Кладбище ведьм

Каждый раз, когда у Наташи случались такие вот видения, Надя думала о маме, которую в посёлке считали ведьмой. Что это, наследственное? Бывает вообще такое?

В то, что у мамы был какой-то дар, Надя верила, но с оговорками. Да и в Наташин верила, чего уж. Просто старалась не погружаться в эту тему, не делать жизнь сложнее, чем она есть.

? Бабушка умерла, да. – произнесла Наташа таким тоном, будто обсуждала погоду.

? Ты меня сейчас пугаешь, ? пробормотала Надя. – Папа звонил?

? Вот еще, ? Наташа шевельнула плечом. – У него вечно много дел.

Надя выдохнула.

? Бабушка умерла, верно, ? сказала она. ? И Цыган вместе с ней. Ужасная история. Он с ума сошел, ударил бабушку топором, потом… потом сам тоже умер.

? Кошмар, ? сказала Наташа и, потеряв интерес, сместилась с тарелкой супа к кухонному столу. Села на табурет, поджав одну ногу, положила перед собой телефон. На телефоне крутилось какое-то видео.

? Наташа, милая, ? Надя пыталась тщательно подобрать какие-то умные и важные слова. – Это большое горе для всей нашей семьи. Хотя бы покажи, что проявляешь немножко сочувствия.

Наташа опустила ложку, тяжело посмотрела на Надю:

? Мама, милая, ? произнесла она, сомнительно искажая интонации. – Ты не видела бабушку шестнадцать лет. Только я к ней и мотаюсь каждое лето, да по праздникам. Поэтому позволь мне самой выбирать, как переживать, а как нет. Хорошо?

Это был апперкот без предупреждения.

? И зачем ты так со мной?

? Захотелось. – Наташа тряхнула волосами, снова зачерпнула ложкой суп. – Не бери в голову, плохое настроение.

? Плохое настроение? Ты серьёзно? То есть для тебя вот это всё – плохое настроение? Бабушка умерла, а ты?.. Подожди-ка… ? Надя внезапно кое-что заметила. – Это, блин, что такое?

Надя провела рукой по волосам девочки, прежде чем та успела одернуть голову.

Кто-то состриг Наташе челку, прошел ножницами по вискам и затылку. Неумело, криво, вырвав клочья волос то тут, то там. Неровные срезы, торчащие волоски. Наташа пыталась скрыть уродливые патлы, кое-как причесавшись – но разве такое скроешь?

? Кто это сделал? – Надя почувствовала, что начинает злиться. Это была уже совсем другая злость – материнская. Острые иголки сквозь тупую ноющую боль в голове. Впрочем, нетрудно было догадаться, что произошло. – Снова подралась?

За последние два месяца Надю вызывали в школу трижды. Наташа, освоив приёмы женственности, тут же начала флиртовать с мальчиками из старших классов. Одноклассницам вышеупомянутых мальчиков это не нравилось, и они приходили на переменах «разбираться». Ну, а где словесные перепалки, там и драки. Наташа после драк ничему не училась, флиртовала вновь и нарывалась на очередную драку в туалете или за школой. Умела конфликтовать, в общем. Вся в мать.

Надя не знала, как решить вопрос. Пару раз она звонила родителям старшеклассниц, угрожала, что вызовет полицию, поднимет вопрос перед директором школы, но эффекта никакого не было. Тем более, если начистоту, Наташа тоже была виновата. Строить глазки взрослым мальчикам… ох уж эти подростки.

? Мам, все нормально, ? шевельнула плечом Наташа, не отрываясь от экрана телефона.

? Они же тебя изуродовали!

? Не драматизируй. Я все равно хотела постричься. Завтра схожу в парикмахерскую, сделаю нормальную прическу.

? Это снова те девчонки из старших классов?

Иголки злости больно впивались в виски, в затылок, в кончики пальцев.

Наташа промолчала.

Это всегда так. Детям кажется, что они способны разобраться со своими проблемами и без взрослых. До поры до времени. Пока не становится слишком поздно.

? А если бы они тебе глаза выкололи? – спросила Надя, сжимая и разжимая кулаки.

Наташа ответила едва слышно:

? Мы разобрались.

? Как? Ты вообще понимаешь, куда можешь впутаться? Это мальчишки должны драться, а не вы. Хочешь, чтобы я снова позвонила? У меня все телефоны давно есть. Разберемся!

Надя неосознанно провела пальцами по Наташиным волосам, ощущая неровность срезов. Наташа осторожно отпрянула:

? Мам, ? сказала она снова. – Я знаю, что ты хочешь позвонить Машиным родителям, поругаться, покричать. Не надо. Это не самое лучшее решение. Я постригусь и постараюсь больше не ввязываться в драки. Договорились?

Надя тяжело вздохнула. Навалилось всё сразу. Сначала бабушка, теперь вот челка. Неравносильно, конечно. Вспомнила, как сама в детстве частенько хватала за волосы деревенскую забияку Ленку Шестакову из параллельного класса. Ох и понаставили они друг другу синяков.

Детская жестокость – это в какой-то мере нормально. Тренировка перед взрослой жизнью. Оттачивание, так сказать, мастерства.

? Ладно, ? сказала она. – Наташа, надо постричься сегодня. Так ходить… безобразно. Будь выше. Сейчас покушаешь и сходи, сделай нормальную прическу. Чтобы лучше всех, хорошо?

? Не надо больше звонить никому, ? еще раз попросила Наташа. – В прошлый раз все равно не помогло.

Прошлый раз произошел две недели назад, когда Надю вызывали в школу по поводу драки. Одна из старшеклассниц, Маша Семенцова – высокая, стройная девочка с хорошо проглядываемой большой грудью и с абсолютно волчьим взглядом на красивом веснушчатом лице – поймала Наташу в туалете и попыталась макнуть ее головой в раковину, под струю кипятка. Наташа сопротивлялась, но Маша была сильнее, и в итоге у Наташи долго не сходили с шеи красные пятнышки от ожогов… Тогда Надя не сдержалась. У классного руководителя она взяла телефон Машиной мамы и долго, зло кричала в трубку все, что думает о Маше, и о ее родителях. Потом, впрочем, она поняла, что кричать бесполезно. На другом конце её слушала безразличная тишина. Тишина, исходящая от человека, которому было плевать. Сухой и тихий голос спросил: «Вы всё сказали?» и повесил трубку. Машина мама не приходила в школу, а на родительские собрания посылала пузатенького лысоватого мужа. Надя подозревала, что Машина мама вообще редко опускается до общения с кем бы то ни было.

Надя вышла из кухни в зал, села на диван, сжав в руках сотовый телефон.

В ухо шепнула мать: «Шлюшка расплачивается за свои грехи»

Это фразу Надя слышала, когда выбегала из родительского дома шестнадцать лет назад. Крик в спину из комнатки под лестницей. Запах воска. Мама лепила из расплавленных свечей круглые неровные шарики и бросала их в таз с теплой водой. В тазу плавали пучки трав, деревянные щепки, черные, обугленные яйца. Мама опускала в воду руки, перемешивала так, что в центре таза появлялась миниатюрная воронка и, глядя на Надю большими темными глазищами, бормотала: «Негоже порядочной девушке спать с двумя мужиками! Шлюшка и есть! От одного ребенок, от второго – репутация! Весь поселок о тебе говорить будет, если мамка не предпримет меры! Но мамка у тебя умная. Слышишь? Это ты дурочка, а я-то знаю, что делать!»

И Надя видела (или по прошествии лет убедила себя, что видела), как вода в тазу начинает пузыриться, словно вскипает, и из нутра накрученной воронки поднимается белый свет.

«Нет, мама! Это же мой ребенок! Это же мой…»

«У шлюшек не бывает детей! Ты даже не знаешь, кто отец! Артем или Коля? А раз не знаешь, то я тебе подскажу и покажу! Стало быть, надо узнать, надо решить!

Надя вздрогнула и сообразила, что сидит на диване в зале своей квартиры. Она уже взрослая, самостоятельная… и сколько лет прошло, да? Пора бы забыть всё.

Помотала головой, отгоняя слишком живые воспоминания.

Запах воска. Словно только что вдохнула…

Картинки перед глазами поблекли, стали сначала черно-белыми, как фотографии из старого альбома, потом растворились совсем. Прошло много лет. Прошлого не вернуть. Мама мертва. Со всех сторон навалилось настоящее – осязаемое, близкое.

? Я не шлюшка, – пробормотала Надя.

Она набрала сохранённых две недели назад номер, вслушивалась в гудки, а когда щелкнуло соединение и женский голос спросил: «Да?», начала бормотать негромко, чтобы Наташа не услышала: