Сачок для бабочек. Криминальная мелодрама

– Мало ли, чего она захочет! А у тебя голова – на что?.. Чтоб шее, чем вертеть было?

Всю неделю, что оставалась до экзаменов, я безвылазно проторчал дома, добросовестно штудируя учебники, и часами просиживая над решением примеров и задач. Прежде я не уделял этому столько внимания. А теперь, впервые мне это было не особенно в тягость. Надо же было хоть чем-то скрасить мое одиночество. Видеть я никого не хотел. К тому же моя запоздалая тяга к знаниям, вызванная экстренной необходимостью, в значительной степени отвлекала меня от мыслей о Еве. Я не то, чтобы сердился на нее за то, что, наверное, из страха перед своей матерью или, желая выглядеть в ее глазах пай-девочкой, она меня попросту оболгала. Да, и было ли это с ее стороны ложью? Что, если тетя Глаша, как следует, надавила на дочь и заставила ее признаться в том, чего не было на самом деле? Лишь бы со стороны все выглядело не так, как это вдруг предстало ее взору, а гораздо пристойней. Пристойней относительно всего того, что касалось ее дочери, поскольку в случившемся тетя Даша винила только меня! Как бы то ни было, я не осуждал Еву и ее мать за ту неблагодарную роль, которую они отвели моей персоне. Я вообще не хотел копаться в этом грязном белье насквозь фальшивой нравственности, которой прикрываются моралисты, боясь, что их уродливая сущность однажды предстанет перед всеми в своем истинном свете. Как бы не претила моему естеству та ересь, которую высказала мне в лицо тетя Даша, в моем сердце не было места для ненависти по отношению к ней. Более того, не смотря ни на что, я по-прежнему любил и, как мне казалось, не безответно. Поэтому я ждал новой встречи с Евой, словно самого главного экзамена в моей жизни. Мне думалось, что если я выдержу его, в том смысле, что не уроню себя в ее глазах, как мужчина, а значит, не опущусь до всякого рода претензий, а тем более, оскорблений в ее адрес, то наградой мне будут жаркие поцелуи, тонкая талия и упругая девичья грудь. И еще – голос! Голос Евы, который я не мог спутать ни с каким другим и который проникал мне в самую душу. Когда я слышал его, у меня словно все переворачивалось внутри. Все клетки моего существа сладко ныли и готовы были безвозвратно раствориться в Еве, заполнив собой вакуум, в котором, точно в коконе, тщетно томилась ее душа, готовая вот-вот из неподвижной гусеницы превратиться в легкокрылую, беснующуюся от ощущения пьянящей свободы при каждом взмахе крыльев, бабочку! «Ну, что мне с тобой делать? Просто жить без тебя не могу!» – так и стояло у меня в ушах, когда я затемно засыпал и с первыми лучами солнца просыпался. Поэтому я ни на грош не верил тому, что мне предъявила тетя Даша.

– Дура – она! Старая глупая корова! – невольно вслух вырвалось у меня перед тем, как я услышал легкий скрежет и затем барабанную дробь по моему стеклу.

Вскочив с кровати, я бросился к окну. Уже вечерело, и вдали виднелась ярко-красная полоса горизонта.

– Ева!

За окном стояла она! Ее волнистые темные пряди падали на слегка оголенные худенькие, почти детские, плечи. В ее лице и облике было что-то чрезвычайно притягательное. Сознавала ли Ева ту власть, какую имела надо мною? Словно, с изящной легкостью метнув в воздух невидимое лассо, она сделала меня своим рабом до конца жизни. И я вынужден был, след в след повторяя ее шаги, идти в том же направлении, что и она. Я не мог поступить иначе. Ева походила на сочный спелый плод на ветке фруктового дерева, покрытый капельками утренней росы. И этим все сказано!..

– Выдь, что ли! – позвала она, когда я приоткрыл оконную створку.

– Для чего? – нарочито грубо спросил я.

– Что, сдрейфил?

Она сказала таким тоном, что это с полуоборота завело меня. Между нами словно произошел электрический разряд. Более не мешкая, я растворил окно настежь, и одной рукой схватил с пола табурет. Все еще находясь по ту сторону оконной рамы, и, крепко держа меня за руки, Ева вначале встала на табурет, а потом взобралась на подоконник. Дальше все случилось само собой. Дверь в мою комнату была плотно закрыта. Так, что моя мама не могла даже догадываться о том, что в это время происходило в ней. Она думала, что я упорно готовлюсь к завтрашнему выпускному экзамену. Что ж, на мой взгляд, именно так все и было на самом деле. Несмотря ни на что, мне так хотелось доказать мою преданность и любовь Еве, что, как мне кажется, тогда я более, чем справился с этой задачей. Ослепленный ответным чувством и близостью Евы, я не предполагал, насколько быстротечным и иллюзорным может быть счастье, эгоистичной и коварной женская любовь. Жестокой – расплата за ошибки, которые так часто мы совершаем в молодости не по злому умыслу, а скорее по собственной глупости и из-за всякого рода каверз непонятной судьбы!..

III. Марго

Следующие дни в той части, где открываются новые страницы моего любовного романа, протекали столь же насыщенно и бурно. Я и Ева встречались почти каждый вечер, когда на деревню опускались сумерки, скрывавшие нас от посторонних глаз. Мы отправлялись то в близлежащий лесок, то на сеновал, где прело прошлогоднее сено. А то попросту находили укромное местечко где-нибудь в усадьбе ее дома, чтобы в случае чего она могла незаметно юркнуть в него, взобравшись в окно, или – через сенцы. Иначе тетя Даша могла заподозрить неладное… А я, перемахнув через забор, не мешкая, отправиться восвояси!.. Так продолжалось до самого выпускного вечера, пока в гости к Еве вновь не нагрянула ее сестра из Москвы.

Это была та самая блондинка, которую в короткую размолвку с Евой я успел заметить возле ее дома.

– Ты знаешь, я не удержалась и все рассказала Марго про нас! – сообщила мне Ева при новой встрече.

Я внимательно посмотрел на нее, почувствовав, что она что-то не договаривает.

– Ну, и что?

– Как это – что?

Я неопределенно пожал плечами.

– Что тебе сказала твоя сестра?

Ева исподлобья метнула в меня взгляд, словно пытаясь наперед угадать, какую именно реакцию во мне вызовет то, что она хотела сообщить. При этом словно легкое облачко мелькнуло на ее лице.

– Когда я назвала ей твое имя, она засмеялась!.. Вот – стерва! Представляешь?

Я презрительно хмыкнул.

– Что же смешного она нашла в моем имени?

– Да, я и сама сперва никак не могла этого понять… Марго всегда казалась мне чересчур странной. А теперь и вовсе я приняла ее выходку за полный идиотизм. Я подумала, что, возможно, столичная жизнь сделала ее такой. И высказала сестре мое мнение на сей счет.

– А она?

– Она расхохоталась еще сильнее прежнего! После этого мне даже захотелось съездить Марго, от которой у меня никогда не было секретов, и которая всегда делилась своими тайнами со мной, по физиономии.

– Гм…

– Ты что завидуешь? – хмуро поинтересовалась я. – Наверное, твои московские хлыщи поимели тебя не раз, вот ты и решила выместить свою обиду!

Марго, перестав смеяться, с удивлением посмотрела на меня.

– Какую чушь ты несешь!

– В отношении тебя я веду себя гораздо пристойней, чем ты, лапушка! – с вызовом ответила я.

Но Марго, быстро овладев собой, лишь устало махнула рукой.

– Да, что ты знаешь вообще?..

– Так, расскажи! Но прежде все-таки объясни мне, наивной деревенской дурочке, чем был вызван твой истерический смех?

Марго виновато улыбнулась.

– Ты прости меня, Ев! Что-то и впрямь в последнее время с нервами у меня – не в порядке.

– Вот то-то и – оно!

После того, как Марго призналась в том, что вела себя несколько не подобающим образом, у меня словно гора с плеч свалилась. Я боялась, что, посмеявшись надо мной и моими чувствами к тебе, она сболтнет что-нибудь лишнее маме, которую я со слезами на глазах уверила, что с тобой у меня все раз и навсегда покончено! Желая убедиться в том, что Марго не выдаст меня, я захотела до конца узнать об истинной причине ее смеха. К тому же заурядное любопытство и досада на мою сестру никак не давали мне покоя.

– Да, нет ничего проще! – воскликнула Марго, видимо, и сама уже пожалев о том, что невольно задела мое самолюбие. – Ты – что, и впрямь ничего никогда не слышала об Адаме и Еве и истории сотворения мира?

– Слышать-то, слышала, но даже не предполагала, что старинное предание – чем-то сродни анекдоту, и, что над ним можно без продыху ржать!..

Губы Марго вновь, было, искривились в усмешке, или мне так только показалось, потому, что в дальнейшем тон, каким она излагала свои мысли, был более, чем серьезным.

– Да, не в предании – дело, а в том, что ты и твой парень… Вы – тоже Адам и Ева!.. Я, когда представила вашу захолустную и всегда пьяную деревню, дворы в которой каждый год редеют, мне просто не по себе стало. Извини, смех поневоле разобрал! Тут еще название вашего села мне на ум пришло. Кучино! Согласись, Эдем с таким названием, где проживают влюбленные друг в друга Адам и Ева, не может не прикалывать!

Ева сердито насупилась.

– Да, ты сама-то давно из этой кучи фекалий, точно жук навозный, выкарабкалась?.. Жучара столичная, вот ты – кто!

На этом наш разговор закончился. Марго, хоть и ничего тогда не возразила в ответ, но, наверняка, затаила обиду.

– Ну, затаила и, что – с того?..

– Завидует она мне! Носом чую, завидует. С детства такой была. У кого чего увидит, ей то же самое непременно подавай!

– Плевать! Пусть завидует. Пусть хоть лопнет от зависти! Тебе-то – что?

Ева хитро прищурилась.

– Завтра – выпускной! Давай ее с собой на всю ночь гулять позовем. Компашка – у нас, что надо! С Пахой познакомим или Дениской… Пускай Марго с нами по полной или хотя бы наполовину оттянется. Глядишь, тогда и дуться на меня перестанет. Она ведь не просто так сюда приехала. А с определенной целью.