Эффект

Одно нажатие – и бабища рухнула как подкошенная. Импланты у неё частью отказали, частью заглючили, а частью заработали хаотично. Её ноги и руки беспорядочно задёргались, пальцы сжались в судорогах, защёлкали выстрелы. Сама того не желая, она палила почти бесшумными очередями вверх, при этом дико вращая глазами и изрыгая какие-то бессвязные ругательства. Забавная у неё пушка. Стараясь не попасть под выстрелы, я обошёл её по дуге и выскочил вон.

У меня оставалось чуть больше минуты. Я, стараясь не привлекать лишнего внимания, проскочил в свою машину и сказал:

– В офис, максимально быстро, но рандомным путём. За нами погоня.

– Понятно, – невозмутимо подтвердил искин. – Правила соблюдать?

– Нет, но без аварий, без травм и без повреждений чужой собственности. На требования дорожной полиции не останавливаться и не реагировать. Поставить полную изоляцию. Все каналы связи отрубить, оставь только свои служебные.

– Понятно, – подтвердила машина, и мы рванули вглубь Города.

Вот тут и началась гонка без правил. Меня преследовала пара одинаковых каплевидных автомобилей. Причём если моя машина всё-таки старалась никого не задевать, то преследователи не реагировали ни на что, кроме объекта преследования. Сзади уже слышались крики и звуки полицейских сирен. Я попытался оторваться, но не тут-то было. Преследователи шли как привязанные. Сверху нависали полицейские флаеры, вокруг мельтешили дроны, и их количество увеличивалось. Машины были значительно лучше моей, и скорость у них должна была быть выше. В конце концов я не выдержал и решил сделать вид, что сдался. Велел машине резко сбавить скорость. Преследователи сделали то же самое. Посчитав, что они просто издеваются надо мной, я снова приказал разогнаться. Но и они не отставали. При этом от меня явно чего-то ждали, только чего? Это насторожило.

Наконец мы приблизились к слепому участку, где не имелось работающих камер, а сама дорога делала зигзаг, что давало пару секунд.

– После поворота тормозни – выскочу, – попросил я машину.

– Больше сотки. Разобьёшься.

– Там дорожные работы. Рискну.

Я рассчитывал на свежую кучу песка, которую заприметил накануне. Влетел на неё, как кукла-манекен во время краш-теста. Мягко впечатался, переполз на другую сторону и вжался так, чтобы с дороги никто не заметил.

Кажется, получилось.

Мимо просвистели две тени, похожие на преследователей.

Неужели удалось?

Я отряхнулся от песка, перелез через ограждение, добрался до аварийной лестницы и спустился на нижний уровень.

– Явился – не запылился, – иронично проскрипел грубый женский голос.

Это была другая здоровенная женщина. Не та, что тормозила меня в дверях борделя, а из тех, что и байк на ходу остановят, и в горячее пламя войдут, да ещё и по морде кому-нибудь потом врежут. Та крутая девушка у выхода из «Лизед-Отеля» смотрелась бы на её фоне как Белоснежка рядом с каким-нибудь Чудовищем, оставившим свою Красавицу. Она явно переборщила с импами и от живого тела оставила совсем ничего. Сколько в ней там исходного организма? Похоже, моя новая знакомая состояла из имплантов почти вся.

Что есть сил я рванул в сторону. Но далеко не ушёл.

– Куда? – заорала она, уставившись на меня искусственными глазами. – А ну стоять!

Бабища в два прыжка настигла меня и ухватила за плечо. Больно! Я как-то вырвался и бросился к проходу на пешеходную часть улицы. Она, по-видимому, была так шокирована моим поведением, что даже не пыталась задержать. Я находился не в том настроении, чтобы церемониться. Выскочив на тротуар, я быстро зашагал по направлению к центру. У меня оставалось смутное ощущение, что я не всё сделал как надо, но времени на сомнения уже не оставалось. За спиной послышались крики и топот ног. Впереди, метрах в пятидесяти, на углу улицы стояла незнакомая машина. Я бросился туда, вскочил на подножку и тут же ощутил, как меня кто-то ударил по затылку. Потом меня подняли и стали заталкивать внутрь автомобиля. В салоне уже сидели трое. Они с интересом рассматривали новую жертву.

– Гони! – скомандовал тот, кто меня ударил. Машина, взревев мотором, рванулась с места. – Эй, ты, шавка! – крикнул водитель, обернувшись. – Молись своему богу, чтоб я тебя не убил! Понял?

– Понял, – ответил я. Он захохотал и поддал газу. Возникло такое чувство, будто меня избили специально, чтобы я запомнил их лица. Но у меня не хватало времени, чтобы их запоминать. Через несколько минут мы остановились. Водитель вышел из машины, а я остался сидеть на заднем сиденье.

– Вылезай, – приказал водитель. – Я не хочу, чтобы ты снова вляпался во что-нибудь.

Мы стояли перед входом в тот самый небоскрёб, в котором я жил и где находился офис моего шефа.

– А ты кто? – спросил я водилу.

– Кто надо. Вылезай давай.

Кряхтя, я выбрался из машины. Болела голова, болели бока и болело колено. Всё у меня болело. Кроме того, я был грязен как чёрт. Удивительно, но, оказавшись у дверей того самого небоскрёба, где я жил и работал, я ничему уже не удивлялся. Ко мне подошёл всё тот же водитель и сказал:

– Ты что, не хочешь идти к своему шефу?

– В таком виде? Не хочу, конечно.

– А придётся. И передай ему, что хреновый из него начальник. Вот прямо в таких словах и предай.

Глава 6

Новая секретарша

Новая секретарша шефа, как только увидела меня, сразу же замахала руками, показывая, чтобы не ждал, а немедленно проходил в кабинет начальника. Вместо этого я подошёл к ней и подарил конфетку-леденец на палочке. Только вот не надо обвинять меня в пошлости и непристойных намеках. Белл, Изабелла Лауне, очень ценила такие мелкие знаки внимания. Эти конфетки были её любимыми. Она совсем недавно стала работать у Скиннера референтом, но уже прекрасно вписалась в коллектив и всем шефа устраивала. Она была отличным профессионалом. Во-первых – молода и очень симпатична, во-вторых – умна, в-третьих – покладиста. В общем, идеальный секретарь-референт. Сообразительная, исполнительная, неболтливая, никогда не проявляла излишней инициативы. Зато там, где надо, могла скромно высказать дельный совет и ненавязчиво подать полезную мысль. Только вот те, кто даёт лучшие жизненные советы, обычно имеют больше всего проблем в жизни.

За время, что я работал у Майка Скиннера, он сменил уже четырёх личных секретарей.

– Мне нужно сказать вам одну вещь, – тихо прошептала Белл, поблагодарив за конфетку. – После работы задержитесь, пожалуйста.

– Хорошо, – так же тихо прошептал я. Сегодня предстояло много отчётной писанины, и я всё равно засиделся бы допоздна. – Берегите себя.

Это присловье – «берегите себя» – сделалось в нашей среде обязательным. Все и так себя берегли, а если кто не хотел – тут уж никакие пожелания не помогли бы. Мы берегли себя, чтобы не работать на износ, не переутомляться, не тратить нервов и не перенапрягаться. В общем, берегли мы себя для того, чтобы спокойно уйти с работы и отправиться в бар или ресторан, где можно спокойно посидеть и поговорить. А если с кем-нибудь из нас что-то случалось, мы старались не распространяться об этом, дабы не усугублять ситуации. Берегли себя и берегли друг друга. Мы не искали приключений на свои головы и имели возможность наблюдать за происходящим вокруг.

Приключения находили нас сами. После давешнего возвращения из переделки на улицах Города к шефу я сразу не пошёл, а чуть ли не на четвереньках приполз в нашу амбулаторию и сдался доктору Молли Золгрек – темнокожей красавице, травматологу. «Вам как – по страховке или оптимально?» – спросила она тогда. «Лучше оптимально», – прохрипел я. Дышать и говорить удавалось с трудом. Сломанные рёбра отдавали болью при каждом слове, вдохе и движении. Тогда Молли уложила меня на процедурный стол, взяла острые ножницы и аккуратно срезала всю одежду, тем самым раздев догола. Врач убедилась в отсутствии серьёзных переломов, предательских трещин и внутренних повреждений, после чего сделала несколько уколов и запихнула меня в ванну с каким-то медицинским раствором для ускоренной регенерации. Там я и провалялся до начала следующего дня, став временно недоступным для внешнего мира. Зато утром почувствовал себя как заново родившимся, посвежевшим. Процедура заметно облегчила мой счёт, но она того стоила. Пакет со свежей одеждой довершил превращение в практически здорового гражданина.

С этими мыслями я вошёл в кабинет шефа.

Шло какое-то совещание. Я тихо сел в сторонке и стал ждать, когда обратятся к моей скромной персоне. Майк Скиннер делал вид, что не замечает моего присутствия, только по окончании совещания театрально повелел задержаться. Когда всё закончилось и народ стал уходить, я так и остался на выбранном стуле.

– Ты что творишь?! – взбеленился Скиннер, стоило только моей роже остаться наедине с ним. – Где пребываешь со вчерашнего дня? Что творишь? Я спрашиваю. Почему не отвечаешь на сообщения? Вот, посмотрим… Отправлено сегодня, в семь сорок.

– Я ещё спал.

– Спал. А потом? Не поверю, что ты сегодня мои сообщения не читал.

Я действительно ещё не читал этих сообщений. Руки не дошли, но не признаваться же шефу. Решил промолчать.

– Если работа у нас тебе в тягость, – продолжал шеф, – так и скажи. Выбирай что-то одно. Или работа, или эти твои увлечения. Мы можем расстаться, я не стану задерживать. Вон русский композитор девятнадцатого века Бородин так и не дописал своей симфонии[7 - Трудно сказать, какое именно музыкальное произведение А. П. Бородина имел в виду Майк Скиннер.], но государственную службу исполнял чётко и качественно.

Такой острой реакции со стороны Майка я никак не ожидал. Не знаю, при чём тут композитор Бородин, я же в качестве развлечения писал и публиковал записки о жизни там, в другом мире. Тексты пользовались некоторой популярностью, приносили мне кое-какой доход, и шефу кто-то что-то донёс. Типа того, что я вместо работы всякой ерундой занимаюсь.

– Мне писать рапорт об отставке? – с некоторым вызовом спросил я.

– Знаешь, что делает начальник, получив от подчинённого рапорт об отставке? – встречным вопросом ответил Скиннер, разглядывая что-то мелкое у себя на столе.

– Подписывает.