Фронтовичок

– Да! Даже в нашем дивизионе не все знали… Позже я выяснил, что Василий Кузьмич вообще не любил вспоминать о войне, потому делал это редко. Так, – иногда! Если нахлынут воспоминания! Или надумает молодежь уму-разуму поучить. Представляешь, как мне повезло! Чистая случайность! И жаль мне, что наши судьбы разошлись. Скоро я уехал на Дальний Восток, а уже там из письма узнал, что и Кузьмич вскоре уволился из армии. Подался он на родину, в Чувашию или Татарию, где его следы для нас окончательно затерялись.

– Так ты выяснил всё-таки, дед, воевал он или нет?

– В лоб спросить об этом я не решился. Опасался оскорбить. Только, знаешь ли, мне кажется, будто в его судьбе не это главное! Воевал, не воевал… Какая разница, если всегда, когда речь заходит о войне, у меня обязательно всплывает именно его образ. Образ того самого фронтовика с дивными пшеничными усами, с козьей ножкой и неповторяющимися рассказами, потрясающими своей достоверностью. И я абсолютно уверен, как бы там ни было, что его рассказы содержали военной правды значительно больше, нежели каких-то выдумок. Знаешь ведь, опытные рассказчики всегда используют для подогревания интереса свои особые приёмчики. Наверное, и Кузьмич что-то себе позволял, но не в ущерб достоверности.

Алексей Петрович надолго замолчал. Может, он переводил дух, может, вспоминал удалившиеся годы. А, может, просто не знал, чем закончить свой рассказ. Наконец, он произнес с дрожью в голосе:

– И трудно мне даже теперь, Сережа, хотя повидал я немало, представить, сколько он пропустил сквозь свою душу и сердце человеческой беды! И своей, и чужой… К скольким реальным судьбам и трагедиям той ужасной войны прикоснулся своей душой, чтобы рассказывать свои истории с осведомленностью очевидца. Может, Василий Кузьмич и есть один из тех русских героев-богатырей, талантами и подвигами которых некогда блистал наш русский народ! Потому-то его великим весь мир и признавал! Вот, пожалуй, и вся история, и всё, что я о ней думаю!

*

На следующий день внук атаковал деда лишь ближе к вечеру, когда сам вернулся после занятий, и дед не оказался занят. Сергея переполняло желание поделиться тем, что он вычитал за день о Сиротинине и Колобанове, но дед удивил:

– Я, Сергей, итак о них помню… Понимаешь ли, для меня слишком расточительно стало второй раз идти по своим же следам. Более интересно узнать, сможешь ли ты хоть сегодня обосновать свои вчерашние заблуждения по поводу совершенства капитализма или так и не сдвинулся с места?

– Ты со мной прямо-таки в два счёта расправился! – вместо ответа восхитился внук. – Прямо-таки – пригвоздил! Разговор потерял смысл – ты ведь все точки расставил! Мол, я не прав, но так ничего и не понял! Мол, полная безнадёга! Верно?

– Примерно так! – согласился дед. – Но тема-то действительно принципиальная! Вот только важна она не для меня – для тебя! Это тебе ведь дальше жить! Жить, либо понимая, в какой ты среде оказался, либо, блуждая в специально навязанных тебе иллюзиях. И всё же, несмотря на важность темы, не стоит нам ее сегодня поднимать. Ты, как мне кажется, еще не созрел!

– И когда же я, по-твоему, созрею? – обидчиво ухмыльнулся Сергей.

– Это будет зависеть только от тебя. Многое тебе ещё следует прочитать, обдумать, сделать выводы. Они вполне могут стать основой твоих убеждений… Это огромная творческая работа. Она не каждому по плечу. Я же ничего тебе объяснять не стану – нужный для этого момент я как-то проморгал. Жаль! Но очень уж быстро ты перестал быть ребёнком! А теперь, когда тебя уже наполнили ядом бессовестной лжи, ты сам должен во всём разобраться и сам обезвредить… Ведь этот яд теперь формирует твои убеждения. Вырывать же их, даже самые абсурдные, больно так же, как вырывать зубы! Если я за это возьмусь, то за свою боль ты возненавидишь меня, но в сути всё равно не разберёшься!

– Серьёзно-то как, дед, ты вопрос поставил! – восхитился и одновременно озаботился внук. – Остаётся лишь подчиниться! Хотя ещё надеюсь на что-то! Может, хоть основное направление работы укажешь… Хоть с чего начать? – внук помолчал, собираясь выйти из комнаты, но остановился и добавил. – Знаешь дед, чтобы мне не было особенно обидно за свою бестолковость, хочу и тебе задать несколько проблемных вопросиков… На них никто ответа не даёт! Вполне возможно, все мудрецы лишь лукавят, хотя всё понимают… Может, чего-то боятся… А, скорее всего, верно служат тем, кто их кормит!

– Давай, давай свои вопросы! Не жмись! – подбодрил Алексей Петрович.

– Прежде всего хочу узнать именно твоё мнение и твои оценки… Во-первых, как ты оцениваешь современную ситуацию в нашей стране? В самом широком смысле. В общем, что она собой представляет в действительности, а не по художествам наших абстракционистских СМИ? Во-вторых, какие перспективы у нашей страны… Нет! Лучше так! Что ее ждёт в близком и в отдалённом будущем? И в третьих, каким ты, как человек, много повидавший, воспринимаешь наш нынешний народ? Отличается ли он от советского народа? Стал ли он более похож на европейцев или американцев? Выиграла ли страна от этих изменений… Ну, ты меня понял?

– Ничего себе! Нагрузил! Значит, если никто ответа тебе не даёт, то за всех я должен отдуваться? – усмехнулся дед. – Ладно! Мы с тобой и это обсудим. Но потом! А сейчас, ты уж извини, мне тоже нужно кое-что упорядочить. Договорились?

*

На следующий день, примчавшись домой, Сергей деда не застал. Бабушка неподвижно сгорбилась у окна с заплаканными глазами. По комнате в беспорядке валялось бельё и одежда деда. Видимо, куда-то его в спешке собирали.

– Бабуль! Что у нас стряслось? Где дед?

– Забрали деда в больницу… Сердце! – ответила она, а после паузы добавила. – Твои родители тоже там… В реанимации. Может, что-то прояснится… Или понадобится… Так ты позвони хотя бы! – она опять тихо заплакала. – Может, поешь?

– Ничего себе! Выходит, это уже не желчный! Целый букет формируется? – заново одеваясь, ответил Сергей. – Тогда и я к деду! А обедать пока не хочу! Скажи только, какая больница?

*

– Видишь, как бывает, сынок? – скорбно сказала мать Сергею. – Раз – и всё! А мы тут сидим, сидим… К деду твоему нас не пускают… Реанимация! Обещали сообщить, если что-то изменится…

– Рано, мама, нам подводить итоги! Даже инфаркты у всех проходят по-разному! Дед у нас крепкий – выдержит!

– Конечно, конечно! – сразу согласилась мать.

По настроению отца Сергей догадался, что состояние деда именно такое, как сообщили в справочном, то есть, крайне тяжелое.

– Бабушка пожаловалась, что ты деда вчера утомил своими разговорами… – слегка упрекнул отец.

– Ну, вот! Я во всём и виноват! – ехидно произнёс Сергей. – Дед наоборот радовался, что его хоть кто-то слушает! Вы-то на работе постоянно! А если и дома, то поговорить вам с ним никогда не хочется! Всегда ограничиваетесь формальностью: «Как дела, папа?» Вот он мне о фронтовичке и рассказывал. И о своей службе…

– Странно ты как-то о фронтовиках отзываешься… – удивилась мать. – С каким-то высокомерием, что ли? Фронтовичок… Недомерок какой-то!

– Мамуль! – остановил ее Сергей. – Только ничего не выдумывай! Я использую терминологию своего деда. Она из его вчерашнего рассказа…

– Всё равно, странно это слышать! – поддержал жену отец.

– Ну, что тут странного? – зашипел Сергей. – Служил с дедом один фронтовик, Герой Советского Союза. Но во время войны, в окружении, он утратил свои награды и все документы. А потом, уже когда он с дедом служил, выяснилось, будто он тогда еще мальчишкой был. То есть, воевать-то он еще не мог! Все запутались! И никто так и не смог разобраться, наворачивает он или всё действительно было, как он говорит? Ведь о своей солдатской доле тот фронтовик рассказывал в таких подробностях, которые выдумать никто не сможет! Это нужно прожить самому, чтобы знать! Потому в дивизионе его иронично и прозвали фронтовичком, подразумевая некоторые свои сомнения! А сомнения-то были, хотя уличить его во лжи никто оснований не имел. Но и официальных документов для подтверждения столь высоких наград он тоже не имел. Зато имеющиеся документы, выданные уже после войны, делали его в глазах людей обманщиком. По этим документам он был тогда мальчишкой. Вот и вся история. Что тут скажешь?

– А как же паспорт или удостоверение личности? Личное дело. Там же истинный год рождения указан! – недоверчиво спросил отец. – Несложно ведь разобраться… Запрос о наградах можно было сделать…

– Ну, да! И тогда все такими же умными были! – подколол Сергей. – Да только и бюрократия была не дурнее нынешней! Возраст в новом паспорте на десять лет перепутали, а остальные документы под него подогнали… А многие попытки и многие годы, потерянные впустую, начисто отбили у фронтовичка всякую охоту добиваться правды! Действительно – сколько же можно! Сплошное издевательство!

– Да! Тяжёлый случай… – промолвил отец, видимо, соглашаясь, что с нашей бюрократией во все времена воевать почти безнадёжно. – Знаете, пока мы сидим здесь, ничем не занимаясь, могу рассказать один почти военный случай из жизни моего отца и, значит, твоего, сын, деда.

– Интересно послушать! – поддержал Сергей.

– Когда мне было лет десять или около того, отец иногда брал меня на стрельбище. Там его батарея выполняла учебные стрельбы, а я, по мнению отца, набирался ума и опыта! Особенно нравилось мне, когда после подведения итогов отец строил в одну шеренгу солдат, получивших за стрельбу двойки. Он говорил им примерно так:

– Товарищи солдаты! Если вы выполните всё, чему вас учили, то без труда поразите все цели. Если же вы не попали, то что-то забыли сделать. Прежде чем снова стрелять, постарайтесь выяснить, что вы забыли: затаить дыхание; или вывести на одну прямую глаз, прицельную планку, мушку и цель; или резко нажали на спусковой крючок… Потом отец подзывал меня к себе поближе и говорил: «Поглядите, с вашей задачей легко справляются даже дети!» Я подбегал к отцу, а он опять обращался к солдатам: «У кого самый плохой автомат? У кого что-то заедает, прицел сбит или ещё что-то плохо работает?»

Сергей усмехнулся, видимо, догадавшись, куда ведёт рассказчик, а тот продолжил:

– Кто-то в этом обязательно сознавался. Тогда отец передавал его автомат мне. Выдавал десять патронов, как положено любому человеку, выполняющему данное упражнение, и командовал всё по-настоящему: «Заряжай!» Потом «На огневой рубеж, шагом марш!», когда я докладывал, что «К стрельбе готов!», то получал разрешение – «Огонь!» Далее я действовал самостоятельно – обнаруживал цели и поражал их!

– Ну и… – наконец вышла из транса мать Сергея. – Мазал, конечно? Или сплошное «молоко»?

– Не было там молока! Там, главное попасть хоть куда! Три мишени появлялись поочередно на десять секунд… А я лёжа вертелся, как волк «Ну, погоди» со своим ружьём, чтобы прицелиться в мишень, которая всякий раз оказывается в незнакомом месте. То слева, то справа. Но я так лихо всё делал, что то был мой звёздный час! Любую мишень я поражал очередью всего из двух выстрелов! Это – высший шик! Ведь стрелять нужно только очередями, а очередь – это не менее двух выстрелов. Иначе оценка снижается. А патроны нужно беречь! Для меня это было особенно важно, поскольку оставшимися четырьмя патронами я успевал поразить еще две цели на соседнем, то есть, на чужом направлении. На двоечников мои результаты стрельбы производили особо сильное впечатление! Они-то и со своими целями не справлялись, а тут – мальчишка поражает даже не три, а все пять целей! Фантастика!

– Ну, ты и хвастун, как оказалось! А рассказываешь так, будто настоящий снайпер! – засмеялась жена.

– Таким я и был! Но разговор-то не обо мне! После успеха моего аттракциона батя обычно давал возможность двоечникам попробовать себя ещё раз. И, знаете, мой пример действовал! У многих получалось уже лучше. А потом для всех начиналось другое упражнение – метание гранат. Именно к этому эпизоду я и подбираюсь!

– Долго подбираешься! Больше себя самого нахваливаешь! – не сдержалась супруга.

– Так есть ведь, за что нахваливать! Или совсем уж ничего не заслужил? – с усмешкой отбивался муж.

– Ладно, ладно! Конечно, есть! Ты у нас до сих пор – молодец! Но только, от слова огурец! – хихикала уже супруга.

– Гранаты боевые? – заинтересовался Сергей.

– Разумеется! Но, в какой-то мере, всё-таки учебные. Они взрывались, но не так уж сильно, как показывают в кино! – проинформировал отец. – Однако любому, кто зазевается, могли оторвать что угодно, только подставь!

– Так зачем же подставлять? – не удержалась от комментария супруга.