Большая вода

Ассортимент был следующим: мыло, чай, кофе, конфеты, крупы, мука, восточные пряности.

На входе висела вывеска: «Бакалея и колониальная торговля Карасёвых».

Открыв запертую до этого дверь, они зашли на склад.

«Человек, который мне помогал в этой бакалее, был уволен недавно за пьянство, и ко всему прочему он не справлялся со своими обязанностями. Вам нужно сегодня расставить весь товар по порядку. А главное – не лениться и заняться этим прямо сейчас».

«Простите, как я могу обращаться к вам? Степан..? Степан Матвеевич? – быстро и с невероятно серьёзным видом ответил Бальтазар, – так вот, Степан Матвеевич, почему вы решили, что я именно буду лениться?»

«Вам, молодой человек… Нужно немедленно приниматься за работу и прекращать эту ненужную болтовню».

«Как скажите, Степан Матвеевич».

На этих словах приказчик вернулся к прилавку и оставил Бальтазара одного. Теперь ему нужно было навести порядок на складе, где повсюду был разбросан товар. Всё необходимо устроить так, чтобы товары одной категории стояли вместе на полке. Бальтазар даже любил однообразную и простую работу, именно потому, что он мог мыслить, над чем ему заблагорассудится, искать причинно-следственные связи, делать выводы, мечтать.

Через несколько часов порядок на полках был наведён полный, просыпанные мука, чай и сахар были убраны с пола метлой. Бальтазар, подумав о том, чтобы доложить Степану Матвеевичу о проделанной работе, зашёл в магазин, но за прилавком никого не оказалось, магазин был совершенно пуст, а за витриной, в некотором отдалении от лавки, приказчик о чём-то болтал с мужчиной, с первого взгляда поразительно похожим на того человека, с которым Бальтазар имел общение сегодня утром. Изо рта у него также дымила папироса, пролетарская кепка была на голове, не красивое и умное лицо было чем-то встревожено.

Бальтазар всячески делал вид, что за витриной никого не замечает, и пробовал найти себе временное занятие: сначала он разглядывал товары на полках, затем его заинтересовал кассовый аппарат со множеством разных рычажков.

Наконец, он увидел самого Степана Матвеевича, открывающего дверь магазина со стороны улицы.

«Аа, вот ты где?» – процедил сквозь зубы Степан Матвеевич.

«Ты закончил работу на складе?»

«Да, всё сделано, я как раз хотел вас позвать».

Они прошли из магазина на склад, где царила идиллия полного порядка. Степан Матвеевич имел вид самый решительный.

«Ну, что же, – произнёс он, скрестив руки на груди, – вижу, работа проделана, но это всё медленно, очень медленно. В твои годы я делал это вдвое быстрее», – с важным видом добавил приказчик.

Бальтазар промолчал, улыбнувшись.

«Я сказал что-то смешное, молодой человек?» – строго спросил Степан Матвеевич.

«Отнюдь, вы были крайне серьёзны, Степан Матвеевич», – с той же широкой улыбкой произнёс Бальтазар.

«Так что же, ты надо мной насмехаешься?!»

Обстановка стала накаляться, но только не со стороны Бальтазара, он уверенно и спокойно смотрел своему начальнику в глаза и даже хотел его успокоить какой-нибудь фразой.

«Я ни в коем случае над вами не насмехаюсь, Степан Матвеевич, и мысли такой у меня не было».

В воздухе повисла пауза, приказчик зло смотрел на Бальтазара.

«Ну, что же, юноша, если так, то вам стоит продолжить работу, у нас её предостаточно не только на складе».

Они вновь оказались у прилавка, и Бальтазар почувствовал, что Степан Матвеевич вроде бы совсем уж подобрел: со всей даже неизвестно откуда взявшейся живостью речи он стал рассказывать о лавке, о том, как после долгих лет выбился в приказчики и о том, какие важные горожане из самых богатейших семей к ним ходят. При всей строгости лица, слов и собственного вида, приказчик оказался человеком, любящем бахвальство и желающем порисоваться даже при такой мелкой сошке, как я его новоиспечённый работник.

«Работа в этом магазине должна быть честью для тебя, и, конечно, тебе, голытьбе, надо в ноги кланяться Ольге Николаевне за то, что дала шанс здесь. Если претензий к тебе не будет, то ты останешься. Если работа мне твоя не понравится, то отправишься на все четыре стороны. Приходить надо будет к 8 утра, а уходить после 6 вечера, после того как мы обслужим покупателей, посчитаем выручку и закроемся».

Бальтазар слушал всё это с внимательным видом и за всё время пока не вставил ни одного своего слова, видя боевой и менторский настрой Степана Матвеевича.

«Меня ты должен слушаться беспрекословно, не рассуждать, не перечить, не умничать, а слушать и выполнять, что тебе велено. Обслуживать ты должен со всей учтивостью и вежливостью. Смотри, если на тебя кто-то пожалуется и скажет, что ты был не вежлив! К нам ходят господа, с доходами такими, что тебе и не снились, с деньгами такими, какие тебе и в жизнь то не заработать. С такими людьми нельзя фамильярничать, они тебе не ровня, запомни раз и навсегда, и тогда из тебя может быть выйдет что-то путное. На дам на красивых пристально не смотреть, не любоваться и тем самым не смущать, запомни это! А то знаю я вашего брата, любите разглядывать и слюни пускать на дочек богатеньких. Всё ясно, о чём я сейчас говорю?»

«Да, безусловно, Степан Матвеевич, всё будет как вы говорите. Но об этом и не стоило говорить, с людьми я исключительно вежлив и учтив, а смущать чьих-то дочек и в мыслях не было», – с удивительным самообладанием произнес Бальтазар.

Это возражение подействовало на приказчика, как красная тряпка на быка, и видимо вновь взбесило его.

«Моё дело предупредить тебя, а не думать над тем, что было у тебя в мыслях, а чего не было, много я вас тут повидал работничков и много чего видел в жизни. Повторяю тебе, что мои указания надо выполнять беспрекословно, а иначе вылетишь отсюда. Ты хоть знаешь, кто бывает в этой лавке?! Да, ты им в пояс должен кланяться только за то, что имеешь возможность говорить с ними. Купцы, промышленники, дворяне, у которых одна лошадь в упряжке стоит больше, чем вся твоя жизнь!»

«А вам не кажется, Степан Матвеевич, что то, о чём вы сейчас говорите, похоже на рабство?!»

Последняя фраза прозвучала так метко и резко, что заткнула рот приказчику на полуслове, который жаждал что-то сказать, но быстро не получалось подобрать нужных слов, и он как будто цеплялся за них и не мог поймать.

Глава 7. Весна

На протяжении последующих мартовских дней, в то время как весна набирала свои обороты, Бальтазар служил в бакалейной лавке купцов Карасёвых. С приказчиком, к которому симпатии юноша не питал, он держал себя ровно и спокойно. На конфликты Бальтазар сознательно не шёл, всегда пытаясь предупредить их, однако и над раболепием, которое демонстрировал Степан Матвеевич, Бальтазар иронизировал, иногда тайно, про себя, а иногда и открыто, но всё же стараясь сильно не задеть своего начальника.

Очень полюбилось ему наблюдать за ним, и результатом наблюдений стало понимание сразу нескольких важных для него вещей: во-первых, Степан Матвеевич человек довольно интересный, и, возможно, мнение о нём стоит дополнить несколькими деталями.

Так, однажды, в лавке, разговорившись, разгорячившись и замечтавшись о чём-то, приказчик в ходе разговора обронил фразу о том, что он на протяжении многих лет мечтает открыть собственное дело и что «у Карасёвых ишачить ему сильно и уже давно надоело».

Во-вторых, у самой лавки, в обед или ближе к вечеру, с периодичностью в несколько дней, Степан встречался с Константином, кому тогда ещё, на второй день пребывания в городе, передал письмо Бальтазар. Их свидания всегда носили краткий характер, иногда они просто перекидывались несколькими фразами.

Между тем природа пробуждалась, и весна конца марта – начала апреля стремительно брала своё. Буквально за несколько тёплых дней полностью сошёл снег в городе (хотя снега за эту зиму выпало много), оставшись лежать только в полях. Пару-тройку солнечных дней – и сквозь старую жухлую траву пробиваются новые малюсенькие росточки, призванные в последствии сделать город зелёным. Зародыши почек, появившиеся на свет в те же самые, первые тёплые дни, висят на ветках и терпеливо ждут своего часа, часа своего рождения и начала жизни.

Однако, больше всего человека дурманит, веселит, подогревает ему кровь сам запах весны. Это необычайное ощущения обновления и продолжения жизни в одном непередаваемом запахе, этот запах трудно или даже невозможно передать словами, этих слов просто не существует.

В этом запахе есть даже надежда, надежда на светлое будущее, и пусть нередко прошлое бывает тёмным и тянет человека за собой в пропасть, весна заставляет мечтать или лучше сказать – улыбнуться своей мечте и произнести однажды: «Ради такого весеннего утра стоит жить!»

Была у Бальтазара и ещё одна весна, весна в человеческом обличье. Цветущая, поющая красота. Можно было подумать, что Бог, зная о сомнениях человека, посылал, посылает и будет посылать такую красоту на Землю для того, чтобы удостоверить себя и напомнить о себе. Женская красота трансцендентальна, она способна поднять человека над землёй, одухотворить его, заставить витать в облаках, наполнить его существование смыслом.

Дарья была той весной в судьбе Бальтазара, сама не зная того, она наполняла его душу умилением, сладким иногда слезоточивым чувством, уносящим в высшие сферы. Каждая черточка лица, каждое выражение милых глаз, каждая ужимка, каждое движение прекрасной белой головы, каждое слово, произнесённое милым голосом – было тем, что люди привыкли называть счастьем. Он хотел носить её на руках всегда и всюду, хранить и оберегать, как самую заветную драгоценность, но в глубине сердца понимал, что некоторые мечты, которые дарит весна, неосуществимы.

Их встречи стали редкими и краткими, чаще всего это происходило, когда Бальтазар уходил на работу утром или приходил вечером. Он встречал Дарью во дворе усадьбы, после сдержанного приветствия касался её своим взглядом и шёл дальше, наполняя день или вечер сладкой истомой воспоминаний.

Дарья понимала, что она интересна юноше, но то, что она им обожаема, было ей неведомо только потому, что она не знала, что можно обожать кого-то кроме своих родителей.

Бальтазар умело скрывал свои чувства, и никто не мог заметить даже капельку повышенного внимания к барышне с его стороны. Тем самым, обезопасив себя от слухов и кривотолков, которые безусловно ходили бы и, в конце концов, дошли бы до родителей Дарьи.

Однажды, в очередной раз возвращаясь, Бальтазар встретил Дарью во дворе, поздоровавшись с ней, он внимательно на неё посмотрел, и вместо того, чтобы отвести от него свой кроткий взгляд, как это было обычно, она прямо и уверенно посмотрела ему в глаза. Они встретились и, не сказав друг другу более ни слова, разошлись. Бальтазар, поднялся в свою крохотную комнату, cнял верхнюю одежду и обувь и прилёг на скрипучую железную кровать, пружины которой в очередной раз издали неприятный для слуха звук.

Закрыв глаза, он стал постепенно проваливаться в лабиринт сладкого дрёма, в его голове всё кружилось, приобретало сверхъестественный вид, милый образ Дарьи также был где-то рядом, то исчезая, то появляясь вновь, он заставлял улыбаться Бальтазара во сне.

Проснувшись, юноша встал с постели и ощутил какую-то необычайную лёгкость в своём теле. На спинке стула, стоявшего близ кровати, висела его одежда, а на сидении стула лежал блокнот, в котором страница была заложена карандашом.

Бальтазар принял со стула одежду и положил её на кровать. Сев на стул, он раскрыл блокнот и взял в руки карандаш.