– Д-д-да, – чуть ли не плача, ответил Веня.
– Извиняйся! – потребовал Гретхем.
– Из… из… извините меня…
– На колени, упырь! – глава толкнул оборванца в спину, заставляя быстрее принять нужную позу. – Живо!
Веня, размазывая по лицу слёзы, встал на колени перед Белым ландышем.
– Извините меня.
– Громче! – взревел Гретхем.
– Извините меня!
– Ещё громче!
– Извините меня, пожалуйста! Я больше так не буду! – срываясь на плач, прокричал Веня.
– Ладно, Гретхем. Заканчивай, – произнёс Август.
Гретхем кивнул и резким движением перерезал горло рыдающему Вене. Мальчишеский плач сменился на бульканье.
– Брэк, ты будешь бригадиром, – приказал Гретхем. – Голову отрежете и бросите в выгребную яму центра. Труп – скормите дворовым псам. Но… – глава поднял вверх палец, – … медленно, по кусочку. Здесь – всё уберёте. Вплоть до волоска. Ясно?
– Да, почтенный Гретхем, – склонил голову Брэк.
Любой оттенок синего цвета, используемый в татуировках нордорских мужчин, обозначает благородство крови. Кроме, конечно, голубой розы, накалываемой на скуле. Такая татуировка свидетельствует о насильственном удовлетворении мужчин. Причём накалывается она вне зависимости от желания будущего владельца.
Лицо Гивуса было усыпано сплошь синими татуировками. Три виноградные лозы причудливо переплетались на щеке – знак огромной поддержки со стороны благородных кровью. Почти незаметное слово «язмъ» среди странной вязи завитков, красиво лежащей на правой стороне лица, обозначало фразу: «Я есть закон». (Татуировка королей). Голуболикое солнце с десятью лучами, наколотое на виске – возраст совершения первого убийства. И самая свежая татуировка – обломленный нож, на шее: «Не сомневайся в моей силе».
Наколота она была исключительно из-за комплекса неполноценности, с детства не дающего покоя Гивусу. С самого рождения негласный король Северной Четверти был ниже в росте и уже в плечах, чем его сверстники. К сожалению, с годами это не изменилось. Хотя и не помешало стать королём.
– Почтенный Гивус, Вы вызывали меня? – Брандэ, правая рука правителя Северной Четверти, склонился в поклоне.
– Да. Вызывал, – король махнул ладонью. – Присаживайся. Обсудить кое-что следует.
Советник опустился на одну из многочисленных подушек, лежащих на полу. Скрестил ноги.
– Я Вас слушаю.
Гивус медленно вдохнул носом воздух и произнёс:
– Как поживают мои верные друзья: Азор и Ратрон?
– Пока в мире и холодном спокойствии.
– Почему? – Гивус погладил «козлиную» бородку.
– Весть о Безбрачных дворах долетела до ушей Ратрона. Но он пока ждёт действий Азора.
– А как же смерть Харама?
– Вы совершенно правы, мой король. Неизвестный убийца облегчил нам дело, но Ратрон не спешит разбираться с Азором. Его доносчики вычисляют тёмную личность.
– Странно. Я думал, Безбрачные дворы, кои являются вместилищем развратных женщин, станут камнем преткновения. Очень странно.
– Вы правы, почтенный Гивус. Безбрачные дворы приносят баснословный доход…
– Тихо! Я думаю, – Гивус помассировал виски. – Так… Значит, делаем так. Брандэ.
– Да, мой король.
– Наберёшь людей с Западной Четверти и ночью затеешь драку с ребятами Азора. Но нужен масштаб. Чтобы была не простая стычка, а что-то серьёзное. Ясно?
– Но как? – недоумевающе спросил советник.
– Это твоя проблема, Брандэ.
– Будет исполнено, – советник вздохнул, встал и направился к выходу.
– Да, ещё! – Гивус поднял вверх указательный палец. – Желательно кого-нибудь убить со стороны Азора. И оставить, так сказать, маленький подарочек.
– Какой? – спросил Брандэ.
– Вырежи на животе трупа: «Король Ратрон».
– Да, почтенный.
– Мда, – причмокнул Гивус, погладив бороду.
Всё шло не так, как он предполагал. Ратрон не спешил резать горло королю двух Четвертей, хотя пора бы.
Люди Гивуса, представившись посланниками Азора, (Жаль их! Преданные были!) объявили о том, что Безбрачные дворы принадлежат отныне их королю. А затем последовало убийство Харама. Неоднозначное событие. Разве не повод? Но ничего. Зная горячую кровь Азора, Гивус был уверен: завтра же он начнёт мстить.
Негласный король Северной Четверти потёр руки. Завтра.
– Гивус, – из-за шёлковой занавески вышла Мелинда.
Её огненно-рыжие локоны волнами ложились на белоснежную рубаху – единственное, что было на женщине. Пышные, колышущиеся в такт дыханию, груди, казалось, готовы разорвать тончайшую материю возбуждёнными сосками. Крутые упругие бёдра, полуприкрытые подолом рубахи, при движении Мелинды производили аппетитно-манящие скольжения в воздухе.
– Да, любимая, – по телу Гивуса прошла сладостная дрожь.
– Я хотела спросить, – женщина поднесла к губам указательный пальчик, – как поживают наши детки?
– Не волнуйся, дорогая, с ними всё хорошо, – негласный король трепетно ловил глазами загорелую фигуру Мелинды.
– Замечательно. Но знаешь, что… – она наигранно надула губки.