Гроза Византии

Он встал с своего трона и преподал благословение благоговейно склонившимся перед ним киевским князьям.

IX. Озаренные светом истины

В становище варягов узнали, что задумали их князья, но там почти без выхода был Андрей юродивый. Он, не умолкая, твердил о свершившемся чуде остаткам княжеской дружины и сумел вселить в сердца суеверных людей такое почтение к Невидимому Богу византийцев, что они не только не роптали на то, что князья их готовились переменить свою веру, но даже одобряли их, рассчитывая, что тогда Бог христиан будет им таким же защитником, как и византийцам.

– Пусть князья меняют веру, – толковали в становище, – все равно они не нашему Перуну молились.

– Как так?

– Да так, они своего Одина к нам принесли.

– То то Один и помог им?

– А Бог христиан, может быть, и поможет…

Итак, и с этой стороны намерение Аскольда и Дира принять христианство не встречало никаких препятствий.

Да они и не особенно заботились об этом.

Оба князя были увлечены важным шагом в своей жизни. Дир к принятию христианства относился с таким же пылом, как и Аскольд. Он сочувствовал Аскольду в его новой любви и уже ради того, чтобы его названный брат был счастлив, готов был сделать, что угодно.

Князья готовились к принятию христианства под руководством особо назначенных для того Фотием священников. Мягкие их души готовы давно уже были к восприятию нового вероучения, и они охотно внимали всему, что говорили им наставники. Да, впрочем, многое из этого и Аскольд, и Дир слышали уже ранее, еще в то время, когда они ходили вместе с викингами на франков и саксов; там тоже говорили об этом невидимом, но всесильном Божестве; они припомнили, как ради этого Божества их непобедимый Рурик отказался от мести своему заклятому врагу [43 - См. роман того же автора «В тумане тысячелетия».].

Они, конечно, совершенно незнакомы были с догматами христианства и плохо понимали, зачем их вероучители настаивали на том или другом, заставляли их запоминать форму, независимо от скрывавшегося за ней смысла. Они и не знали, что именно форма повела к разлучению запада с востоком…

Но, как бы то ни было, приготовления к совершению св. таинства быстро шли вперед, и Аскольд с Диром день ото дня становились тверже в устоях христианства.

В промежутках занятий Аскольд несколько раз видел, правда, на самое короткое время Ирину и, чем ближе он вглядывался в нее, тем все более и более поражался ее сходством с несчастной Зоей.

Теперь он и сам думал, что это сама судьба влекла его к стенам Византии,и, постигая это, он все более и более убеждался, что в этом видно ничто иное, как перст Божий.

«Если бы мы взяли город и сожгли его, я никогда не увидал бы Ирины», – размышлял Аскольд, – «эта же буря остановила нас, и, вот, я знаю ее вижу и жду, наконец, счастья»…

Когда Фотию сообщили, что князья достаточно подготовились к принятию св. крещения, он назначил день для совершения св. таинства.

Сам император был восприемником у новокрещаемых.

Михаил, конечно, не явился лично, его заместителями были одни из самых высших придворных…

Итак, Аскольд и Дир стали христианами. От этой новой победы, от которой теперь ждали очень и очень многого, возликовал весь Константинополь.

В императорском дворце дан был даже пир. Дир присутствовал на нем с такой же непринужденностью, как и на пирах в самом Киеве, но Аскольд дождаться не мог, когда ему удастся переговорить с Василием.

Наконец, этот случай подошел.

– Вот, Василий, я и брат мой стали христианами, – сказал он ему.

– Я могу только радоваться за вас.

– Но ты помнишь, что мы говорили с тобой?

– О чем?

– Об Ирине.

– Как же! Помню! Ты можешь взять ее своей женой.

– Но пойдет ли она?

– А об этом ты спроси у ней сам.

Сердце Аскольда так и забилось от внезапного волнения.

Он даже растерялся…

– Где же я увижу ее?..

– Погоди немного…

Василий вышел.

Киевский князь в великом смущении ждал, что будет Должна была так или иначе решиться его судьба. Мгновения тянулись для него несказанно долго. Ему казалось, что он слышит биение своего собственного сердца…

Наконец, он услыхал легкие шаги Ирины.

– Ты… наконец!.. – прошептал он. – Знаешь ли, я – христианин!

– Знаю, княже, и радуюсь за тебя.

– А за себя? – наклонясь к ней, тихо спросил Аскольд.

– И за себя также, – вся зардевшись, отвечала молодая девушка.

Князь привлек ее к себе, – она не сопротивлялась.

X. Византийские цепи

Снова Аскольд переживал счастливое время любви…

Это было уже не то бурно чувство, полное неисчислимых мук, только мимолетных проблесков счастья, которое переживал он в Киеве, нет, это была кроткая, все умиротворяющая, все смягчающая любовь, тихая, покойная, постоянная…

Аскольд чувствовал, что он не только что любит, но и любим… Ирина, по присущей славянкам скромности, не выказывала ему прямо своих чувств, но из ее взглядов, из тона голоса Аскольд видел, что чувства его разделены, что его сердцу отвечает другое сердце, и другая жизнь полна только им одним…

А, между тем, если бы он не был так поглощен своей любовью, то, наверно, заметил бы, как это заметил и Дир, что их пребывание в столице Византии обратилось в какой-то плен…

Правда, оба князя и их приближенные были на свободе, но, увы, это была свобода птицы в клетке. В клетке птичка порхает, находит себе корм, но выйти за ее пределы для нее невозможно…

Также было с киевскими князьями.