– Езжайте, капитан, – устало предложил доктору Сорокин. – Советую проскочить этот открытый участок как можно быстрее. Я не исключаю, что у немцев несколько групп, которые корректируют огонь батарей.
– Спасибо вам. Значит, можно ехать?
– Да.
Колонна, урча моторами десятка автомашин, двинулась дальше. Тогда еще никто не знал, что это была последняя автоколонна, которая смогла свободно выехать из этого «мешка».
– Поехали – обратился Сорокин к стоявшему недалеко от него водителю. – Надеюсь, что больше не придется бегать по лесу в поисках немецких диверсантов.
Они быстро заняли свои места в автомобиле, и машина направилась в сторону штаба 2-ой ударной армии.
* * *
Прошло около двух недель, как немцы перерезали единственную дорогу, связывающую армию с большой землей. Несмотря на окружение, полки и дивизии, а вернее, что оставалось от них, вели ожесточенные бои с превосходящими силами противника. В людях по-прежнему жила надежда, что вот-вот поступит долгожданный приказ на прорыв кольца и выход к основным силам фронта. Начальник особого отдела дивизии, майор Самойлов нервно ходил по блиндажу, то и дело, посматривая на Сорокина, который сидел за столом и в свете самодельной керосиновой лампы чистил автомат.
– Вот что, капитан. Командованием армии поставлена новая задача. Мы не должны допустить массового дезертирства и необоснованного отхода наших войск. Приказ Ставки верховного главнокомандующего предельно ясен – ни шагу назад. За попытку оставить позиции – трибунал. Ты все понял?
– Так точно, товарищ майор. Кто бы спорил. Вчера вечером дезертиры напали на подводу с продовольствием. Странно все это. Они в таком же кольце, как и мы. Выходит, воевать с немцами не хотят, но и сдаваться им – тоже.
– Ты прав, однако это ничего не меняет.
Самойлов сел за стол. Сорокин быстро собрал автомат и отложил его в сторону. Он сразу понял, что вопрос о дезертирах был прелюдией к серьезному разговору.
– Начальник штаба дивизии приказывает мне направить тебя в 1267 –ой стрелковый полк. Ты, наверное, уже понял, с чем это связано. Завтра полк начнет наступление. Он должен вклиниться в немецкую оборону и оттянуть на себя имеющиеся у немцев резервы. Твоя задача – не допустить отхода полка. Делай, что хочешь, но полк обязан наступать. Мы должны перехватить у немцев инициативу и не дать им возможности еще сильнее сжать кольцо. Дезертиров и паникеров расстреливать на месте. Понял?
Самойлов замолчал. Каждый из них хорошо знал, что полк не в состоянии вести наступление. В нем оставалась лишь треть личного состава, не было боеприпасов, люди были голодны и измотаны постоянными налетами немецкой авиации.
– Товарищ майор! Какое наступление? Люди три дня не ели горячей пищи, патронов нет. Неделю назад бойцы съели последнюю лошадь…
– Ты что, Сорокин, думаешь, что я об этом не знаю? Знаю. Знает и начальник штаба дивизии. Вот поэтому и принято решение направить тебя туда. Скажу больше, артиллерийской поддержки не будет.
– А как же люди?
– Это приказ, Сорокин! Ты понял, приказ!
– Так точно, товарищ майор. Не допустить отхода полка.
Самойлов надел шапку и вышел из блиндажа.
* * *
К вечеру Сорокин добрался до позиций полка. Он прошел по наспех выкопанной траншее и спустился в овраг, где находился временный командный пункт полка. Группа солдат, несмотря на холод, сняла с себя нательные рубашки и трясла их над пламенем костра. Это был старый, испытанный способ хоть как-то избавиться от вшей, которые буквально заедали бойцов, не давая им возможности ни спать, ни отдыхать.
Подразделения 1267-го стрелкового полка сосредоточились в оврагах вдоль берега Волхова. На той стороне реки окопались немецкие части. Рано утром в полк подвезли в бочках водку. Бойцы пили ее прямо из ковша, не закусывая, потому что кроме водки, больше ничего не дали. Вчера вечером каждому солдату было выдано по одному сухарю, десять патронов к винтовке и одной гранате. Лица солдат были хмурыми, так как многие из них понимали, с какой целью выдается водка. До часа «Х» оставалось около двух часов.
– Как настроение, капитан? Может, тоже хочешь водки? – спросил его подполковник, командир полка. – Не хочешь? Напрасно. А в прочем, дело твое.
Подполковник поднял бинокль и стал рассматривать позиции немцев. Белое после снегопада поле чем-то напоминало водоем с застывшими на морозе волнами. Это лежали убитые вчера в атаке солдаты его полка.
– Лучше бы они помогли нам артиллерией, чем присылать тебя к нам, – словно разговаривая сам с собой, тихо произнес командир полка.
Он посмотрел на Сорокина, а затем перевел взгляд на командира батальона.
– Доложи о готовности.
– Батальон к атаке готов, – сказал капитан с грязной повязкой на голове.
– Тогда чего сидишь здесь? Атака – по красной ракете. Пройдись, посмотри, все ли живы у тебя, а то могут замерзнуть на снегу.
Командир полка оказался прав: когда в утреннем мартовском небе вспыхнула красная ракета, на земле так и осталось лежать несколько тел окоченевших с похмелья бойцов. Первая атака сибиряков увенчалась успехом. Немцы открыли огонь, но удерживали позиции недолго: дрогнули и побежали. Оказалось, что у них на берегу были оборудованы лишь ячейки из снега, которые они и покинули. Воодушевленные первым успехом подразделения двинулись дальше к Спасской Полисти, по пути захватывая пленных.
Спасская Полисть – небольшая железнодорожная станция на линии Новгород – Волхов – Тихвин – Ленинград, а также тракт шоссейных дорог. Прямо к станции примыкал небольшой населенный пункт. За уцелевшими постройками возле огородов – речка Полисть. Вся местность видна как на ладони. Здесь на линии пересечения железной и шоссейной дорог немцы закрепились основательно. В самом населенном пункте была оборудована настоящая линия обороны с дотами, траншеями и артиллерийскими позициями. Шквальный огонь немецкой артиллерии и пулеметов заставил наступающих залечь прямо в снег.
– Что они делают? Да немцы их, как цыплят, постреляют в этом поле, – произнес подполковник, оказавшись рядом с Сорокиным.
Они отползли в сторону и скатились в небольшой овраг.
– За Родину! За Сталина! – вскочив на ноги, закричал полупьяный комбат.
– Чего лежишь, давай вперед! – скомандовал подполковник Александру и стал выбираться из оврага. Оказавшись наверху, они побежали вслед за атакующей цепью. Заметив бегущих людей, немцы открыли по ним пулеметный огонь. Сорокин и командир полка повалились в глубокий рыхлый снег, который моментально забился в рукава шинели и в валенки. Работая локтями, они поползли вперед.
– Комбат! Где комбат? – громко закричал командир полка. – Найдите мне комбата!
Не прошло и минуты, как к ним подполз комбат и лег рядом.
– Почему залегли? Кто приказал? – закричал на него разъяренный подполковник. – Да я тебя под трибунал отдам!
– У немцев здесь хорошо организована оборона. Нельзя же гнать солдат на пулеметы. Вы бы лучше, товарищ подполковник, помогли нам артиллерией, а не криком.
– Что? – закричал на него командир полка. – Ты думаешь, что я деревянный и ничего не понимаю? Нет у меня артиллерии, и в дивизии артиллерии нет! Понял? Атака через полчаса. Возьмешь населенный пункт – герой, не возьмешь – трибунал. Вот и капитан подтвердит мои слова.
– Может, я останусь с батальоном? – обратился Сорокин к подполковнику.
– Дело твое, капитан, я тебе не командир.
Все так же активно работая локтями, командир полка пополз обратно к своему наблюдательному пункту.
* * *
Сорокин лежал на снегу, ожидая красную ракету, которая должна была вновь поднять в атаку поредевшие цепи. Немцы тоже молчали, ведя чахлую и малоэффективную минометную стрельбу. За спиной раздался выстрел, и в голубое февральское небо устремилась ракета, которая рассыпалась красными искрами.
– В атаку! – закричал комбат и, размахивая «Наганом», побежал к немецким окопам.
Бойцы шли врассыпную по открытой местности. Гитлеровцы, подпустив их поближе, открыли кинжальный огонь из всех видов оружия. Автоматные и пулеметные очереди заглушались минометным и артиллерийским огнем. Вскоре в небе появилась эскадрилья немецких самолетов, которые издевательским образом летали на малых высотах и поливали огнем наступающие русские цепи. Летчики, словно в тире, расстреливали наших бойцов из пушек и пулеметов. Все взлетало вверх, заволакивало снежной пылью и землей. Падали мертвые, раненые и живые. Вместо того, чтобы прятаться в воронках от снарядов, некоторые необученные бойцы в растерянности метались по полю и погибали от пуль, засевших в дотах немцев. Когда атака захлебнулась, с земли поднялся комбат.
– За Родину! За Сталина! Вперед! – закричал он и упал скошенный пулеметной очередью.
«Зачем он вскочил? – подумал Сорокин. – Неужели испугался трибунала?»