руководитель прекрасно уловил мой тон. Но в этот раз он, видимо, уже привыкнув к стилю моего разговора, продолжал говорить совершенно спокойно, не повышая и не понижая голоса:

«Теперь это уже не имеет никакого значения. Мы в любом случае тебя жестоко казним, потому что ты наблюдала передвижение нашего секретного отряда. Я, конечно, не знаю, сколько именно дней и ночей ты внимательно следила за моим отрядом. Я даже не исключаю, что проклятые Хунну послали на разведку несколько подобных тебе девиц. Но, если даже это так, то постепенно мы переловим всех, и они просто не успеют ничего сообщить своим начальникам».

В этот момент китайский предводитель снова начал нервничать. Это ярко проявилось в выражении его лица, на котором опять выступили багровые пятна. Кроме того я заметила, как затряслись его полные и мягкие руки. Но, тем не менее, он нашёл в себе силы завершить нашу «дружелюбную беседу». Военачальник, видимо беря пример с меня, попытался иронизировать:

«Но тебе, дорогая, повезло больше всех остальных вражеских лазутчиков и ЛАЗУТЧИЦ (он выделил именно второе наименование). Благодаря своей наглости ты действовала слишком открыто и слишком грубо. Ты довольно самоуверенная девица значительно преувеличила свои мизерные возможности. Ты рассчитывала на соблазн. Но соблазн – это, конечно, страшное дело, но не всегда и не для всех. Запомни это пигалица, тем более что жить тебе осталось совсем немногого».

В этот момент военачальник, у которого, скорее всего, окончательно сдали нервы, пронзительно закричал, почти завопил, возмущённый моим равнодушием и бесстрашием:

«Запомни, проклятая пигалица всё, что я тебе сказал перед своей смертью, которая, это я тебе обещаю, последует очень даже скоро».

Честно говоря, я так и не поняла, что именно я должна запомнить, неужели только то, что я соблазнительная шпионка народа Хунну? Кроме того, он без конца пугал меня близкой казнью, но это же обычный приём всех неуверенных в себе начальников.