Чарушинки и другие рассказы. Детям. Большим и маленьким

Провожал Рысёнку, в добрый путь, дружный мальчиший рёв…

* * *

Сколько прошло времени – не упомнил… Но, однажды…

Возвращается, как-то, Никифор с обхода, и видит: на крыльце лежит большущий глухарь…

«Эко, диво! Это, кто же, нас так облагодетельствовал?» – изумился старик. А когда рассмотрел, что птица не из ружья сбита, а шея у неё аккуратно надкушена, сказал сам себе, – «От Рысёнки… Гостинчик…»

А, верить или нет… Это уже – Ваше дело…

    (2 апреля 2014 г. 14.00.)

Манефа

Прошедшие четыре дня принесли внучатам неописуемую радость: электрический свет в избе горел почти до утра!!! Не как в обычные дни – в «двадцать два ноль-ноль» – отбой!

Не был жаден дед Никифор, но на небольшой бензиновый электрогенератор слишком мало топлива выдавали в конторе заповедника. И отчёт строгий спрашивали за каждый литр.

Деньги у егеря водились. Только с бензином – беда!!! 18 километров по тайге канистры на себе не потащишь. Есть Савраска, но запаха любого топлива он на дух не переносит. Встанет, и стоит! Хоть вожжами хлещи, хоть сахарком подманивай… Стоит, упёртый, опустив голову. Фыркает, гривой машет, копытом землю роет, и всё тут!

…И телевизор мальчишки насмотрелись, и книжек начитались, и в «лото», при ярком-то, свете наигрались… Кра-со-ти-ща!!!

Никифор, тем временем, занимался совсем не свойственной ему, работой – писал отчёт! Как он говорил: «сводил таёжный дебет с браконьерским кредитом».

Сидел за столом, сопел, пыхтел, перебирая бумажки. Вставал, ругнувшись, и надолго уходил курить на крылечко.

Однажды, выдохнул: «Ну, кажись, всё… Ажур!!!»

* * *

Засобирался дед Никифор ещё до зари. Тихонько зажёг керосиновую лампу, ещё раз проверил документы, бережно уложил их в «сидор».

Долгий путь предстоял егерю. Восемнадцать километров пешочком, двадцать два – до райцентра, на «перекладных», да до города восемьдесят.

Хошь-не хошь, а три дня на «туда-обратно» отдай!

Помолился, попил чайку и стал будить внуков.

– Чиграшата! Вставайте, ужо! Время мне отправляться!

– Де-е-е-да! Чи-час, де-да-а-а…

Холодными руками дед залез под одеяло, и стал щекотать внуков за пятки.

– А, вот, за вами медведь пришёл! Р-р-р-р!!!

– Это ты, дедушка! Никакой не медведь! – заверещали внуки, выбираясь из тёплой постели, – А, как же мы?

– Ничего! Через часок Манефа к вам придёт…

– Манефа? Снова? – взвизгнул Васька.

– Бибийга! Не хочу бибийгу! – захныкал Ванька, размазывая слёзы.

– Никакая она не Баба Яга. Зря вы так… На Божьего человека… Она обещала вас сильно не журить, да новые сказки сказывать…

Кого же так побаивались мальчишки? Кого сравнивали со сказочной Бабой Ягой? Кто такая – Манефа?

* * *

Давным-давно это было… Зимней порой…

Ещё молодой, только назначенный егерем, Никифор, отправился в обход. Да, нарвался на медведя-шатуна. Досталось ему тогда крепко от старого мишки, растревоженного браконьерами. Подрал он Никифора так, что живого места на нём трудно было найти.

Три дня искали его охотники по тайге. Дальше искать метель помешала. Посчитали тогда его погибшим.

Пришли к жене его, Аксинье, и дочке Наташке, и сказали: «Так, мол, и так!» Вытащила Аксинья из комода чёрный вдовий платок, да рановато…

Очнулся Никифор в незнакомом месте. Тепло, травами пахнет… Три лампады горят у старого Деисуса… И тень… Шепчет что-то, и крестным знамением себя осеняет…

– Кто ты, добрый человек? – прохрипел Никифор.

– Манефа! Монахиня! Отшельница я… Не бойся, мил человек! Ты в моём скиту – как у Христа за пазухой…

– Как я здесь оказался?

Монахиня рассказала Никифору, как тащила его, разодранного медведем, почти сутки на еловых лапах. Как отогревала, как раны обихаживала травами таёжными да молитвами во здравие.

Так они и познакомились…

Неделю спустя, Манефа свела Никифора до дому, и стала там самой желанной и долгожданной гостьей.

Манефа не бросала семью егеря в трудную минуту. Она была рядом, когда скоропостижно скончалась Аксинья. Она утешала-пестовала, осиротевших, Ваську и Ваньку. Стала им крёстной матерью. Ненавязчиво отшельница привела Никифора к Богу.

Тот, не то чтобы, истово верил, но утром и вечером обязательно молился. Не забывал свою благодетельницу-спасительницу. Всячески помогал ей, но и не докучал.

Сколько ей было лет? Одному Богу известно. Старушка… Худенькая, но крепкая. Жила себе на берегу озерца, которое в народе называл Пятачок. Огородик да коза Фифа – вот и всё её добро!

* * *

Манефа пришла, как и было оговорено, с дедушкой. Мальчишки ждали её на крыльце.

Может, чёрное монашеское одеяние пугало мальчишек? Или пергаментный лик, испещрённый морщинами? Кто знает…

Монахиня подошла к детям, перекрестилась и поклонилась в пояс.

– Ну, здравствуйте, крестнички! Как ночевали-почивали?