Крест командора

Следующего малыша она родила только через пять лет, хотя Беринг довольно часто бывал на берегу и ночевал в их уютном домике в Кронштадте. Отношения супругов становились всё прохладнее. Виной тому, как считала Анна Матвеевна, был муж, его неприспособленность к жизни, неумение чин вовремя получить, добыть необходимые средства для растущей семьи.

– Посмотри, – выговаривала Анна Матвеевна, – все твои друзья, и Сиверс, и даже молодой Головин, который у тебя на «Лесном» лейтенантом служил, уже в адмиралах ходят, а ты всё ещё капитан второго ранга…

– Но, Анна, они участвовали в баталиях со шведом, а меня Господь миловал… – неуклюже оправдывался он.

– Нет, дело вовсе не в этом! Просто ты жить не умеешь! Ты, мой дорогой муженёк, настоящий думкомпф[22 - Думкомпф – дурак (нем.).]!

Беринг никогда ничего не отвечал на обидные слова, моргал короткими белёсыми ресницами и всё больше замыкался в себе. Тогда Анна Матвеевна решила взять карьеру мужа и заботу о благосостоянии семьи в собственные руки.

Первым делом она устроила свадьбу своей младшей сестры Эфимии Хедвиги с начальником Беринга – адмиралом Томасом Сандерсом. Этот немолодой англичанин командовал в ту пору Кронштадтской крепостью и мог поспособствовать продвижению Беринга по службе.

Сандерс и посоветовал Берингу написать царю прошение об отставке, с тем чтобы через какое-то время снова поступить на русскую службу, но уже в новом чине. По действовавшему тогда Морскому уставу, Адмиралтейств-коллегия должна была сделать розыск о причине отставки, во время которого Беринг и смог бы выказать недовольство в связи с задержкой очередного чина.

Беринг так и сделал, но ошибся. Удерживать его на службе никто не стал. Напротив, ему неожиданно быстро, в соответствии с экстрактом об отставке, были выданы пашпорт и заслуженное жалованье вместе с прогоном на дорогу до Копенгагена. Это был крах всех надежд Анны Матвеевны. В Копенгагене их никто не ждал. Та м надо было всё начинать сначала: без денег, без связей. Да и тамошние люди совсем не понравились ей. Копенгагенцы показались ленивыми и чванливыми, держались обособленно, высокомерно и не собирались пускать в свой круг чужаков…

– Этот город не знает восторгов. В нём уживаются одна только критика и вечное зубоскальство, способные всё обратить в насмешку, – любил повторять Беринг. После увольнения с флота он совсем пал духом и даже слёг в постель.

Но Анна Матвеевна не привыкла сдаваться. Она обежала всех знакомых флотоводцев: и Вильстера, и Сенявина, и Крюйса, и Гордона, упрашивала их помочь супругу. Адмиралы сочувствовали, но разводили руками: никто не дерзал обращаться напрямую к императору, зная, что тот не любит переменять решения. Анна Матвеевна пробилась к самому начальнику Адмиралтейств-коллегии адмиралу и графу Фёдору Матвеевичу Апраксину, свату государя. Упала перед ним на колени. Вид молодой пышнотелой красавицы, умело продемонстрировавшей в книксене вырез своего декольте, произвёл на старого адмирала должное воздействие, и он пообещал помочь.

В августе 1724 года его императорское величество, будучи на всенощной в церкви Живоначальной Троицы, приказал его сиятельству генерал-адмиралу Апраксину принять Беринга назад в русскую службу. И что особенно важно, в новом чине – капитана первого ранга.

А затем последовало назначение Беринга в экспедицию на Камчатку. Анна Матвеевна надеялась, что путешествие мужа будет недолгим и принесёт семье немалую прибыль. Ведь Сибирь, говорят, край несметных богатств…

Экспедиция неожиданно затянулась на пять лет и не принесла почти никакого дохода, если не считать тех крох, что выручил Беринг от продажи муки в Охотске. И то не сам додумался до этого предприятия, а помощник Мартын Шпанберг подсказал.

Анна Матвеевна вздохнула: вот Шпанберг – человек ловкий, не чета её супругу. Он, вернувшись из экспедиции, и чин через один получил, и сразу много нужных знакомств завёл в высшем свете… Ей бы такого мужа, так горя бы не знала!..

Она посмотрела на себя в венецианское резное зеркало и вздохнула, обнаружив новые тоненькие морщинки у глаз. Осторожно разгладила их кончиками пальцев и тут же неожиданно улыбнулась, вспомнив, как восторженно смотрят ей вслед молодые офицеры в Адмиралтействе. Нет, ещё рано ставить на себе крест!

Она припомнила годы, проведённые в Санкт-Петербурге и в Москве, пока Беринг что-то искал в этой ужасной Сибири. Пожалуй, это было самое прекрасное время в её жизни! Она веселилась от души, ездила в гости, не пропустила ни одной ассамблеи, танцевала, навёрстывала упущенное…

– Пресвятая Дева, прости меня! – воздела Анна Матвеевна большие тёмно-синие глаза к потолку, вспомнив, в каком положении встретила она супруга в Москве. Он приехал в марте тридцатого года, а уже в начале сентября она разрешилась от бремени сыном Антоном… Слава Богу, Беринг никогда не отличался ревностью и сразу признал ребёнка своим.

Но потом снова начались ссоры. Жалованья Беринга явно недоставало, чтобы удовлетворить всё возрастающие аппетиты Анны Матвеевны. Да и выплачивали это жалованье не вовремя и не по капитан-командорскому чину.

– Почему ты смирился с тем, что получил только командорский чин, а не чин шаутбенахта[23 - Шаутбенахт – контр-адмирал.]? Витус, ты должен потребовать, чтобы тебе выплатили весь долг! Напиши рапорт на высочайшее имя… – долгими вечерами пилила она супруга.

– Не ко времени мои прошения, Аннушка, – отговаривался он. – Ещё не закончен розыск о казённом хлебе, который утонул в Юдоме. Тут не до жиру, как говорят у русских, живому бы остаться!

– У тебя всегда одни отговорки! – наливалась тихой злостью Анна Матвеевна. – Ты просто не хочешь сделать меня счастливой!

– Что ты называешь счастьем, моя дорогая? Ужели твое счастье – это одни деньги? Ты же христианка, фру Анна. Вспомни, чему учит нас Господь! – пытался увещевать супруг. Все его слова разбивались о её непреодолимую уверенность в своей правоте.

– Господь любит богатых! – стояла она на своём. – Это тебе надо вспомнить Святое писание и свой долг кормильца семьи и отца! Так более продолжаться не может! – переходила на крик Анна Матвеевна.

Видя, что у мужа разбогатеть так и не получается, она в очередной раз попыталась ему помочь. Познакомила с голландским посланником бароном Звартом, который предложил капитан-командору продать на выгодных условиях карты, составленные в его путешествии. И этот недотёпа Беринг отказался! Отказался от больших денег, которые сами так и плыли ему в руки! Думкопф, он и есть думкопф!

Раздосадованная Анна Матвеевна пообещала Зварту, что сама добудет нужные карты, и, конечно, преуспела бы в этом деле, ежели бы супруг, как будто почувствовав что-то, не унёс их из дому.

Тогда Анна Матвеевна смекнула, что лучше в дальнейшем помешанного на честности супруга в свои замыслы не посвящать. Особенно теперь, когда он назначен начальником новой экспедиции на Камчатку. Тут уж она решила не упустить своей выгоды! Всё возьмёт и с этого предприятия, и с тех открытий, которые намеревается совершить её непрактичный благоверный!

Сидя перед зеркалом в спальне, Анна Матвеевна придирчиво оглядела себя: хороша, очень даже хороша! И умение нравиться – это её главная сила! Она непременно получит бумаги и схемы, зачем-то нужные этому душке барону. Получит при помощи лучшего оружия всех времён – женского обаяния и красоты…

4

Стол ломился от яств: здесь были и запечённые жаворонки, и дрозды, и поросёнок с хрустящей корочкой, и заяц, фаршированный перепелиными яйцами, и кровяные колбаски, и жареные петушиные гребешки, и даже великая редкость – варёный потат. Над всем этим великолепием витали пары Бахуса. Посему даже трубный адмиральский глас не возымел на гостей никакого воздействия.

– Милорды! Почему в новую инструкцию экспедиции моего шурина не включили упоминание об испанской провинции Мексико? – вице-адмирал Сандерс возвысил голос, пытаясь привлечь внимание соседей по столу.

Они уже изрядно попробовали крепкого двойного пива, сладкой венгерской романеи, терпкой мозельской настойки и огненного ганноверского шнапса, которыми их усердно потчевала гостеприимная Анна Матвеевна.

Застолье уже вошло в ту стадию, когда каждый лучше слышал себя самого, нежели окружающих. Строгого порядка, который бытует в кают-компаниях, за нынешним обедом не наблюдалось. Да и самих кают-компаний во флоте российском ещё не было[24 - Кают-компании появились на русских кораблях только в середине восемнадцатого столетия.].

Конечно, Сандерс мог бы поведать собравшимся о таких офицерских собраниях на судах английского флота, но вряд ли был бы правильно понят: в доме Беринга нынче господствовал дух петровских ассамблей, где каждый ведёт себя так, как душе угодно. Впрочем, несколько правил соблюдались твёрдо. Они были когда-то определены в высочайшем указе «О достоинстве гостевом, на ассамблеях имеющем» и выставлены для всеобщего обозрения на честном зерцале: «Гостю надлежит быть мыту старательно, бриту тщательно, дабы нежностям дамским щетиною мерзкою урону не нанести. Зелья пить вволю, ежели ноги держат. Лежачему не подносить, дабы не захлебнулся, хоть бы и просил. Упитых складывать бережно и в сторонке, дабы не повредить и чтобы не мешали танцам. Складывать отдельно, пол соблюдая, иначе при пробуждении конфуза не оберёшься».

До такого состояния присутствующие у капитан-командора, впрочем, ещё не дошли. Да и не могли дойти по определению: гости были люди солидные, почти все в летах. Да и русское умение забывать о том, где находится край заздравной чаши, у представителей датских, немецких, английских кровей, несмотря на долгие годы их службы в России, не поколебало врождённой бюргерской осторожности и британской чопорности.

Из коренных русаков за столом был замечен лишь адмирал и граф Николай Фёдорович Головин. Но он по должности начальствующего над Адмиралтейством держал себя в узде и рюмочку с казёнкой то и дело незаметно отставлял в сторону. Обер-секретарь Кириллов, также приглашённый на обед, в последний момент через курьера известил, что не сможет быть.

Потому и оказались за столом только люди флотские и их супруги. Разговор вёлся на непередаваемой смеси языков: немецкого, английского и русского, так свойственной Санкт-Петербургу ещё со времён Петра Великого.

– Милорды! Милорды! Я готов разгадать эту загадку про Мексиканскую провинцию… – всё громче и настойчивей повторял Сандерс.

Он привлёк наконец к себе внимание Головина и Беринга, сидевших напротив.

– Да уж, сэр Томас, разгадайте. Мне лично не терпится узнать ваше мнение, – отозвался Головин. – Я ведь здесь единственный из тех, кому прожект сей так долго знаком. Ещё с пропозиций царёва постельничего Фёдора Степановича Салтыкова. Именно он, а вовсе не Лейбниц, как принято теперь утверждать, заронил в душу Петра Алексеевича желание обрести Аниан. Ещё, помнится, в 1715 году Салтыков ратовал за изучение всего побережья Ледовитого моря, дабы корабли наши могли свободно плыть от Двины и до Амурского устья, а оттуда в Китай и Америку…

– О, милорд, сие есть не исторический экскурс, а большой политик самого ближайшего будущего! России предстоит завтра или послезавтра участвовать в вопросе о наследовании польского престола. Говорят, король Август Саксонский совсем плох. Как считает мой приятель, английский резидент Клавдий Рондо, кроме сына Августа Второго на престол будет претендовать ещё и граф Лещинский – ставленник Франции. Австрия и Ганновер вряд ли пожелают его воцарения. А они, насколько мне известно, – союзники России. Следовательно, неизбежно наше столкновение с Францией, а значит, и с её алиантом[25 - Алиант – союзник (прим. автора).] гишпанской короной… – после столь продолжительной тирады Сандерс перевёл дух и сделал большой глоток вина из оловянного бокала.

– Ну, это, сэр Томас, пока одни догадки. Политик вовсе не так пряма, как Невская першпектива… – осторожно сказал Головин. – Всё может поменяться за мановение ока. Впрочем, ваш Чириков, – обернулся он к Берингу, – в своих предложениях о конечной цели экспедиции не распространял её далее пятидесятого градуса северной широты, справедливо полагая, что именно до сего градуса уже доходили вдоль западного американского побережья гишпанцы… Кстати, почему нет капитана за вашим столом, господин командор?

Беринг окинул взглядом застолье и не нашёлся, что сказать. Головин почувствовал неловкость положения и тут же пришёл ему на выручку:

– Ах, да, я вспомнил, капитан Чириков токмо намедни вернулся из Казани, где отбирал корабельный лес… Вероятно, после столь долгой отлучки его не отпустили дела семейные…

– Вы абсолютно правы, ваше сиятельство, – благодарно растянул в улыбке толстые губы Беринг и свернул разговор на другую материю: – А что с вашим предложением, Николай Фёдорович, о доставке припасов для экспедиции морем вокруг Африки, через Индийский океан?

Головин покачал головой:

– Кабинет не поддержал сей прожект. А жаль… Мы с адмиралом Сандерсом полагали, что сей поход мог бы стать прекрасной школой для наших мореходов.

– Вы абсолютно правы, милорд! Одна такая экспедиция в южных морях, где мореход может на практике изучить все ветры, течения, заменяет десятки школярских манёвров в Маркизовой луже, – поддакнул сэр Томас. – Скажи, Витус, разве это не так?

Беринг хотел рассказать, как ещё мальчишками они с будущим адмиралом Сиверсом ходили на голландском судне в Ост-Индию. Но вовремя прикусил язык: имя Сиверса было нынче вспоминать опасно. Недавно за промедление в принятии присяги новой императрице он был сослан в свою деревню…

Поэтому Беринг только вежливо кивнул:

– Да, это было бы незабываемое плаванье…