– Лекции – это по твоей, Санёк, части! Я же, глядя на любую красавицу, всегда задаю себе один вопрос: «С кем она будет собачиться лет через десять? Неужели тем счастливчиком стану я?»
– Ты, Пашка, из-за своего женоненавистничества прямо-таки философом стал! – заметил я, всё еще не понимая основы, вызвавшей подобные изменения в мировоззрении товарища. – Может, книжку умную, наконец, прочитал?
– Типун тебе на язык! – отмахнулся Пашка. – Не стану я себе жизнь портить ни женой, ни книжками!
– Смотри, Пашка! Ведь даже самая стройная философия со временем вырождается в свою противоположность! Не боишься опоздать?
– Жизнь – не философия! – опять отбрил меня Пашка. – Жизнь сама покажет, кто прав, а других она накажет!
– Ты даёшь! Что-то с тобой происходит! Уж не влюбился ли?
– Пошёл ты! – беззлобно огрызнулся Пашка. – Так ты ничего и не понял!
Я вспомнил тот давнишний разговор, посмеялся и на душе оттаяло. Даже принялся готовить себе какой-то завтрак, что-то нарезать, не особенно вникая в суть, что-то кипятить или подогревать – и только для того, чтобы не сидеть, не лежать, не думать о том, о чём думать – только себя разрушать!
Постепенно я зажал себя в комок, отбросил жалостливые мысли, размягчающие волю, сконцентрировался на задачах дня. Дел предстояло много. Предстояло объяснить в лабораториях, что триумфальные настроения надо оставить в прошлом! Всем предстояло забыть о былых успехах, иначе нам не видать следующих.
Всё это я понимал правильно! И убеждал себя в том, что только работой можно заглушить боль, а позже она сама собой ослабнет. Позже я с ней справлюсь, потому что окрепну психологически. Мне всё станет по фигу! Бесконечной боль не бывает – сама со мной замучается!
Итак, направление жизни задано! Оно – верное! И всё же заниматься служебными делами мне не хотелось! Я догадывался, что смогу себя заставить лишь имитировать работу, но это для посторонних глаз, а сосредоточиться даже на ближайшем планировании, не говоря уже о главных сложностях проекта, я не смогу даже под прессом.
Не смогу, и всё! Перед глазами, сколько не очищал от мусора своё расстроенное воображение, возникала Светлана. Милая, любящая, нежная, заботливая, приветливая! Та, которая больше не хотела быть моей женой. Причем, ради себя самой, а я не имел ни малейшей возможности на нее влиять!
Что-то со Светкой всё же не так! Может, шлея под хвост попала, а сегодня она сама всё поймет, кинется извиняться за свой срыв, и со временем всё у нас наладится? Ведь было-то всё хорошо! Я не зря ведь считал себя счастливым человеком! Ну, чего мне раньше недоставало?! Или так считал только я, даже не задаваясь вопросом, что об этом думает моя жена?
Странно, а почему бы ей считать иначе? Я всё сделал для того, чтобы она со мной оказалась счастлива, ибо изначально такую задачу себе и ставил. И что я такого натворил, чтобы можно было всё забыть и пренебречь именно моей жизнью, чтобы именно меня отбросить в сторону, как надоевшие за лето туфли?
Или причина не во мне? Но тогда в чём? А, может, причина не в чём, а в ком? Я ведь даже не знаю, Светка ушла просто от меня или она ушла к другому?
Воображение сразу нарисовало крайне обидную картину: Светка обстоятельно взвесила все его достоинства нетто, взвесила меня брутто, прикинула, что ей более всего сгодится в будущем, и я оказался не нужен! Она решительно отбросила меня в сторону как нечто, выполнившее свои одноразовые функции! Как ракету-носитель, которая, превозмогая чудовищные нагрузки, подняла драгоценный груз на большую высоту, даже придала ему завидную скорость, а затем, больше не нужная этому грузу, была выброшена в космическую пустоту.
Думаю, можно понять, почему из дома я так и не вышел. Меня придавили тяжёлые вопросы без ответов, придавили болезненные воспоминания, придавила острейшая ревность к кому-то неизвестному, придавили даже собственные несдержанные слёзы.
Я разваливался на части. О работе ли мне было думать?
И вообще, какая работа, к чертям? Зачем она мне теперь? Зачем и я в этой чужой стране занимаюсь чем-то преступным, в общем-то, против своей родины? Не послать ли мне их всех? Всех! И ее, в первую очередь! Ту, которая уже никогда не будет прежней, бесконечно дорогой и родной, ради которой я, собственно говоря, горы и ворочал. И ведь не только ворочал те горы, но и значительно в этом преуспел, бросив всё к ее ногам!
Теперь мне стало понятно, что вся моя жизнь предназначалась для нее, для Светланы, хотя раньше я и не думал о том! Даже не для наших детей, о которых я всегда мечтал, но так и не дождался от нее! Всё – только для нее!
Да! Детей у нас нет! Я в любой миг могу уйти в небытие, и после меня никого не останется! Совсем никого! Будто и не было меня на свете! Будто и не жил! И за это я тоже должен благодарить ее!
Или я не справедлив? Врачи ведь никого из нас уверенно не забраковали. Хотя это очень странно! Разве бывает так, чтобы плюс на плюс давал огромный минус?! Или Светлана не рожала, поскольку тайно и давно собиралась уходить, ожидая лишь удобного момента?
Что же ты наделала, Светка!? Как ты могла?
Что это у тебя – простое увлечение? Кто-то понравился настолько, что ты потеряла голову? Мне это крайне неприятно, но всё же могу понять. Такое уж существо человек, что он не может не влюбляться весной, да еще в нечто, кажущееся прекрасным!
Но любой человек должен себя держать в рамках своих обязательств! Человек – не животное! Он должен руководствоваться не только зовом природы, но и моральными нормами своего сообщества. Пренебрежение ими грозит отлучением от сообщества, а в одиночку человек не выживет! И даже это ее не удержало?
«Знаешь, Светлана, – мысленно говорил я с ней, – мне тоже многие нравятся. И было бы нелепо считать, будто кроме тебя не найдётся кто-то и красивее, и стройней, и умней! И всё же ты для меня одна! Одна и лучше всех, потому что иначе жить нельзя. Иначе соскользнёшь, а потом и скатишься в сферу совсем иных отношений, животных отношений, не достойных, на мой взгляд, никакого человека».
Многие скатываются, я знаю! Но нам такое допускать нельзя. Ведь скатываются вполне определенные людишки. Их жизненные интересы и жизненные цели порождают лишь презрение!
Если в человеке не нашлось места нравственным началам, если он нарушает все правила морали, выработанные обществом для самосохранения, чтобы опять не вернуться в мир животных, то ему не место среди людей! Уж не знаю, как с такими особями следует поступать? Может, для начала им крест на лбу рисовать, чтобы слабые людишки не становились их жертвами?!
Да уж! И мне многие нравятся! И я часто восхищаюсь красотой других женщин, их умом, изяществом, умением играть какую-то свою женскую роль пусть с далеко идущими планами… Пусть, если им это интересно! Но я всегда помню о тебе, представляю твою реакцию на это, и ты помогаешь мне не пересекать запретную черту. Физиологические страсти надо душить на корню!
Впрочем, я увлёкся со своей запоздалой морализацией. Ты уже сделала свой выбор.
Но неужели и тебя, совсем ведь не глупую, дешёвые мелодрамы современных пиитов, всюду проповедующих адюльтер, заразили жаждой их всепоглощающей любви?
Пииты это умеют! Правда, ни на что иное у них не хватает ни ума, ни таланта, ни художественного вкуса. Но темка-то для них удобна во всех отношениях! Всем ведь интересно подглядеть, как кто-то сходит с ума! А, поглядев на такое искусство, кто-то лишь ухмыльнётся придуманной пиитами сказке, а кто-то и сам решит ее попробовать. Как говорится, волшебная сила искусства! И вполне понятна логика действий тех, кто вечно в этом плане озабочен! Их только разбуди…
Но ты… Ты-то как на такое попалась? Уж тебе, как будто, давно следовало знать, что всепоглощающая любовь, о которой поют все пииты, вообще любовью не является. Всего лишь страсть. Штука мимолётная!
Можешь меня не упрекать, я прекрасно помню и «Амок» Стефана Цвейга, и «Гранатовый браслет» Александра Куприна. И то, и другое, без всяких сомнений, – это же высочайший гимн подлинной любви! Но, Светка, – это всего лишь литература! В реальной жизни не бывает, чтобы кто-то мог десять лет безнадёжно любить того, кого однажды случайно увидел. Конечно, в тех книгах показана сильная, и даже святая любовь! Конечно, в тех книгах сказаны высокие слова, мудрые мысли! Продемонстрирована высочайшая преданность светлому образу, созданному лишь в воображении! Но ведь интереснее всего там – самоубийство по неявно выраженному желанию любимой! Это, на мой взгляд, уже совершенно бессмысленный фанатизм и самая бесполезная жертвенность, которую я могу вообразить! Так не должно быть! И так не бывает! Всего лишь литературная гипербола, пусть даже с самыми благородными намерениями автора! Но не пример же?
Нет! В такую любовь я поверить не могу! Я глубоко уважаю обоих персонажей, обоих литературных героев, но если бы на моих глазах так же поступали живые люди, то я не мог бы их воспринимать иначе, нежели абсолютно больными в психическом отношении.
Конечно же, в течение десяти лет каждую минуту только и думать, только и мечтать, только и страдать об одном человеке и тайно любить его совершенно безнадёжно и на расстоянии, способен только сумасшедший, не способный ни на что другое. Это же натуральный ступор!
Поймите меня правильно. Я не то чтобы осуждаю того самоубийцу – совсем нет! Жалею? Да! Ни в коей мере не считаю возможным унизить ни его, ни его удивительные чувства, и всё же считаю, что тот несчастный наверняка попал в некий психологический тупик, из которого со своим тяжёлым заболеванием не сумел найти выход.
Вы и сами, пожалуй, так же думаете, что психически здоровый человек непременно переключил бы своё внимание на иной объект для обожания, а не замыкался на очевидной самому себе безнадёжности. Разве не так?
Вы спросите меня, зачем я столь неуважительно отозвался о столь прекрасной, даже неземной любви? Да только потому, что идеалом считаю совсем иные отношения. И не рискую их назвать любовью, поскольку это затасканное и весьма неопределенное по смыслу словцо всё лишь опошлит.
Отношения между близкими супругами бывают куда более высокими, нежели обычная любовь. Это, прежде всего, взаимное уважение и абсолютно бескорыстное притяжение душ. Это, когда без человека невозможно жить ни минутки, поскольку только о нём и думаешь, только о нём и заботишься, только для него и добиваешься счастья, а не для себя. Ведь у нас так и было, Светка, и вдруг всё рассыпалось на мелкие осколки, которые я никак не могу собрать! И как же мне быть?
Я устал без конца всё это прокручивать! Голова не выдерживала! Следовало разорвать цепь событий, в которых я оказался лишним человеком!
Надо уезжать?
Надо!
Но куда? В другой штат? Посоветоваться с доктором Кеннеди? Но для него мой отказ от дел будет равнозначен личному краху. Шеф такой благодарности не заслужил. Мой уход станет таким же предательским бегством, как уход Светки от меня.
Стало быть, этот выход не для меня! Но как же спастись, не превратившись в негодяя?
Мне и тогда, даже в угаре, было вполне понятно, что нельзя строить свою жизнь, создавая несчастье другим людям. Я ведь не сумасшедший и должен отвечать за свои поступки! Но для начала я должен решить, как поступать, а голова только одним и занята – занята не тем, что мне необходимо понять, а обидой, злостью, желанием отомстить!
Никогда у меня не случалось подобного напряжения! Никогда не было полной беспомощности! Никогда не возникало столь острого ощущения горя. Оно же меня почти раздавило, лишив нужной как никогда активности.
Глава 17. И до четверга
Каждый последующий день до боли походил на день предыдущий. Но тяжелее всего бывало справляться с собой по ночам. Я долго не мог забыться, а когда в ночи просыпался от бесконечной череды ужасов, то сразу сознавал, насколько же я несчастный, а жизнь моя уже никогда не наладится.
Сразу хотелось вскочить с постели, побежать, помчаться к ней… Но я остывал, не дёргался, ведь даже не знал, где Светлана сейчас и с кем она кувыркается.