Скитания

В первом столетии нашей эры евреи, изгнанные из Палестины римскими завоевателями, расселились по многим странам Европы. Они жили в Англии, Германии, Польше, Испании, Италии… Но нигде они не смешивались с местным населением, и происходило это не только по их воле. Христиане боялись соперничества с искусными еврейскими ремесленниками, с еврейскими купцами, а попы и монахи искусственно раздували религиозную рознь. И потому во всех христианских странах издавались суровые законы против евреев, ограничивавшие их права. И все же евреев терпели, потому что знать и даже правители государств могли занять у них денег в трудную минуту.

Евреям разрешалось жить только в гетто, и эта часть города отгораживалась от христианских кварталов. Ворота, ведущие из гетто, запирались на ночь. Еврею, оказавшемуся ночью в христианских кварталах, грозила серьезная кара. Больше того: и в дневное время еврей, оставляя гетто, должен был иметь на одежде особый знак, указывающий на его национальность. Обычно это была желтая нашивка.

Всюду гонимые и притесняемые, евреи не могли относиться к христианам дружелюбно. Это испытали на себе Фелипе и Луиджи, когда забежали в гетто, воспользовавшись отсутствием привратника.

Безлюдье и тишина еврейских кварталов поразили мальчиков, только что оставивших позади веселый шум и гомон ремесленной улицы. Редкие прохожие в длинных одеждах, в черных ермолках смотрели на мальчиков с ненавистью.

Фелипе и Луиджи опрометью бросились назад. Когда они миновали ворота, им показалось, что они побывали в сказочном сумеречном царстве…

Лишь только солнце склонялось к закату, улицы Неаполя пустели. Умолкали мандолины, прекращались песни. Крестьяне спешили возвратиться в деревни, торговцы уносили нераспроданные товары, ремесленники перебирались в дома, еврейские менялы[44 - В старину менялами называли купцов, которые за определенное вознаграждение меняли крупные монеты на мелочь или обменивали иностранные деньги на местные.] торопились укрыться в гетто, горожане прятались по домам и закрывали двери на хитроумные запоры, монахи расходились по монастырям.

После захода солнца одни только испанские солдаты ходили по улицам, бряцая оружием и останавливая каждого прохожего, имевшего неосторожность встретиться с ними в ночной час.

Глава восьмая

Школа

Занятия в пансионе Саволино начались утром в понедельник 5 сентября 1558 года. Ученики победнее приходили пешком. Дети дворян и богатых купцов являлись в каретах, сопровождаемые слугами. Слуги эти в учебное время жили в пансионе, ухаживая за молодыми баричами. Они одевали и причесывали их по утрам, сопровождали на прогулках, прислуживали за столом, вечером укладывали в постель.

Принарядившийся Джузеппе Цампи встречал учеников у входа. Каждому приходящему привратник задавал неизменный вопрос:

– Не появился ли Иисус Христос в Неаполе?

Знакомыми коридорами ученики проходили в классную комнату – большое помещение, уставленное столами. Там Джакомо Саволино отмечал в матрикуле[45 - Матрикул – список учащихся.] каждого вновь появившегося и поздравлял его с началом учебного года.

На стенах класса висели дощечки с крупно написанными латинскими пословицами. Предполагалось, что пансионеры будут запоминать латинские слова и применять на деле житейскую мудрость пословиц.

Но вот пансионеры расположились на прошлогодних местах; новичков рассадил содержатель пансиона. Дядя поместил Фелипе рядом с Луиджи Веньеро, который обещал помогать другу на первых порах его школьной жизни.

Все было готово для начала занятий. Джакомо Саволино встал и, перекрестившись, промолвил гнусаво-благочестивым голосом:

– А теперь, юные братия мои, пройдемте в капеллу[46 - Капелла – часовня или небольшое помещение, где совершались церковные службы.] и вознесем хвалу Господу, сохранившему ваши телеса и души, дабы вы сподобились принимать духовную пищу, которую станут преподносить вам наставники и учителя ваши…

Фелипе бросил недоумевающий взгляд на дядю, тот в ответ незаметно подмигнул ему и тотчас принял строгий вид. Воспитанники гуськом потянулись за Саволино в небольшую капеллу, стены которой какой-то неумелый художник расписал изображениями святых. Алтарь[47 - Алтарь – самая важная часть храма, где находится так называемый «престол» со «святыми дарами» – хлебом и вином, будто бы таинственно превращающимися во время богослужения в «тело и кровь Христовы». Алтарь всегда занимает восточную часть храма.] находился на небольшом возвышении. У стен стояли светильники с ярко горевшими восковыми свечами. Пахло ладаном.

Когда молящиеся расселись по скамейкам и успокоились, перед ними появился дон Базилио Беллука, высокий плотный монах в белой пелерине поверх черной рясы, с большим серебряным крестом в руке.

– Benedicat Deus![48 - Бенедикат Деус (лат.) – благословен Бог.] – звучно провозгласил он начало мессы.[49 - Месса – главная церковная служба, католическая обедня.]

– Аминь! – пропел в ответ ученический хор.

Фелипе рассеянно крестился, но мысли его были далеко. Он вспоминал родную деревушку, бедный домик у подножия Чикалы, ему представлялся отец, работающий в саду, мать у кухонного очага.

«А что делают ребята? – думал молодой школяр. – Наверное, забрались за арбузами к дедушке Амброзио, он долго спит по утрам».

И в эту минуту привольная жизнь среди природы показалась Фелипе привлекательнее всех наук.

Обедня шла. В углу капеллы молилась синьора Васта. У порога в припадке религиозного усердия распластался на полу старый Джузеппе Цампи.

Месса кончилась, дон Базилио благословил верующих, и все потянулись из часовни, бережно перешагивая через распростертого Джузеппе Цампи. Напрасно старик умолял наступать прямо на него, просьбы не действовали. И только Луиджи Веньеро доставил старому безумцу утешение. Расшалившись, он толкнул Фелипе, и тот полетел на спину Цампи. Старик охнул, по привычке обругал баловников, но спохватился и принялся благодарить Господа за ниспосланное страдание.

Пансионеры снова собрались в классе. Появилась синьора Васта с пачкой потрепанных учебников латинской грамматики. Книги ценились дорого, и один учебник выдавался на трех-четырех учащихся. Старший в группе отвечал за сохранность книги.

Бумагу экономили, и в школах писали на гладких вощеных дощечках деревянными палочками – стилями. После того как ученик исписывал дощечку, он тупым концом стиля затирал написанное, и можно было начинать снова. Такие дощечки синьора Васта раздала всем ученикам с наказом беречь их. Получил дощечку со стилем и Фелипе.

И только когда закончились все приготовления к занятиям, в класс вошел преподаватель латинского языка, лиценциат[50 - Лиценциат (от латинского слова «лиценциа» – разрешение) – лицо, имеющее ученую степень и получившее разрешение преподавать в школе.] Эрминио Гуальди. Это был маленький человек с важной осанкой, с короткими черными волосами и выбритой на голове тонзурой.[51 - Тонзура – кружок, пробритый на макушке головы.] Тонзура служила признаком принадлежности к духовному или по крайней мере к ученому сословию. Человека с тонзурой уважали, нелегко было получить право носить ее.

В школах наказания были так часты, что про образованного человека говорили: «Он вырос под розгой учителя».

Розгу часто заменяла ферула, длинная линейка из крепкого дерева. Этой линейкой учитель бил нерадивых учеников по рукам, но доставалось и другим частям тела.

Дон Эрминио держал в одной руке учебник, в другой – ферулу.

После того как была прочитана по-латыни молитва, начался урок. Не обращая внимания на новичков, лиценциат стал продолжать изучение грамматики с той страницы, которую задал учить на каникулы.

– Маринетти, ответь, какая часть речи слово «arma».[52 - Арма (лат.) – оружие.]

– «Arma» есть имя существительное, собирательное, среднего рода, множественного числа.

– Правильно, садись. Биччи, почему слово «arma» среднего рода?

Биччи, худенький, бледный мальчуган с рыжими волосами, вскочил и, боязливо глядя на учителя, забормотал:

– Потому… потому что… имена… все имена…

– Полным ответом! – рявкнул лиценциат.

– Имена существительные… оканчивающиеся… во множественном числе… на «а»… все без исключения среднего рода.

Гуальди, при первых словах Биччи приподнявший ферулу, опустил ее на кафедру.

– Так. Назови производное от «arma» сложное имя!

– Armiger… Armiger… – зашептали соседи.

Но запуганный Биччи не слышал подсказок.

– Подойди сюда, Биччи… Еще поближе, – со зловещей любезностью приглашал дон Эрминио. – Ты, видно, летом полагался больше на милость святых, чем на собственное усердие. Милость святых, конечно, велика, но латынь они за тебя учить не будут!

Когда дрожащий мальчуган протянул ладонь левой руки, раздался полновесный удар. Сдерживая слезы, Биччи вернулся на свое место, а лиценциат наставительно разъяснил:

– Из слов «arma» – «оружие» и «gero» – «носить» составляется слово «armiger» – «оруженосец». Вот что ты должен запомнить, друг мой Биччи, отныне и во веки веков!

Урок продолжался.

Фелипе шепотом спросил товарища:

– А как же с нами, новичками?