Пределы автономии воли в корпоративном праве: краткий очерк

Во-первых, следует отметить, что наличие директора или иного лица, действующего вовне без доверенности, является обязательным. Это обусловлено тем, что юридическое лицо само по себе не может действовать вовне, не будучи физическим лицом. Соответственно одной из главных особенностей органического представительства выступает его необходимый характер, оно законное в том смысле, что именно закон обязывает иметь такого представителя, т. е. наличие лица, действующего от имени юридического лица без доверенности, является conditio sine qua non[156 - См.: Mart?nez Gutiеrrez A. La representac?on orgаnica y voluntaria en las sociedades de capital (delimitaciоn y concurrencia). Publicaciones de Real Colegio de Espa?a. Bolonia, 2005. P. 28, 78; Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. T. I / Rojo A., Beltran E. (coords.), Civitas-Thomson Reuters, Cizur Menor, 2011. P. 1489 (автор комментария – G. Esteban Velasco).].

Появление указанного правила вызвано и тем, что потенциальная множественность участников юридического лица и сложная управленческая структура требуют в целях юридической определенности и повышения эффективности деятельности выделения одного или несколько лиц, волеизъявления которых третьи лица будут воспринимать как волю самого юридического лица[157 - См.: Mart?nez Gutiеrrez A. Op. cit. P. 38, 48–51.].

Во-вторых, сходство органического представительства с добровольным заканчивается на том, что именно частная воля (решение участников) определяет лицо, наделяемое полномочиями, и она же решает вопрос о прекращении таких полномочий, поскольку в остальном, в отличие от добровольного представительства, именно закон определяет круг полномочий органа, ограничение которых частной волей не допускается, принимая во внимание необходимость обеспечения стабильности гражданского оборота[158 - Ibid. P. 79–80.]. В то же время это не исключает возможность регулирования внутренней стороны отношений между обществом и директором, непротивопоставимой третьим лицам[159 - Ibid. P. 82–83 (fn. 93).]. Равным образом обстоит дело и в российском праве, все так называемые ограничения полномочий, устанавливаемые учредительным документом, относятся к внутренней стороне отношений и сами по себе не влияют на третьих лиц[160 - Данный аспект не всегда учитывается в литературе. Например, Д.И. Степанов указывает, что «должны быть доступны для третьих лиц положения (а значит, и документы, их отражающие), ограничивающие полномочия органов корпорации по совершению сделок или ее участников по отчуждению акций (долей), если такие ограничения могут иметь негативный правовой эффект для третьих лиц – контрагентов корпорации или контрагентов ее участников, в противном случае секретные ограничения полномочий органа или участника могут поставить под сомнение стабильность хозяйственного оборота, в котором участвует корпорация. Указанные две группы положений всегда (в императивном порядке) должны включаться в документ, имеющий открытый характер, доступный публике, то есть любому третьему лицу, а также прошедший минимальную процедуру верификации того, что он является действующим и санкционирован (утвержден) учредителями или последующими участниками. В рамках действующего законодательного регулирования таким критериям отвечает только устав, прошедший государственную регистрацию и находящийся в составе сведений и документов Единого государственного реестра юридических лиц (ЕГРЮЛ), а также сведения, включенные в установленном порядке в ЕГРЮЛ о единоличном исполнительном органе корпорации… То, что попадает в ЕГРЮЛ в таком случае, – юридически действительно и должно признаваться достоверным как для корпорации и ее участников, так и для всех третьих лиц. Никто не вправе ссылаться на незнание или недостоверность указанных в ЕГРЮЛ сведений» (см.: Степанов Д.И. Свобода договора и корпоративное право. С. 332–334). Ошибочность этого рассуждения заключается в том, что, как будет более подробно указано далее, ограничения полномочий, а тем более секретные, никакого влияния на третьих лиц сами по себе иметь не могут.].

Так, в доктрине принято различать внешние отношения (между третьим лицом и представителем) и внутренние взаимоотношения (представителя и представляемого)[161 - См.: Цвайгерт К., Кетц Х. Указ. соч. С. 434–435; Рясенцев В.А. Представительство в советском гражданском праве (напеч. по докт. дис. 1948 г.) // Представительство и сделки в современном гражданском праве. М., 2006. С. 226–234; Варул П.А. Представительство и полномочия // Очерки по торговому праву. Вып. 15. Ярославль, 2009. С. 76–79; Крашенинников Е.А., Байгушева Ю.В. Обоснование полномочия добровольного представителя // Очерки по торговому праву. Вып. 17. Ярославль, 2010. С. 25–27.].

Представляемый не может, оспаривая сделку, ссылаться на ограничения, установленные во внутренних отношениях, перед добросовестным третьим лицом, которое, совершая сделку с представителем, полагалось на внешнюю легитимацию (содержание доверенности, в случае директора – данные из ЕГРЮЛ), т. е. сделка, совершенная представителем с нарушением такого ограничения, будет являться действительной.

Исполнительный орган всегда считается наделенным полномочием на совершение любых сделок. В терминах представительства это означает, что с внешней стороны (в отношениях с третьими лицами) полномочия исполнительного органа предполагаются неограниченными независимо от уставных ограничений (см. п. 22 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25)[162 - Об этом также см.: Егоров А.В., Папченкова Е.А., Ширвиндт А.М. Представительство: исследование судебной практики. М.: Статут, 2016. С. 198–202 (авторы раздела – А.В Егоров, Е.А. Папченкова).].

Наделение коммерческих организаций общей правоспособностью и признание неограниченности полномочий директора необходимо для освобождения контрагентов от риска недействительности сделок[163 - См.: Cahn A., Donald D.C. Comparative company law: text and cases on the laws governing corporations in Germany, the UK and the USA. Cambridge, 2010. P. 313–315.].

Иное решение привело бы к тому, что юридические лица всегда следовало бы считать ненадежными контрагентами: третьи лица никогда не были бы уверены в полномочиях директора, что вынуждало бы их каждый раз изучать учредительный документ и другие документы общества (договор с директором, решение об избрании директора, решение об одобрении сделки и т. п.), поскольку они несли бы риски неуправомоченности директора. Все это в конечном счете означало бы неполноценность юридического лица как самостоятельного субъекта права. Кроме того, с учетом массовости юридических лиц как участников гражданского оборота это создавало бы необоснованную угрозу интересам третьих лиц.

Таким образом, вводя вышеуказанные особенности представительства органов юридического лица или, иначе говоря, органического представительства, правопорядок стремится к защите доверия к обороту[164 - См.: Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. T. I / Rojo A., Beltran E. (co-ords.), Civitas-Thomson Reuters, Cizur Menor, 2011. P. 1676 (автор комментария – G. Esteban Velasco).], т. е. чтобы любая сделка с юридическими лицами не являлась синонимом повышенного риска ее недействительности.

Описанного подхода придерживаются большинство европейских правопорядков[165 - См.: Roth G.H., Kindler P. Op. cit. P. 77–78.]. Особенно явно эта идея отображена в ст. 10 Европейской директивы о публикациях (Directive 2009/101/EC)[166 - При принятии Директивы особый акцент был сделан на разделении отношений с лицами, осуществляющими полномочия органов, на внутренние (между компанией и органом) и внешние (с третьими лицами), см.: Grundmann S. Op. cit. P. 158. При этом во внешних отношениях орган не связан никакими ограничениями.], где указано, что ограничения полномочий, содержащихся в уставе компании или решении уполномоченного органа, не противопоставляются третьим лицам, даже если их содержание было раскрыто. Такое решение позволяет еще больше упрочить стабильность оборота. Указанное правило Директивы имплементировано и в законодательства европейских стран (см., например, ст. 234 Закона Испании о компаниях).

Российское право занимает в этом вопросе более мягкую позицию, допуская принципиальную возможность оспаривания сделки, если контрагент заведомо знал об ограничениях (п. 1 ст. 174 ГК РФ), но в то же время недвусмысленно исключает обязанность знакомиться с содержанием устава (см. п. 22 Постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25), т. е. знание об ограничениях должно оцениваться не по модели «действуя разумно, должен был проверить», а исходя из того, что обстоятельства были таковы, что он не мог не знать, и любой бы распознал нарушение ограничений (ср. подп. 1 п. 8 Постановления Пленума ВАС РФ от 16.05.2014 № 28: «…по общему правилу контрагенты вправе полагаться на неограниченные полномочия директора, за исключением случаев, когда они знали об ограничениях или должны были о них знать, т. е. обстоятельства были таковы, что любое разумное лицо немедленно обнаружило бы превышение директором своих полномочий»)[167 - См.: Егоров А.В., Папченкова Е.А., Ширвиндт А.М. Указ. соч. С. 198–202 (авторы раздела – А.В. Егоров, Е.А. Папченкова). Например, в одном случае суды оценили в качестве таких обстоятельств то, что ответчик работал в компании-истце (см. постановление Арбитражного суда Северо-Кавказского округа от 15.01.2016 по делу № А61-4705/2014). В то же время нельзя не отметить и то, что некоторые суды отчаянно сопротивляются подходу «непротивопоставимости» ограничений полномочий директора, в результате чего в судебных актах можно увидеть откровенно реакционные, игнорирующие разъяснения ВС РФ утверждения о том, что контрагент, действуя разумно, мог ознакомиться с уставом (см.: постановления Арбитражного суда Уральского округа от 25.01.2016 по делу № А50-6810/2015, от 26.01.2016 по делу № А60-1951/2015).]. В зарубежных правопорядках допускается противопоставление третьим лицам уставных ограничений полномочий только в исключительных случаях, при наличии доказательств их явной недобросовестности[168 - Как утверждает Ш. Грундман, несмотря на категоричность правил о неограниченных полномочиях органа, все европейские правопорядки, в том числе Германия, предусматривают исключения для случаев, когда ограничения, установленные учредительным документом, были известны третьему лицу и действия директора заведомо были направлены против интересов юридического лица. Сюда относятся в первую очередь случаи сговора директора с противоположной стороной сделки – коллюзии (см. Grundmann S. Op. cit. P. 159, 162; Егоров А.В., Папченкова Е.А., Ширвиндт А.М. Указ. соч. С. 202–204 (авторы раздела – А.В. Егоров., Е.А. Папченкова)). Отмечается, что в Германии такого рода исключения были развиты исходя из принципа доброй совести (см.: Ault H.J. Harmonization of Company Law In The European Economic Community // Hastings Law Journal. 1968–1969. Vol. 77. P. 102 (fn. 99)). Аналогично и в Испании (см.: Mart?nez Gutiеrrez A. Op. cit. 2005. P. 100; Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. T. I / Rojo A., Beltran E. (coords.), Civitas-Thomson Reuters, Cizur Menor, 2011. P. 1684–1685 (автор комментария – G. Esteban Velasco)).].

2. В регулировании положения единоличного исполнительного органа просматриваются и иные ограничения автономии воли участников корпорации. В случае с классическим добровольным представительством представляемый, поскольку речь идет о его правовом положении, свободен в даче указаний представителю, как ему действовать. Тогда как директор обладает некоторой автономией[169 - См.: Comentario de la reforma del Rеgimen de las Sociedades de Capital en materia de Gobierno Corporativo (Ley 31/2014): sociedades no cotizadas / Javier Juste Menc?a (co-ord.), Cizur Menor (Navarra): Thomson Reuters-Civitas, 2015. P. 451 (автор комментария – J. Juste Menc?a). Автор также отмечает, что здесь имеет место отличие от иных случаев ведения чужого дела.] по отношении к общему собранию.

В Германии наиболее выпукло это отражено в регулировании АО, в котором общее собрание не вправе давать указания исполнительным органам, в ООО, напротив, у общего собрания участников такая возможность имеется[170 - См.: Roth G.H., Kindler P. Op. cit. P. 77, 79, 94–95.].

Применительно к ООО немецкие комментаторы указывают, что правление обязано следовать инструкциям общего собрания участников, которые могут иметь как общий характер, так и конкретный, по тому или иному вопросу; также в уставе может быть предусмотрено, что правом давать такие указания обладают отдельные участники либо иной орган общества, при этом правление должно выполнять такие указания, даже если полагает, что это принесет вред интересам общества[171 - См.: Muller K.J. The GMBH. A Guide to the German Limited Liability Company. 2nd ed. Munchen, 2009. P. 44–45.]. Однако указания общего собрания участников не могут противоречить закону и принципу добросовестности; при этом само по себе наличие таких указаний не освобождает директора от генеральной обязанности действовать с заботливостью разумного руководителя, и именно директор в конечном счете оценивает данные ему указания с точки зрения их соответствия закону и уставу и в случае противоречия им вправе не исполнять такие указания[172 - Ibidem; также см.: Guerrero Trevijano Cr. El deber de diligencia de los administradores en el gobierno de sociedades de capital. Civitas, 2014. P. 353. Существуют и другие основания, когда директор не будет освобожден от ответственности, например общее собрание принимало решение на основании ошибочной или недостаточной информации, предоставленной директором, или обстоятельства, в которых принималось решение, существенно изменились на момент действий директора (см.: Guerrero Trevijano Cr. Op. cit. P. 355).].

Таким образом, правление в германском праве не является простым исполнителем воли общего собрания участников (акционеров). Такое решение корреспондирует с господствующей точкой зрения о том, что директор действует в интересах общества, которое олицетворяет интересы не только участников (акционеров), но также кредиторов и работников[173 - См.: Calm A., Donald D.C. Op. cit. P. 335; Klappstein V. Directors’ Duties and Liability in Germany // Annex to Study on Directors’ Duties and Liability prepared for the European Commission. P. 332 (URL: http://ec.europa.eu/internal_market/company/docs/board/2013-study-reports_en.pdf (http://ec.europa.eu/internal_market/company/docs/board/2013-study-reports_en.pdf)).].

В Испании в силу ст. 161 Закона о компаниях общее собрание участников (акционеров), если иное не установлено уставом, вправе давать указания директору. Однако п. 2 ст. 236 Закона Испании о компаниях недвусмысленно устанавливает: ни в каких случаях не исключает ответственность директора тот факт, что действия, причинившие убытки, были совершены с согласия (одобрения) общего собрания участников (акционеров). В поддержку данной нормы высказывается довод, согласно которому такое правило препятствует директору избегать ответственности, передавая вопросы на рассмотрение общего собрания, не говоря уже о том, что в противном случае было бы непонятно, в чем тогда заключается компетенция директора, если любой оперативный вопрос может быть им передан фактически в компетенцию общего собрания[174 - См.: Guerrero Trevijano Cr. Op. cit. P. 349–350.]. При этом директор не может ссылаться на то, что он просто исполняет решение общего собрания, поскольку это именно обязанность директора оценивать в ходе управления обществом, насколько те или иные действия выгодны для общества и не причинят ли они вреда[175 - Ibid. P. 351.]. Положение директора именно потому и является в некоторой степени автономным от участников, поскольку он обязан принимать во внимание не только их интересы, но и интересы кредиторов и иных третьих лиц, управляя обществом наилучшим образом, и, следовательно, компетенция директора не может быть выхолощена за счет указаний со стороны общего собрания[176 - См.: Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. T. I / Rojo A., Beltran E. (coords.), Civitas-Thomson Reuters, Cizur Menor, 2011. P. 1214–1215 (автор комментария – G. Esteban Velasco); Comentario de la reforma del Rеgimen de las Sociedades de Capital en materia de Gobierno Corporativo. P. 451–453 (автор комментария – J. Juste Menc?a).].

Впрочем, наличие решения общего собрания, особенно если директор докажет, что общее собрание обладало полной информацией об одобряемых действиях, может служить дополнительным доказательством в пользу того, что директор действовал заботливо и осмотрительно и что возникшие убытки есть лишь следствие обычной предпринимательской неудачи[177 - См.: Guerrero Trevijano Cr. Op. cit. P. 357.].

Директору отводится роль своеобразного фильтра, поскольку он обязан не только исполнять указания общего собрания, но и проверять такие указания на предмет их соответствия закону и отсутствия в решении общего собрания грубой небрежности, которая может повлечь убытки для общества[178 - См.: Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. T. I / Rojo A., Beltran E. (co-ords.), Civitas-Thomson Reuters, Cizur Menor, 2011. P. 1216–1217 (автор комментария – G. Esteban Velasco).].

Существует и компромиссная точка зрения, она состоит в том, что в упомянутых нормах возникает противоречие между обязанностью директора исполнять такие указания и тем, что согласно ст. 236 Закона Испании о компаниях, его ответственность не исключается, даже если имелось соответствующее решение общего собрания. В связи с этим предлагается исходить из того, что директор не обязан исполнять указания только в тех случаях, если они противоречат закону, уставу, могут привести к нарушению интересов третьих лиц (например, кредиторов) или миноритарных участников (акционеров)[179 - См.: Comentario de la reforma del Rеgimen de las Sociedades de Capital en materia de Gobierno Corporativo. P. 59–63 (автор комментария – A.J. Recalde Castells).]. Более радикальные предложения заключаются в том, чтобы и вовсе освобождать директоров от ответственности, в случае если они действовали во исполнение указания общего собрания, исключение может быть сделано, только если будет доказана недобросовестность директора, выразившаяся в «недолжном использовании» (мы бы сказали, злоупотреблении доверием) общего собрания (например, в намеренном предоставлении общему собранию неполной информации, касающейся решаемого вопроса, либо в вынесении вопроса на общее собрание, заведомо зная о том, что решение повлечет убытки, стремясь тем самым избежать ответственности за него)[180 - См.: Comentario de la Ley de Sociedades de Capital. T. I / Rojo A., Beltran E. (coords.), Civitas-Thomson Reuters, Cizur Menor, 2011. P. 1700 (автор комментария – J. Quijano).].

Таким образом, в зарубежных правопорядках единоличный исполнительный орган призван охранять интересы миноритарных участников (акционеров) и третьих лиц, сопротивляясь незаконным указаниям корпоративного большинства, ведущим к убыткам или даже к банкротству[181 - См.: Engert A. Chapter 4. The board of directors // Regulating the closed corporation. ECFR Special volume 4 / Bachmann G., Eidenmuller H., Engert A., Fleischer H., Schon. W. Berlin, 2014. P. 99–106.].

В российском праве также прослеживаются очевидные признаки аналогичного подхода. В законодательстве и судебной практике не сформулированы запреты давать указания директору, тем не менее довольно подробно обсуждается вопрос об ответственности за действия, совершенные при наличии одобрения.

Так, в абз. 9 п. 2 Постановления Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 № 62 указано, что «директор не может быть признан действовавшим в интересах юридического лица, если он действовал в интересах одного или нескольких его участников, но в ущерб юридическому лицу», эта идея развивается и в п. 7 этого же Постановления, согласно которому «не является основанием для отказа в удовлетворении требования о взыскании с директора убытков сам по себе тот факт, что действие директора, повлекшее для юридического лица негативные последствия, в том числе совершение сделки, было одобрено решением коллегиальных органов юридического лица, а равно его учредителей (участников), либо директор действовал во исполнение указаний таких лиц, поскольку директор несет самостоятельную обязанность действовать в интересах юридического лица добросовестно и разумно».