Закаленные бурей 1

Глядя на могилки, я подумал: «Что же, товарищ Лёша Семёнов, сколько близких людей в своих путешествиях по спиралям бытия ты потерял – не с честь. Вот ещё одни люди преждевременно ушли из жизни в результате игры Богов. Хотя, скорее всего, им было положено уйти, и я неслучайно попал в этого реципиента. Не будь его, попал бы в другого человека. И как же мне теперь жить дальше?»

Неделю я не ходил в гимназию, «забив» на занятия, решая бытовые дела. В домашних закромах я нашёл рублей семьдесят, что было вполне симпатичной суммой для скромного проживания в течение нескольких месяцев. Основная трата денег намечалась лишь за квартиру и составляла пятнадцать рублей в месяц.

А после обеда я гулял по Питеру, вдыхая воздух его улиц без выхлопных газов автомобилей, зато с гарью сгоревшего угля от печного отопления домов, заводов и пароходов. Город был совершенно иным, чем я его знал в будущем. Ритм жизни людей, их одежда, быт, манера общения – всё было иным, отличающимся от того, к чему я привык, и напоминало старую кинохронику. Город был другим даже по сравнению с 1940-ми годами советской эпохи.

Проходя по Невскому, я смотрел на афиши кинотеатров, заходил в пончиковые, булошные, пышечные и пирожковые, где с удовольствием кушал эти изделия. Попадая в книжные магазины, брал полистать некоторые книги. Так мне в руки попалась тонкая книженция «Как встретить гостей». С ухмылкой прочитал советы хозяйкам: «Если у вас совсем нечего накрыть на стол, достаньте из погреба головку буженины, нарежьте её тонкими ломтиками и сервируйте стол. Также выкладывайте на стол капусты квашеной, картошечки варёной, хорошо пойдёт солёная селёдочка. Не будет лишней на столе красная, а лучше осетровая, чёрная икорка. Она хороша для лёгких бутербродов со сливочным маслом. Обязательно в центре стола поставьте небольшой графинчик водочки, за ним разговор будет приятней. Если среди гостей есть дамы, хороша сладкая наливочка – вишнёвая, яблочная или какая будет».

Почитав рецепты для мещан о том, что если вам совсем нечего поставить на стол, то что можно по-быстрому на него сообразить, я остро почувствовал всю глубину нищеты местных жителей. Правда, как и в любые времена, были тут и реально нищие, перебивающиеся водой и хлебом, для которых буженина и красная икорка были недоступными блюдами.

Раззявив рот, толкался в торговых рядах, прицениваясь или просто глазея на то, чем народ торгует. В какой-то момент я обнаружил, что мой бумажник с рублём мелочью стал чужой собственностью. Деньги небольшие, но стало обидно, что меня так вот «обули» в мой первый самостоятельный выход в город. Вспомнив, когда я последний раз щупал свой кошелёк, я отошёл в сторону и поднявшись на второй этаж Гостиного двора, стал наблюдать за покупателями – сверху-то оно виднее. Так что довольно скоро я выхватил молодых людей, работающих в паре. Один был в толчее постоянно, а второй периодически куда-то отходил. Я понаблюдал за молодым щипачём, который, прижимаясь к клиенту, изящно освобождал того от наличности.

– Неплохо, талантливый мальчик.

Спустившись вниз, я ненавязчиво двинулся за вторым пареньком, который вышел на улицу и подошёл к взрослому нищему мужику, одиноко сидящему под деревом напротив Гостиного, совсем рядом с Апраксиным двором. Тот раскрыл сумку, и парень ловко скинул в неё какой-то предмет. Мужик сидел, я стоял за колонной и смотрел на него. За это время паренёк ещё пару раз приходил к нищему, проделывая туже манипуляцию.

Потом мужик встал вместе со своей убогой с виду сумкой и пошёл в Апраксин двор. Я последовал за ним на расстоянии, наблюдая, как тот направился в уборную. Зайдя следом, огляделся по сторонам. Увидев, что в большой туалетной комнате мы одни, рубанул того по шее ребром ладони и вырвал сумку из рук, попутно дав хорошего пинка под зад. Пока мужик вставал и кашлял, держась за шею, я выскочил на улицу и был таков. Прискакав домой, проверил сумку, в которой оказалось десятка полтора кошельков с содержимым на сумму порядка 120 рублей. Вернув свой рубль, я заработал 120 рублей прибыли – неплохо для первой недели.

В воскресный выходной мы сидели с ребятами, которые притащились ко мне домой, прихватив с собой кучу домашней еды. Мы лопали её и болтали за жизнь. Оказалось, что меня называли Сэмэн или Сэм, сокращая фамилию. Сам я после четырёх лет начальной учёбы в прогимназии, теперь учился восемь лет в гимназии, и все мы являлись учениками седьмого класса.

– Сэм, что с квартирой будешь делать, съедешь в более дешёвую?

– Не знаю, Серж, пока деньги есть, буду здесь жить, а там что-нибудь придумаю.

– А чего делать будешь?

– Спортом займусь, в смысле зарядкой, бегать буду, а то дохлый какой-то, учиться в гимназии, как и раньше – её закончить надо. Затем поступлю в институт или пойду в армию, но это как получится. А там, может быть, что-то ещё подвернётся. Смутные времена наступают, к ним надо готовиться физически и морально.

На улице стола весна 1900-го года. Во дворцах чередой шли балы и праздники с карнавалами и фейерверками. В крестьянских избах или рабочих бараках пили, плакали и молились. С одной стороны человечество развивалось, готовились к полётам первые дирижабли, а первые самолёты уже парили в небе, по Петербургу по первой трамвайной линии проехал первый трамвай, да и автомобилям на городских улицах уже не так удивлялись. Всё новые и новые магазины открывали витрины, подсвеченные иллюминацией. Жители городов в кинотеатрах заворожённо смотрели немые фильмы. Совсем скоро, в мае 1900 года, Петербургский завод "Новое адмиралтейство" спустит на воду новёхонький крейсер со знаковым названием "Аврора". Мой погибший отец как раз участвовал в его строительстве.

В России полным ходом шёл непрекращающийся процесс оттока сельского населения к более хлебным местам – в города, так что население Петербурга росло, как на дрожжах, и насчитывало более миллиона двухсот тысяч горожан. На заработки в города уезжали взрослые мужчины, которые шли чаще всего в мастеровые, женщины находили места в услужении, даже детишек отдавали "в люди".

А вот социальная обстановка в столицах и крупных городах была неспокойной. С середины девятнадцатого века продолжалось состояние вражды между правительством и оппозицией, которая, несмотря на действия царской охранки, ещё сильно тяготела к террору. Полиция, охранка и жандармерии под начальством действительного тайного советника Плеве хорошо проредила ряды «народовольцев» – откровенно террористической организации. Кстати, именно в ней состоял и старший брат Владимира Ленина, Александр. Но к 1900-м годам в стране уже была не только радикальная добровольческая оппозиция – «бомбисты» из «Народной воли», но и либеральная. К правительству она была гораздо более лояльна и её методы работы можно было описать словом «говорильня», а не «террор».

Нужно отметить, что народные массы тоже не слишком хорошо понимали, кто именно «пьёт кровь» простолюдинов. Крестьянство, посадские люди и казачество царя-батюшку любили. А время массовой разъяснительной работы Ленина с товарищами ещё не пришло. А вот пролетариат, которого становилось всё больше, царя – не любил. Промышленность развивалась исключительно быстрыми темпами. На мануфактурах рабочий день продолжался до двенадцати часов. Зарплата была в целом неплохая, особенно на столичных предприятиях, но многие рабочие были нищими – их сильно давили штрафами, не выплачивая за их труд положенного, а остальное съедал быт.

Потом мы обсуждали ситуацию в стране, зарплаты и вообще, как жить дальше, ведь выпуск в большую жизнь был не за горами.

– Надо идти в рабочие – только твёрдая специальность даст возможность хорошо зарабатывать.

– Тогда уж лучше в инженеры, у них зарплаты выше.

– Чтобы стать инженером надо учиться в институте или военном училище, а потом опыта набираться. Тогда и зарплата будет неплохая. Хотя тоже придётся много учиться, чтобы стать хорошим рабочим.

– А может быть в армию вольноопределяющимся завербоваться, там тоже платят и стаж идёт?

Уже написаны работы первых российских социологов, содержащие точные цифры и факты об условиях, в которых оказалась Россия 1900-го года. Ежегодно выходили статистические сборники, исследовались своды отчётов фабричных инспекторов. Поэтому я оторвал свой организм от уютного кресла и подошёл к книжной полке, с которой взял модный статистический справочник. Папаня, что ли, покупал их, желая быть в курсе социальных веяний?

Справочники оказались от авторов Струмилина – самого знаменитого дореволюционного экономического статистика и Прокоповича – социал-демократа, масона, будущего министра продовольствия Временного правительства. В своих трудах они ничего не приукрашивали и не замалчивали.

Открыв интересующие страницы, начал читать. Оказалось, что согласно этим справочникам средняя зарплата в Российской Империи у работников фабрик и заводов и служащих младших чинов с 1880 по 1900, считай по 1913, годы увеличилась с 16 до 24 рублей в месяц. Однако после уплаты неимоверных штрафов чаще всего на руки и половину этой суммы рабочий не получал. А нужно было снимать квартиру для семьи, питаться и одеваться.

А как дела обстояли в других странах? В Италии средняя зарплата на производстве и у государственных служащих низких чинов увеличилась с 19 до 32 рублей в месяц, в Австро-Венгрии – с 28 до 44 рублей, во Франции – 30 до 41 рубля, Германии – с 42 до 57 рублей, в Англии – с 47 до 61 рубля, в США – с 63 до 112 рублей.

В 1897 году по специальному указу для пролетариата, занятого в индустрии, был установлен рабочий день в 11,5 часов в сутки. Нужно отметить, что другие развитые капиталистические государства собственных рабочих тоже свободным временем не баловали. Европа заставляла трудиться рабочую смену по одиннадцать, США – по десять часов, а вот в Австралии рабочий день был всего лишь восемь часов. Народ, прослушав информацию выдал.

– Да, везёт австралийцам…

Я же глубокомысленно заметил: «Парни, надо учиться. Может быть, тогда чего-то и достигнем».

Со мной согласились.

– Да уж, работать на заводе – дело гиблое. Надо что-то придумать своё, перспективное.

– Так что ты сейчас будешь делать, Сэм?

– Сейчас учиться, впитывая знания, а после окончания гимназии, скорей всего, поступлю в военное училище или в экономическое.

– Почему в военное?

– Тянет меня к армии, а скоро начнутся войны, там можно неплохо заработать.

– Но и погибнуть можно.

– Погибнуть там проще простого. А ещё буду тренироваться, чтобы быть более подготовленным к новым временам.

– Учиться тоже не так-то просто в наше время.

Естественно, что после таких «умняков» мы стали говорить за учёбу и государственное образование. Я снова поднялся с кресла и взял справочник уже маминой, преподавательской епархии. Прочитал информацию, оказавшуюся интересной и мне самому. К 1900 году на 1000 человек от общего числа населения, учащихся приходилось: в России 59 человек, в Австрии – 143, в Великобритании – 152, в Германии – 175, в США – 213, во Франции – 148, в Японии – 146 человек. Если в Англии, Франции, Германии расходы на ученика составляли примерно 200-280 рублей, то в России эта сумма не превышает 21 копейку в год. Получалось, что техническое оснащение классов учебными пособиями и учебниками было очень даже низко, а проще говоря, его практически не было. Да и закон о всеобщем обучении был принят в Пруссии в 1763, в Австрии в 1774, в США к 1900, в Японии в 1872, в Великобритании в 1880, во Франции в 1882, а в России его не было. Насколько я знал, в стране его примут только к 1912 году. Так что я оказался, действительно, в малограмотной стране. Цари заботились о «дремучести народа», чтобы люди меньше думали и меньше понимали, даже в ущерб техническому прогрессу и процветанию страны, считай, своему процветанию.

«Может, станем революционерами? У нас даже кружок в школе есть», – спросил Саня Извилин.

– Понимаешь, Саня, руководить кружком ты не сможешь – не дадут, а бегать на побегушках у всяких революционных лидеров лично у меня желания нет. Я против всяких революционных идей, потому что я реакционер и консерватор. Конечно, в будущем придётся определяться с кем мы. Если и дальше дружить будем, то когда придёт время, я подскажу, к какой партии надо будет примкнуть.

Выходной подходил к своему окончанию, ребята разошлись по домам, а я завалился спать, чтобы проснуться вовремя и ничего не перепутать. На следующий день, позавтракав, напялил на себя гимназическую униформу, взял портфель с учебниками согласно вывешенному в моей спальне расписанию, а также тетрадки, чернильницу-непроливайку и простенькую деревянную перьевую ручку, и пошёл в школу на свой первый урок образца 1900 года.

По пути, проходя по набережной реки Мойки, услышал в свой адрес обидные крики.

– Гимнази-и-ист, чего тут ходишь, давно по морде не получал?!

Я повернулся и увидел, как через кованый забор несколько пацанов тыкают в меня пальцем и смеются. Насколько я знал в будущем здесь будет размещаться какой-то институт, а сейчас, согласно вывески на воротах, это был детдом на Мойке, 48, который назывался «Петербургский Воспитательный дом». Как я узнал позже, в нём воспитывались дети-сироты бедняков, солдат и просто людей «без роду и племени». Кстати, здесь ребята получали среднее образование и даже могли поступить в Педагогический институт за казённый счёт. У ребят итак была не сладкая жизнь, так что я посчитал, что нет смысла с ними препираться – обзываются и хрен с ними. Оглянувшись,я помахал им рукой и пошёл дальше.

– Чего гимназист, страшно! Смотри, братва, как он на нас зыркает! Катись колбаской по Малой Спасской, пока харю не начистили.

Меня разобрал смех, когда я услышал эту киношную рифму. Зато несколько прохожих, в числе которых оказалось несколько симпатичных девчат и «принцесса», сразу привлёкшая моё внимание своей «небесной красотой», приостановились и с интересом наблюдали за перепалкой. Я понял, что надо что-то ответить, после чего брякнул первое, что пришло на ум.

– А «в точило»!

– Ничё себе, а он борзый. А ну, попробуй, дай, гимназист-баянист!