Каменка

Следующей комнатой, в которую отправился Володаров, была спальня. Здесь все было еще проще. Полуторная кровать с металлическими быльцами и досками вместо сетки, да шкаф для одежды.

За последней, третьей дверью скрывался рабочий кабинет. По крайней мере так решил Володаров, увидев массивный стол с различными письменными принадлежностями, в центре которого стояли увесистые часы.

Окинув беглым взглядом свое новое место жительства, Володаров вернулся на кухню, где его ждал Молчан.

– Ну как, хороший дом?

– Да, хороший. Я бы даже сказал, очень. Слишком хороший.

– Это как?

– Вы не подумайте, я не перебираю. Просто у меня в голове не укладывается, что здесь жил одинокий девяностодвухлетний старик. Смотрю я на всю эту чистоту и не верю.

– Ну что я могу сказать? Дело твое, Геннадий Павлович. Хочешь верь, хочешь – нет. Альбертыч, сколько я его помню, всегда был очень опрятный и дисциплинированный мужик. Такой хозяйство в узде держать мог, это точно.

Вололаров кивнул, принимая аргумент Молчана, но сам остался при своем мнении. Он слишком много раз бывал в квартирах пенсионеров, чтобы не заметить разницу. И дело было даже не в чистоте, которую могли навести уже после смерти хозяина. Дом Альбертыча отличался отсутствием специфического запаха, которым непременно пропитывались стены, пол, потолок. Запаха, который очень легко запоминается и крайне сложно выводится. Запаха человеческой старости.

– Еще вопросы надоедливые к казенной жилплощади имеются? – Молчан шмыгнул носом. В доме со смерти хозяина никто не топил и от того здесь было холоднее чем на улице.

– Думаю, как-нибудь разберусь, – ответил Володаров, заглядывая в пустую кладовую.

– Самостоятельный? Это хорошо. Тогда вот, держи, – Молчан снял со связки два ключа с белыми пометками. – Только не потеряй. Запасных пока нет. Не успел сделать.

– А мне документы никакие подписывать не нужно?

– Чего? Какие еще документы? Кому твои документы здесь нужны?

– Здесь может быть и нет, а начальству моему нужны.

– Тогда сначала разберись с этим начальством, на кой они тебя сюда засунули, Геннадий Павлович, – в голосе Молчана отчетливо читалось ехидство.

Володаров осекся. Он попытался снова вспомнить подробности своего назначения, но не смог. Лишь какие-то размытые образы и обрывки общих фраз, не более. Ощущение складывалось такое, что в тот день он был чертовски пьян или не в себе. Будто память не хотела, чтобы он в ней рылся.

Вдруг к горлу подкатила горькая волна, и Гену стошнило смесью яиц с солеными помидорами прямо в ведро под умывальником.

3 Работа

– Ты чего? – участливо поинтересовался Молчан, склонившись над усевшимся на пол Володаровым.

– Ничего, – он вытер рукавом рот и тяжело выдохнул. – Самогон у вас, Валера, чистый яд.

– Чего ж яд-то сразу? Ну может немного крепковат… Но дык это для безопасности. Тем паче спирт дорогой, а работать как-то надо. И вообще, ты, Геннадий Павлович, слишком городом разнежен. Вот поживешь у нас с годик, закалишься, так тебе мой ореховый нектаром покажется.

– Этот годик еще как-то пережить надо.

– Ай! – Молчан махнул рукой. – Давай только на полу не сиди. Простудишь себе все. Вставай, переодевайся в чистое… У тебя же есть чистое?

Володаров кивнул и похлопал рукой по сумке.

– Вот, приводи себя в порядок. А я пока воды тебе наберу. Умоешься хоть.

Молчан глянул в ведро под умывальником, поморщился и вышел. Спустя минут десять он вернулся с мылом и полотенцем. А после занес в дом другое ведро, наполненное до верха прозрачной колодезной водой.

– Я к Альбертычу в сарай заглянул, – он поставил ведро на пол, вода внутри колыхнулась, и несколько капель пролилось на доски. – Оказывается, за неделю наши еще не все дрова сперли. Представляешь?

– Не очень, – ответил из спальни Володаров. Чтобы хоть как-то отвлечь себя от тошноты он решил переложить вещи из сумки в шкаф.

– Вот и я так думаю. А оно вон чего. Стало быть, теряют хватку. Стареют…

– Стало быть, так, – повторил Володаров.

– Но это тебе же лучше, Геннадий Павлович. Тебе же лучше. Значит будет чем сегодня дом протопить. И воды помыться нагреть. А то грязный ты с дороги, как собака.

Молчан снова ушел, чтобы вернуться с охапкой дров на растопку.

– Печку топить умеешь? – спросил он у вышедшего на кухню Володарова. В ответ тот неуверенно кивнул. – Ничего сложного. Дрова в дырку суешь да поджигаешь. На вот, – он достал из кармана штанов коробок спичек. – Только себя не подожги. А я пока таз притащу.

– Это зачем?

– Как зачем? – удивился Молчан. – Мыть тебя, Геннадий Павлович, будем. Я бы, конечно, лучше в баньку сходил. Но это проситься надо, долго. А нам тебя надо в работоспособный вид привести.

Володаров спорить не стал. Да ему особо и не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось. Приступ рвоты сильно облегчил его самочувствие, и теперь он находился в таком состоянии, когда человек просто рад тому, что жив.

Проявляя удивительную расторопность, Молчан носился к себе домой и обратно, каждый раз притаскивая еще немного необходимых на первое время вещей. Пока дрова в печке разгорались, он успел снабдить Гену неизвестно откуда взявшимся старым матрасом, на котором с одной стороны расплылось жутковатое пятно, такой же малопривлекательной подушкой и тонким шерстяным одеялом. Постельного белья он не принес, но пообещал к вечеру найти комплект. Еще он притащил набор для еды – кружку, ложку и миску. Скромно, но на первое время и такой сойдет. Последним «подарком» оказался широкий, но не очень глубокий таз, явно немало повидавший за свою долгую жизнь.

Пока Володаров налаживал кровать, дрова разгорелись основательно. Воздух в доме стал гораздо теплее и суше, от чего ощущение сырого подвала ушло, а на смену ему пришел домашний уют. Ведро воды, которое Молчан поставил на печную плиту, тоже нагрелось, и когда начало парить он стащил его на пол.

– Прошу! – он демонстративно похлопал рука об руку, стряхивая несуществующую пыль. – Ванна подана. Как помоешься, заходи, покажу, где работать будешь. Если оно тебе, конечно, надо.

– В каком смысле? – не понял Володаров.

– Ну, место. Накой оно тебе, если никто заходить не будет? А если и будут, то лучше пускай сразу домой к тебе идут. Так всяко проще.

– Нет, Валера, не проще. Проще четко разграничивать личную и рабочую жизнь.

– В Каменке так не бывает. Здесь все друг про друга все знают. Личная жизнь это для города. У нас по-другому.

– Это не важно. Если люди начнут ко мне домой приходить, чтобы на пьяного соседа пожаловаться, то я с ума сойду.

– Да кому ты сдался, Геннадий Павлович? – Молчан хохотнул. – Наши люди привыкли свои проблемы решать по-своему. Ты им и за даром не нужен, чтоб к тебе еще домой ходить.

– Может и так. А может и нет. Вот посмотрите, Валера. Когда в селе обо мне узнают, от жалоб оглохнуть можно будет.

– Может и так. А может и нет, – перекривлял его Молчан. – Все, хорош трепаться. Мойся и приходи. Только дом закрыть не забудь. Я ключи на столе оставил.

***

Как выяснилось, в доме Альбертыча не было ванны. Вернее, она была, но, судя по пустующей сливной трубе в полу и четырем вмятинам от ножек, только до совсем недавнего времени. Гена предположил, что после смерти хозяина местные (возможно тот самый Лешка Серой) присвоили ее себе, а, скорее всего, сдали на металлолом. К счастью унитаз трогать они не стали. Вероятно, не смогли найти ему применение, или же оставили на потом.