За последней чертой

– А почему тогда ты бросился в «бега»?

– На всякий случай. Когда идет зачистка аппарата, там не разбирают, кто ты. Мне еще немного пожить хочется.

Они допили пиво и стали прощаться.

– Завтра я тебя жду у станции метро. Не опаздывай, я это не люблю….

Костин надел кепку и, хлопнув Руставели по плечу, вышел из пивной.

***

Костин вернулся домой и, раздевшись в прихожей, вошел в комнату. Ивана Захаровича дома не было. В последнее время он все чаще и чаще посещал квартиру бывшей подруги его жены, которая жила через два дома от них. Умывшись, он разогрел оставленную ему хозяином картошку и сел за стол. Ему очень хотелось есть и он практически моментально опустошил сковородку с жареной картошкой. Он быстро убрал со стола грязную посуду и снова сел за стол, разложив перед собой фотокопии документа, которые ему передал днем Руставели. Закурив папиросу, он приступил к изучению документа. Это было обвинительное заключение по делу Абакумова и, судя по правкам, их сделал сам Сталин.

«Проводя подрывную деятельность, Абакумов и его помощники Леонов и Комаров ( эти две последние фамилии вождь вычеркнул) игнорировали распоряжение Центрального Комитета партии, касающиеся обнаружения связей с иностранной разведкой врага народа Кузнецова и участников группы предателей, действовавших в партии и советском аппарате (поправка Сталина в городе Ленинграде). Преследуя преступные цели, они (Сталин вычеркнул слово «они» и добавил «он») ориентировали расследование по делу Кузнецова и его последователей в таком ключе, что это локальная изолированная группа, не имеющая зарубежных связей. Обвиняемый Комаров по этому поводу показал, что он (Абакумов) прямо сказал, что дело Кузнецова и его вражеской группы является локальным. Абакумов настаивал, что среди арестованных нет и не может быть людей, связанных с зарубежными странами (Сталин снова поправил текст, он зачеркнул слово странами на слово шпионов). Результатом вражеской деятельности Абакумова, Леонова было то, что шпионская деятельность участников группы Кузнецова не была до конца расследована, а следственное дело было изъято из обращения (поправка Сталина. Он вычеркнул слово изъято и написал «скрыто»)».

Костин снова закурил и откинулся на спинку «венского» стула. Он хорошо понимал, чего добивается Сталин, делая подобные поправки.

«Обвиняемый Абакумов вместе с другими, проходящими по этому же делу (Леоновым, Лихачевым, Шварцманом, Комаровым, Броверманом), саботировали расследование преступной деятельности арестованных американских шпионов и еврейских националистов, действующих под прикрытием Еврейского Антифашисткого Комитета»

Александр смял папиросу в пепельнице. Пальцы его мелко дрожали.

«После поверхностных допросов арестованных, в ходе которых их шпионская активность не была вскрыта в полной мере, а вопрос террора вообще не расследовался. Расследование вышеуказанных дел было приостановлено и в течение длительного времени не возобновлялось».

«Все ясно, – подумал Костин, откладывая в сторону фотодокументы. – Берия и Маленков решили покончить с Абакумовым. Зная о том, что все обвинения в заговоре просто несостоятельны, они все равно держат его под арестом. Все эти вымышленные обвинения в его адрес о фальсификации уголовных дел против бывшего руководства Министерства авиационной промышленности, командования ВВС СССР, против Полины Жемчужной не выдерживает ни какой критики».

Костин вздрогнул оттого, что в прихожей послышались шаги.

– Это я, Иван Захарович, – услышал он голос хозяина квартиры.

Александр быстро сунул фотодокументы в карман пиджака и, поднявшись из-за стола, направился в прихожую.

***

Костин вытер руки ветошью и, взглянув на себя в зеркало, стал быстро переодеваться. Надев костюм и демисезонное пальто, он поправил, сбившуюся на бок кепку, направился в Отдел кадров. Этот вызов немного встревожил его, так как до этого момента, его не вызывали ни разу ни к начальнику цеха, ни тем более, к кадровику.

«Зачем меня вызывают? – размышлял он, шагая по цеху. – Может, быть, вызвали подозрения мои документы? Как бы надежно они не были выполнены, глаз специалиста может легко опознать «липу»».

Александр вышел через проходную и, взглянув на весеннее солнце, направился к серому двухэтажному зданию, в котором находился Отдел кадров. За углом нужного ему здания он увидел «черный воронок», около которого находилось два солдата.

«Почему здесь машина госбезопасности?» – подумал Костин.

Он подошел к солдатам и попросил у них спички, чтобы прикурить папиросу.

– Ребята! Вы кого здесь караулите?

Один из солдат достал из кармана спички и протянул их Александру.

– Мы люди маленькие, сказали ждать, значит, нужно жать.

– Все правильно, офицер, наверное, чай пьет, а вы здесь мерзните….

– Давай, гражданин проходи! Не стой здесь….

«Заходить или «сорваться? – подумал Костин. – Если это за мной, то наверняка внутри здания, засада. Как говорится, прежде, чем войти, подумай, как оттуда выйти».

Он посмотрел на окна здания. В одном окне мелькнула фуражка.

«Ждут, – решил он. – Нужно срочно уходить. Войдешь, оттуда уже не выйдешь».

Александр развернулся и не торопливо, направился в обратную сторону. Он поравнялся с заводской проходной и, свернув за угол здания, торопливо направился в сторону станции метро.

– Стоять, Михайлов!

Александр обернулся. За ним бежали два офицера госбезопасности. Недолго думая, Костин бросился бежать. Он буквально влетел в здание станции и, перепрыгнув через турникет, устремился вниз по эскалатору. Он успел заскочить в вагон прежде, чем тронулся состав. Отдышавшись, он вышел на нужной ему станции и направился к дому. Ивана Захаровича.

«Интересно, есть в доме засада или нет? – размышлял он. – А, если там засада?»

Он свернул в переулок и, перемахнув через забор, он укрылся за углом сарая. Он стоял уже минут сорок, наблюдая за подъездом дома. Наконец, он увидел Ивана Захаровича, который, опираясь на костыль, направился к сараю. Выглянув из-за угла, Костин махнул ему рукой. Герасимов открыл сарай и, взяв несколько поленьев, стал закрывать дверь.

– Дома засада. Их трое…. Переночуй у моей знакомой, скажешь от меня, а там будет видно.

Иван Захарович прижимая несколько поленьев своей культей, направился в дом.

«Как же они меня выследили? – подумал Костин. – Кто же меня сдал? Руставели? Маловероятно, живым я ему не нужен. Тогда кто?»

Александр снова перемахнул через забор и направился к знакомой хозяина квартиры. Жила она недалеко и он вскоре оказался около ее дома. Он нажал на кнопку звонка. До его слуха донесся мелодичный звук электрического звонка. Дверь приоткрылась.

– Я от Герасимова Ивана Захаровича, – произнес Костин.

Женщина сняла цепочку с двери и открыла дверь.

– Проходите, – произнесла она и выглянула в коридор.

Убедившись, что он пуст, женщина закрыла дверь.

– Проходите, – снова произнесла она. – Меня зовут Тамара Леонидовна. Мне о вас рассказывал Иван Захарович.

Костин снял с себя пальто и вошел в комнату.

***

– Борис! Вам нужно переодеться, – произнесла Тамара Леонидовна. – Вот возьмите, это вещи моего покойного мужа. Вас, наверняка, сейчас разыскивает вся милиция Москвы. Мой муж по габаритам был таким же, как вы.

– Спасибо, Тамара Леонидовна.

– Мой покойный муж преподавал в техникуме. Вы знаете, он не был врагом нашего государства и Сталина, но кто-то написал на него донос. В результате его арестовали. Я тоже провела полгода в тюрьме и уже не рассчитывала выйти из нее, но меня почему-то кто-то пожалел. Меня лишили гражданских прав, но отпустили…

– Тамара Леонидовна, а как дети?