Быть в форме

– Верну буквально через три дня.

– Да не волнуйтесь вы, всё нормально. Отдадите, когда будет удобно.

Во, человечище – подумал тогда рыжий, пытаясь изобразить улыбку умиления одной из неприметных складок своей кожуры.

Борис Васильевич ещё раз обводит глазами подчинённых. Пользуясь тем, что Вадим Борисович вышел из помещения, он даёт последние указания.

– Олег, песню отрепетировали с Ольгой? Ну, за вас я не беспокоюсь. Всем быть готовым произнести тост.

Апельсец слышал из разговоров «кафедралов», что тот в какой-то момент вдруг утратил свойственный ему прежде интерес к алкогольным напиткам, и с тех пор на каждом банкете, который он с прежним усердием организовывал и возглавлял, обходился единственной рюмкой сухого вина. Это не мешало ему держать в тонусе коллектив, с завидной частотой произнося своё излюбленное «праздник продолжается» и назначая очередного тостующего.

А как же – во всём должен быть порядок. Ну разве могут эти доценты с кандидатами, будучи не на трибуне, проявить инициативу и сказать что-нибудь толковое? И не столь важно, что этот директивный стиль ведения застолья не каждому по вкусу. Апельсец ещё в первый же день, во время оперативки, почувствовал глухое недовольство этим окружающих всеми фибрами своих долек, тогда ещё упругих и налитых соком. Вот и сейчас он чувствует их лёгкое раздражение. Дескать, любой, здесь сидящий, может высказаться проникновенно и к месту, но сделать это желает не по команде, а сообразуясь с обстановкой и по зову души. Понять их можно – ощущение находиться не в своей тарелке ему знакомо не понаслышке, но на то она и служба военная, чтобы тяготы и лишения, а не произвол. Эх, мне бы сейчас с десяток мандаринов, я бы им быстро объяснил, кто здесь старший – увлекается своей мыслью Апельсец. Недаром же понятие «ранжировать» произошло от «Orange».

Но вот настаёт назначенное время, и все отправляются в лабораторию. Апельсец с сожалением провожает их взглядом и грустно вздыхает. Севшая на него муха в испуге взмывает вверх.

Через несколько часов на кафедре появляется Олег Николаевич. По нему видно, мероприятие прошло успешно, песня спета и нужные слова сказаны. Он открывает конспект и начинает перебирать слайды – завтра у него утренняя лекция, и надо успеть подготовиться и освежить в памяти её основные положения. Снова наступает тишина.

Дверь кафедры снова открывается, и на пороге появляется Юрий Чепелев, сотрудник учебного отдела академии. Будучи выпускником кафедры, он тоже принимал участие в застолье и, судя по всему, изрядно в этом преуспел. Нетвёрдой походкой он подходит к телефону, стоящему на штабном столе, и набирает номер. Судя по всему, звонит домой. Так и есть – из трубки доносится раздражённый голос его жены.

– Да буду я скоро, уже одеваюсь, – примирительным тоном заканчивает он диалог и кладёт трубку. Его взгляд медленно скользит по столу останавливается на нашем приятеле, лежащем рядом с телефоном. Апельсец нутром чувствует, что ничего хорошего этот взгляд ему не сулит. Его опасения оправдываются. Он видит протягивающуюся к нему руку и через мгновение оказывается в кармане тужурки Чепелева.

А тёмную то за что – лёгкий ужас холодит остатки его сока, косточки замирают и устремляются в область предполагаемых пяток. Какой-то странный импульс, исходящий из области кармана, приводит его немного в себя, и тут он замечает Олега, с интересом наблюдающего за ним.

– У меня ребёнок больной, – словно оправдывая свой жест, выдавливает он из себя, одёргивает топорщащуюся тужурку и неуверенной походкой покидает кафедру. Олег забывает о лекции пытается осознать смысл сказанного. Он живо представляет себе сцену встречи его коллеги с женой и демонстрацию ей сомнительного гостинца. Им овладевают довольно смешанные чувства.

Зато Апельсец, услышав последнюю фразу, воспринимает её с явным облегчением и переводит дух. Ну вот, кажется, всё обошлось. Наконец-то и мне нашлось настоящее занятие вместо тупого отлёживания боков на казённых бумагах. Какой внимательный и заботливый отец!

На кафедре появляются остальные преподаватели и начинают собираться домой. Николай Николаевич с удивлением озирает осиротевший стол.

– А где Апельсец?

– Пал смертью храбрых. Ушёл лечить дочку Чепелева.

В помещении наступает тишина, и через мгновение оно наполняется дружным смехом. Исключение составляет Николай Николаевич. Он с грустным видом снимает фуражку, мысленно провожая в последний путь товарища, с которым, как ему кажется, у него образовалась какая-то ментальная связь. Через несколько секунд он, словно опомнившись, присоединяется к остальным.

В спортивной форме

Пан Спортсмен

Чем хороша учёба в академии? Для офицера это время, когда ты забываешь о ежедневной флотского рутине, о ломающейся матчасти и самодурстве начальства. Тебе не докучают подчинённые, не отчитывает командир за напившегося и попавшего на губу моряка. Тебе не грозит расставание с семьёй выходом в море для сдачи очередной задачи, для размагничивания или на основное мероприятие, как называют боевую службу. Ты забываешь о боевой, и ладно бы с ней, главное – о навязшей в зубах политической подготовке, вынуждающей тебя каждый понедельник в течение четырёх часов повышать уровень своего классового самосознания. В общем, хорошего немало. Но есть и нюансы.

Здесь ты с понедельника по субботу добрую половину дня конспектируешь лекции по дисциплинам, большая часть из которых едва ли пригодится тебе впоследствии. А затем до вечера сидишь в классе и занимаешься самоподготовкой – пишешь реферат, обсчитываешь курсовую или готовишься к семинару. Сход на брег, как называют моряки покидание любого места службы, строго регламентирован и контролируется начальством.

Если тебе нужно отлучиться в библиотеку или читальный зал – записываешь на доске против своей фамилии название соответствующего места и время своего отсутствия. Для того, чтобы дежурный, глядя на доску, мог доложить любому проверяющему, где ты, такой сразу всем нужный, находишься и чем занимаешься. Проверит он это вряд ли, но видом своим продемонстрирует, что именно для этого он сюда и пришёл.

Первый семестр обучения в этом отношении особо свиреп. Иной раз проверяющий может даже не заходить в помещение – натренированному уху дружное поскрипывание ручек на фоне царящей тишины хорошо слышится даже через дверь в класс.

Со временем, контроль за самоподготовкой ослабевает, и заведённый порядок поддерживается не столь неукоснительно. Но происходит это уже после первого года обучения.

Что остаётся бедному мученику военной науки делать в этих условиях? Понятное дело – учиться. А в перерывах позволить себе партию-другую в шахматы с коллегой. Или в нарды. В морской бой моряки никогда не играют – это пошло. Вот, собственно, и весь выбор.

Зато Кондратьев с Виноградовым устроились неплохо. Виноградов – отменный баскетболист, член сборной академии. С волейболом Владимир тоже знаком, но не столь близко. Олег же, напротив, тяготеет к волейболу, а его навыков игры баскетбол вполне хватает для уровня факультетской команды. Поэтому в послеобеденные часы их фамилии с упоминанием спортзала практически не исчезают с классной доски – секции волейбола и баскетбола функционируют дважды в неделю каждая. И причина отсутствия вполне уважительна.

Такое положение дел вызывает определённую зависть у одногруппников. И зависть эта коренится в них ещё с училищных времён. Подобными преимуществами традиционно пользуются в одарённые в физическом смысле курсанты военных заведений, ибо освобождение от занятий для участия в соревнованиях широко распространено в училищной среде. Ну и для подготовки к ним – тоже. Ведь спортивные состязания – один из видов соцсоревнования, поощряемый руководством. Да и, помимо всего прочего, почему-то считается, что воин, прежде всего, должен быть физически здоров, а всё остальное – потом. Поскольку, если ты умён, но хил или болен, проку от тебя никакого.

Как следствие, качество образования спортивно-ориентированного курсанта, мягко говоря, страдает. Поэтому сослуживцы нередко называют своего мускулистого товарища не иначе, как «пан спортсмен» – так звали недалёкого и простодушного героя популярного в своё время телешоу «Кабачок 13 стульев».

Олег не помнит, как появились в классе нарды – было это ещё на первом курсе. Постепенно они завоевали большую популярность среди его коллег. Это была своеобразная компенсация им за привилегии посетителей спортзала. Шеф – старший группы – особо не ограничивал любителей этой игры, снисходительно позволяя им заниматься этим в часы самоподготовки. Да и сам он был не прочь сгонять с ними партию-другую.

С некоторых пор Олег, приходя в класс перед утренним построением, заставал своих приятелей, азартно бросающих кости, при этом чувствовалось, что сидят они здесь уже не пять и не десять минут. Азарт подогревался бонусом от выигрыша – парой сигарет или папирос, лежащих под игровой доской. Игра возобновлялась в перерывах между парами, продолжалась в обед, а, затем – и на заключительном этапе самоподготовки. И даже звонок, повествующий об окончании рабочего дня, зачастую не мог оторвать играющих от желания выиграть очередную сигарету или отыграть утраченную.

Со временем к этому увлечению добавились и шахматы – доска для нардов была только одна, и время ожидания своей очереди нужно было чем-то занимать. Стоит ли говорить, что уровень мастерства в этих видах спорта – другое слово здесь трудно подобрать, хотя и стоило бы – у его коллег к середине второго курса достиг весьма солидного уровня.

И вот тут у шефа возникла странная, на первый взгляд, идея выявить настоящего спортсмена среди коллег. А попутно оценить необходимость и пользу от частого посещения спортивного зала некоторыми из его коллег.

Надо сказать, что Коношенков всегда отличался задатками лидера и неуёмностью своих амбиций, и нахождение на вторых ролях в чем-либо было не в его правилах. Но со спортом он особо не дружил. Тем необычнее выглядела его затея.

Одногруппники предложение шефа поддержали и активно включились в разработку его регламента. Но Кондратьев с Виноградовым отнеслись к этому с большим скепсисом. Они и так считали себя вполне себе «спортсменами». Их регулярные походы в зал давали на то основание, и по сравнению с товарищами их шансы выглядели безусловно предпочтительней. Мысленно – что греха таить – они уже делили между собой пальму первенства. Но они недооценили всей тонкости замысла шефа.

Согласно ему, каждому было предложено составить перечень видов состязаний, которые, можно было бы организовать в условиях классного помещения, и общим голосованием утвердить его. Ну а в поиске имени для победителя шеф не стал особо изощряться, остановившись на уже привычном термине «Пан спортсмен». Предложение приняли.

В окончательном виде перечень состязаний содержал около дюжины наименований, причём сугубо физические и преимущественно интеллектуальные дисциплины разделились, примерно, поровну. К первым относились прыжки в длину с места, жим и толчок гири, подтягивание на перекладине, игра в настольный теннис и бадминтон. Интеллектуальные состояли из настольных, не считая формально напрашивающегося сюда пинг-понга, и включали нарды, шахматы, и шашки. Для достижения количественного паритета с физическими их усилили разного рода поддавками и «Чапаевым» – игрой в шашки щелчками до полной очистки от них доски. Хотя «Чапаева» можно было бы вывести из разряда интеллектуальных дисциплин и зачислить в физические – эта игра в равной степени была далека от них обеих.

Бадминтон появился в списке совершенно неожиданно для многих. Шефу каким-то образом стало известно, что в общежитии для иностранных слушателей имелся небольшой спортивный зал с разметкой для этой игры, и он включил её в свой перечень. Возражать никто не стал, сочтя эту игру, как и «Чапаева», забавной экзотикой. Позже выяснилось, что Коношенков в юности занимался бадминтоном достаточно серьёзно и небезосновательно рассчитывал здесь на успех.

Для игры в настольный теннис была закуплена пара листов ДСП нужного размера, которые прекрасно разместились на рабочих столах рядом с доской. Чего-чего, а места для этой игры, да и многих других, было вполне достаточно – здание проектировалось ещё в те времена, когда понятие «уплотнительная» применялось только в отношении прокладок в системах гидравлики, а не к жилым застройкам. Поэтому в классных аудиториях, рассчитанных даже на небольшую группу обучаемых, можно было легко состязаться в многоборье не только за титул «Пан Спортсмен», но и проводить модельные испытания самолётов компании «Пан Американ».

Николай Абрамов, мускулистый крепыш и главный претендент на первенство в силовых видах, под покровом темноты принёс из спортзала полуторапудовую гирю и приступил к тренировкам. Сергей Трефилов, согласно его образному выражению, «выцыганил» в лаборатории кафедры ядерной энергетики кусок трубы. Олег живо представил себе Сергея, поющего под гитару томные романсы и разглядывающего складки на руке начальника лаборатории. Добытую трубу в качестве перекладины вмонтировали в дверной проём, ведущий в туалет. Происхождение трубы Трефилов скрывал до последнего, иначе состязания по подтягиванию, отягощённые ещё и местом их проведения, могли бы сорваться.

С комплексом чисто спортивных дисциплин, которому был отведён первый этап состязаний, справились довольно быстро. В прыжках в длину некоторую конкуренцию «спортсменам» составил Пётр Зюзликов. Худощавость и длинные ноги обеспечили их обладателю место в тройке призёров.

Размяв ноги, дали волю рукам. Как и ожидалось, последующие виды силовых упражнений не смогли существенно положение лидеров. Хотя Коля Абрамов, который из-за небольшого роста прыгал не столь убедительно, благодаря перекладине подтянулся к передовикам и надёжно закрепился там после упражнений с гирей.

А вот шефу перекладина далось нелегко, а последовавшая за ней гиря и вовсе утянула его в нижнюю половину таблицы. Но шеф не унывал – впереди были хорошо знакомые ему дисциплины, среди которых особняком стояла его любимая коша, а в рукаве таился козырь – бадминтон. Но до этого предстояло покончить с теннисом. Бадминтон же по замыслу шефа и вовсе шёл на закуску. Для игры в него, якобы, зал пока был недоступен.

С теннисом всё обстояло не так просто. Дело в том, что непосредственно к классу примыкало помещение, в котором хранились чемоданы с секретными документами. Практически любой сотрудник академии обязан был обладать им. Исключение составляли, разве что, уборщицы, сантехники и преподаватели кафедры марксизма-ленинизма – ни у кого из них секретов от народа не было. Чемоданная работала почти без перерывов, поэтому рядом с классом всегда было довольно оживлённо. С этим приходилось считаться. Потому, как звук, издаваемый шариком при отскоке, хорошо слышимый даже сквозь закрытую дверь, в лучшем случае мог вызвать недоумение, а в худшем – послужить поводом для строгого дисциплинарного взыскания. Нужно было искать выход.

Оценив эти риски, шеф предложил для организации теннисных баталий альтернативы – обеденный перерыв или вечернее время. Поразмыслив, товарищи сошлись пожертвовать на это дело обед. Особенно настаивал на этом Александр Ширшов. Жертв требует не только искусство – убеждал он коллег. Нельзя сказать, чтобы это благотворно сказалось на внешнем виде претендентов – все, за исключением него, и так были достаточно стройны и подтянуты. Ширшов же через неделю смог немного увеличить количество подтягиваний, чем поправил своё место в рейтинге.

Как и ожидалось, после тенниса «спортсмены» опять вышли в лидеры.

Настала пора настольных состязаний. Накал борьбы буквально наэлектризовал атмосферу в классном помещении. Сражались в перерывах между лекциями. С нетерпением ждали окончания занятий, чтобы снова ринуться в бой. Никто заранее даже не мог предположить, что эта затея так поглотит их. Глядя на товарищей, увлечённых схваткой за доской, Олег чувствовал, что, если бы к ним с проверкой зашёл сам начальник академии, никто бы даже и ухом не повёл, а если бы он случайно и попал в поле зрения повернувшегося, то он не сразу бы отреагировал на это должным образом. Эта участь их, к счастью, миновала.

Наверное, кульминацией этого этапа послужила шахматная партия, в которой Кондратьев встречался с Коношенковым. В пылу сражения – а они играли блиц – Олег зевнул ферзя, и его положение стало выглядеть просто катастрофичным. Но тут фортуна смилостивилась надо ним – после спасительного хода конём он отыграл потерю. «Вилка» – вещь полезная не только в суши-баре. Шеф дрогнул, Олег воспользовался этим и провёл пешку в ферзи. Ситуация перевернулась – победа была практически у него в кармане.

В этот момент Олег ощутил внезапно наступившую тишину – большинство было увлечено развитием событий на доске и живо реагировали на происходящее. Но вдруг комментарии затихли. Олег обернулся. За плечом у него стоял преподаватель кафедры Николаев и с интересом наблюдал за игрой. Появился он здесь для рутинной проверки хода самостоятельных занятий, но, будучи в душе шахматистом, увлёкся драматичным развитием событий на доске и, казалось, забыл о цели визита.

Олег повернулся к доске – стрелка на часах предательски задрала флажок, и времени оставалось в обрез. Он двинул ферзя вперёд, планируя следующим ходом объявить мат, и нажал на кнопку часов. Секунду помедлив, шеф неуверенно произнёс неприятно резанувшее его слух слово «пат». Затем он произнёс это неприятное слово твёрже, широко улыбнулся и остановил стрелки часов. Действительно, его королю было некуда ходить. Других фигур на доске у него не имелось. Партия закончилась вничью.