Смейся, паяц!

– Ты никогда себе не простишь, если сдашься. И потом: почему вдруг паника? Это же не целых 10 экзаменов всего за 6 дней – это всего 6 экзаменов за целых 10 дней! Напрягись, и ты, как всегда, выиграешь!

И я решил победить. Но как, как выучить за полтора дня то, что преподавали четыре месяца? Зубрить я никогда не умел – всегда выплывал за счёт понимания сути. Правда, такого объёма материала и таких коротких сроков никогда не было, но как уточнила моя мудрая мама: это же не десять экзаменов, а всего шесть. Я должен их сдать. И сдам!

Первым экзаменом была геодезия. Я пришёл к Симе Тартаковскому, самому гениальному студенту на нашем курсе, да и во всём институте, и попросил: «Объясни мне суть этого предмета»

Сима был высокий, худой еврей, с таким огромным носом, что рядом с ним я казался курносым антисемитом. Как простой нормальный гений, он просто и гениально объяснял всё, о чём его спрашивали. После его объяснений я понял, что вся геодезия зиждется на трёх линиях треугольника: линия земли, луч прибора и рейка – из их взаимоотношений рождаются все самые главные формулы. Он препарировал их и показал, как они выводятся. Мы сидели всю ночь, я выводил формулу за формулой, Сима поправлял меня и подсказывал запасные варианты. Потом он объяснил мне, какие могут быть ошибки у приборов и как их исправлять. К утру, после десяти чашек кофе, я почувствовал, что понимаю предмет, могу идти на экзамен и, если там не засну, то непременно его сдам. Пришло именно то чувство уверенности в себе, которое необходимо для успеха. Я благодарно чмокнул Симу в необъятный нос и помчался в институт.

Это был дополнительный экзамен: с первых заходов Товстолес никому оценку не ставил, отправлял доучивать. Увидев меня, он плотоядно хмыкнул и указал на кучку билетов, лежащих на столе:

– Тяните. – Я вытащил билет, прочитал вслух вопросы. – Сколько будете думать? – спросил он.

– Могу отвечать.

– Валяйте.

Когда я наполовину ответил на первый вопрос, он попросил:

– Встаньте. Покажите руки. – Не обнаружив шпаргалок, потребовал. – Выверните карманы. – Я вывалил на стол ключи, расчёску, носовой платок и ещё какую-то мелочь. – Где вы их держите?

– Что именно? – наивно спросил я.

– Шпаргалки! – рявкнул он. – Я их всё равно найду!

– Не найдёте: они у меня в голове.

Он внимательно посмотрел на меня, отодвинул в сторону всё моё имущество и приказал:

– Садитесь. Продолжайте.

Товстолес пришёл в науку после двадцати лет занятий практической геодезией, он был больше практик, чем учёный, написанные им учебники были точны, лаконичны и доступны для восприятия. Он ненавидел зубрилок, поощрял понимание и находчивость. Поэтому то, что я не помнил формул и выводил их у него на глазах, вызвало его удивление и интерес.

– А в приборах вы тоже разбираетесь?

– Попробую.

Он подвёл меня к нивелирам и теодолитам и стал задавать кучу каверзных вопросов о работе этих приборов в нестандартных ситуациях. Благословляя светлую голову Симы, я довольно бойко ему отвечал.

– По каким книгам вы готовились к экзамену? – вдруг спросил он. К этому вопросу я не был готов и стал что-то бекать и мекать. Товстолес грохнул своим огромным кулачищем по столу. – Вы же не открывали ни один учебник! – Потом встал, подошёл ко мне, обнял за плечи. – Молодец! Хорошо отвечал! – И перейдя на ты, спросил. – Кто тебя так натаскал?

– Сима Тартаковский.

– Передай, что у него готовая пятёрка. Кстати, и у тебя тоже. Давай зачётку!

Моя пятёрка по геодезии, первая на нашем курсе, была моим триумфом и потрясением декана. На следующем экзамене я получил четвёрку, потом пятёрку и ещё две четвёрки. Последним был самый опасный экзамен – математика. Я знал, что там меня с нетерпением ждёт Гальперин. Я решил схитрить, попытался попасть на экзамен к другому преподавателю, но Гальперин всех предупредил, чтобы экзамен у меня не принимали, я понял, что наша встреча неотвратима, и снова пришёл к Симе.

– Объясни мне, что такое интеграл и дифференциал.

Всегда серьёзный и неулыбчивый Сима, рассмеялся:

– Ты хочешь выучить высшую математику за один день?

– У меня нет другого выхода. И потом, почему за один день? У нас есть ещё и ночь.

– Что ты знаешь об интегралах и дифференциалах?

– Что один из них похож на скрипичный ключ.

Сима махнул носом слева направо, как бы подводя черту под нашим разговором.

Но я не сдавался.

– Почему ты себя недооцениваешь?

– Я?! Себя?! По-моему, речь идёт о тебе.

– И о тебе. Когда ты объясняешь, я чувствую себя, как в зачётном лагере: день за три.

Лесть подействовала. Сима вернул нос справа налево, произнёс долгожданное «Начнём!» и я нырнул в безбрежное море высшей математики и по-собачьи поплыл за Симой, восхищаясь его брассом, кролем, баттерфляем, старался понять, как это у него так получается. Сима три дня назад завершил сессию, мог бы уже спокойно отдыхать, но он весь день и всю ночь, по каплям вливал в мою голову самые элементарные знания, разжёвывал давно уже освоенные им истины, чтобы меня, неуча, превратить в более или менее подготовленного студента. Да здравствует великая студенческая дружба, безбрежная, бескорыстная!.. Где ты сейчас, спаситель мой Сима, большой нос, светлая голова?.. Заседаешь ли в родной Академии Наук или получаешь эмигрантское пособие в чужой стране?.. Где бы ты ни был, пусть станет тебе теплей и веселей от этих моих воспоминаний!

Гальперин встретил меня, как матёрый кот молодого мышонка.

– Заходите, товарищ Каневский, заходите, давно ждём. Если я продолжу экзамен, это не будет вас отвлекать?

– Нет, нет, сегодня я тоже буду отвечать.

– Да? Какая неожиданность! Горю от нетерпения – тяните билет! – Я вытащил один из билетов. – Ну, как?

– Нормально. Немного подумаю и отвечу.

– Да?.. Тогда, пожалуйста, положите этот билет на место, возьмите другой.

Я вытащил ещё один билет.

– Как? – Гальперин был похож на охотника, загоняющего зверя в капкан.

– Спасибо, этот полегче.

– Вы сможете ответить?

– Надеюсь.

Когда, после короткого обдумывания, я ответил на первый вопрос, повторилась история с Товстолесом.

– Встаньте. Покажите руки. Вытащите шпаргалки.

Убедившись в отсутствии шпаргалок, он велел мне написать несколько формул.

Я их, конечно, не знал, но помнил Симины объяснения и на глазах у Гальперина вывел цепочку этих формул. Тот сидел рядом, молча наблюдал, потом жестом остановил меня и сказал: