– Я заключил договор об этом.
– Не спросив народа?!
– Я – князь, и мне спрашивать не у кого! – гордо ответил Аскольд.
– Тогда расскажи мне, в чем твой договор с византийцами.
На это предложение Всеслава Аскольд согласился очень охотно.
Он не замедлил подробно передать содержание своего договора, но он был отуманен своей любовью, Всеслав же вполне владел рассудком и сразу понял, что такое представляет собою подобный договор.
– Да что же ты это наделал, княже? – воскликнул он.
– Как что, я тебя не понимаю?
– Киев по этому договору стал верным рабом Византии, и сам ничего не выиграл… Что ты получил, взамен того, что дал сам?
– Твою дочь Ирину!
– Что моя дочь! Она мне и люба, и дорога, да родина моя для меня гораздо дороже дочери! И ты будешь держаться этого договора?..
– Как же иначе?.. Я поклялся в этом…
– Ты был ослеплен!
– Не тебе меня учить… Еще раз я говорю тебе, что я – князь…
Всеслав только тяжело вздохнул в ответ на это, но ничего не сказал.
« Не князья, не князья», – еще раз подумал он.
На этом разговор прекратился.
Когда Всеслав оставил князей и ушел к себе, много-много дум бродило в его голове.
Он приглядывался к Ирине.
Да, она, эта женщина, несомненно – его дочь. В ней узнавал он черты свои и своей матери. Она походила, как вылитая, на Зою, но он не знал ее. Его сердце в отношении Ирины молчало. Она была ему, как чужая. Да она, это видно, вся предана князю Аскольду… Что она ему, в самом деле? Она вернулась, а Изок там, томится в плену, нового похода не будет. Это очевидно. Ведь и договор, позорный для славянства договор, заключен. Нет и надежды на то, чтобы, помимо князя, поднять поход. Из скандинавов в Киеве никого не осталось, а славяне за князей. Они не послушаются его, Всеслава, не пойдут за ним, как шли за своими князьями.
Стало быть, нечего и думать о походе…
Кто же тогда выручит из византийского плена Изока.
И тяжело стало на душе Всеслава.
Припомнилось ему прошлое и прежде всего вспомнился Ильмень…
Там, ведь, княжит славный Рурик, этот сокол, пред которым все окрест и трепещет, и в восторге преклоняется.
Там Рюрик и Олег, этот храбрец из храбрецов скандинавских, не останавливавшийся ни перед чем, ни перед какой бы ни было опасностью. Он бы уже не предал своей земли, не испугался бы обыкновенной бури…
Вот, у кого просить защиты… вот, кто поможет освободить Изока. Но, ведь, прежде Византии он должен будет придти сюда. Тогда, нет сомнения, и Аскольд, и Дир погибнут.
Что же!
Погибнут, ведь, только в ту пору двое они, а не весь народ приднепровский. Договор заключен ими, не будет их, и Киев будет свободен от договора… и Изок будет освобожден. Другое дело, если бы он вернулся, ну, что ж тогда?.. тогда еще можно было бы и примириться, как ни тяжело, с положением дел, а теперь, теперь – нет…
До утра продумал Всеслав и, чем дальше он думал, тем все более и более укреплялся в своих мыслях.
Весь следующий день проходил он мрачнее осенней темной ночи.
На возвратившуюся дочь он не обращал никакого внимания, как-будто ее никогда не существовало для него.
Ирина только и могла, что мельком видеть этого сурового, мрачного человека, которого все вокруг называли ее отцом.
Она боялась его.
На расспросы княгини, что такое с Всеславом Аскольд отвечал только одно:
– Об Изоке скучает! Он думал, что мы возвратим ему твоего брата.
Но Аскольду и самому становилось жалко своего любимца; они столько лет провели вместе, что сжились невольно, и теперь князь понимал, что никто иной, как он, виновник тайных страданий своего любимца.
А Всеслав, между тем, надумал все…
– Княже, долго мы жили с тобой, вместе хлеб-соль водили, – явился он к нему, – но теперь прости: не слуга я тебе больше.
– Как! Что? – встревожился Аскольд.
– Так, ухожу я, прости!
– Куда же ты идешь?
– На все четыре стороны, – уклончиво ответил Всеслав.
XIV. На Ильмене
В Киев редко приходили вести с великого озера славянского.
Но если бы они приходили чаще, то Аскольд и Дир узнали бы о той тяжелой борьбе, которую пришлось выдержать с ильменскими славянами их бывшему другу Рурику, ставшему Новгородским князем [44 - См. роман того же автора «В тумане тысячелетия».].
И эта борьба кончилась всецело в пользу единой власти, олицетворенной для разрозненных и враждовавших племен единым князем.
Рурик, наконец, стал княжить на Ильмени совершенно спокойно.
Около этого времени появился на Ильмене пришелец из земель приднепровских.
Его тотчас же узнали и приняли в княжеских хоромах на Руриковом городище. Многим он был еще памятен там.