Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь

Глава десятая,

которая начинается с народного вече, а заканчивается укреплением вертикали власти

Духарева разбудили шум на улице и звон била, зовущего народ киевский на вече.

Духарев удивился. Вчерашним вечером Святослав и словом не обмолвился, что намерен созвать киевлян на «митинг». Вече – это вообще не в его правилах. Вече – это в Новгороде. Там народ любит погорлопанить да морды друг дружке побить, прежде чем определиться, что надо делать. А в Киеве – по-другому. Здесь рядом – Дикая Степь. Беда вихрем налетает – бакланить некогда.

Тем более великий князь демократии не одобрял. Даже с собственной дружиной советовался крайне редко. Только – со старшиной: воеводами, боярами, князьями союзными.

Духарев не обеспокоился. Ну звонят и звонят. Худого от киевлян не ждал. Шумят – и пусть им.

Глаз не разлепляя, пошарил рукой… Слады рядом не было. Естественно. Супруга его вставала с петухами. А ныне и вовсе старалась прежде мужа подняться. И в близости отказывала под разными предлогами. А, ладно! Простит со временем.

Било всё тарахтело. Вот настырное… Всё-таки хорошо дома… Духарев потянулся, зевнул, спустил ноги с ложа, гаркнул:

– Эй, кто-нибудь! Квасу мне!

Полминуты – и в опочивальне появилась девка-холопка с корчагой. Дышала тяжело: бегом бежала.

«Хорошо Слада челядь вышколила», – одобрительно подумал Духарев, принимая корчагу.

Пока пил, чувствовал на себе любопытный девкин взгляд, а как оторвался от корчаги – девка тут же потупилась. А ничего девка, сочная, такую бы…

И тут же отвлекся, услыхав, как кто-то отчаянно забарабанил в ворота.

Сунув корчагу девке, Духарев подошел к окну, выглянул и увидел, как в открывшуюся калитку влетел потрепанный, словно воробей после драки, монашек.

– Матушка, матушка! – завопил он с ходу. – Спаси, матушка!

«Это еще что за чучело?» – подумал Сергей. Эх, Сладка! Всеобщая утешительница…

Сладислава появилась на крыльце. За ней – холоп с двумя мешками.

– В овин неси, – сказала Сладислава холопу. И монашку: – Говори, что стряслось?

– Беда, матушка! Ой, беда! – заголосил монашек. – Спаси, матушка! – монашек упал к ее ногам. – Церковь нашу жгут!

– Что ты несешь? – сердито сказала Слада. – Ну-ка встань, говори толком!

На подворье, привлеченные его воплями, выходили люди: любопытная челядь, несколько воеводиных гридней, из флигелька выбрался старый Рёрех… Младший сын Духарева Богослав выбежал из конюшни…

Монашек вскинул голову (Духарев увидел, что под глазом у него наливается здоровенный фингал), всхлипнул громко.

– Церковь жгут! – повторил он. – Нас бьют. Иерея насмерть убили!

– Кто?

Сверху Духарев не видел лица жены, но по голосу понял: поверила.

– Киевские люди…

Сладислава ахнула.

«А ведь действительно беда, – подумал Духарев. – Неужели бунт?»

И опрометью, оттолкнув взвизгнувшую девку, бросился вниз.

Сладино лицо – белее снега. Если бы не держал ее Сергей крепко, упала бы.

– Я знала, знала… – шептала она. – Я знала, что так и будет… О, Господи…

– Не бойся, дочка! – это проскрипел старый варяг. – Никто тебе зла не учинит. Мы не позволим!

Это «мы» в устах старика-калеки звучало странно, однако ж было правдой. Не было в Киеве варяга, который не прислушался бы к слову Рёреха-ведуна. А варяги…

«А варягов в городе нынче сотен пять, не более, – прикинул Духарев. – Остальные разъехались кто куда. Родичей повидать, вотчины проведать. А киевлян – тысячи, нет, десятки тысяч… Правда, и христиан среди них – не менее тысячи. Только здесь, на Горе, не менее пятнадцати дворов. Большинство, правда, в Вышгороде… Эх, жаль что со мной – только Велимова полусотня! Своих гридней тоже распустил. На побывку. Но ведь есть еще Святославова дружина…»

– Зброю мне, одеться! – крикнул Духарев. – Вставай, малой! – рявкнул он на монашка.

Но монашек, похоже, совсем ослаб и голос утратил.

– Поднимите его! – велел Духарев. – Дайте ему меду.

Монашка вздернули на ноги, сунули емкость. Тот сначала головой мотал, потом присосался – не оторвать.

– Хорош! – скомандовал Сергей. – Отберите у него корчагу. Ну как, божий человек, полегчало? Давай, рассказывай…

И монашек, сбиваясь, поведал о том, что случилось.

Церковь их была – при ромейском подворье. Но не внутри, снаружи. Нынче после заутрени, когда братия села к трапезе, в церковь ворвалась толпа. По словам монашка – огромная. Сразу стали крушить да бить. Священнослужителей, монахов, служек… Настоятелю разбили голову дубиной…

Некоторые пытались спастись на ромейском подворье, но там заперли ворота и не впустили никого. А он, монашек, сумел вырваться и убежать. За ним гнались, но не догнали. А он вот – сюда…

Тем временем во дворе собрались духаревские гридни. Десятка два. Остальные – где-то в городе… гуляют. Собирать некогда.

– На коней!

Ему тут же подвели Калифа.

– Батька, я с тобой! – подал голос Богослав.

– Нет, – отрезал Духарев. – Ты, Славка, останешься здесь. Если что, кто мать защитит?

С виду Богослав – совсем мальчишка. Однако ж не мальчишка. Отрок. Юный воин.

– Погоди, муж, вот возьми! – Слада сунула Сергею кринку с молоком, горячую еще краюху…

– Спасибо! – Духарев поцеловал ее нежно, как прежде. – Ничего не бойся, моя хорошая! – глянул через плечо жены на Рёреха… Тот кивнул: не беспокойся, воевода, обережем твою хозяйку.