Венхра. Книга первая. О плохих людях и странных обстоятельствах

Венхра. Книга первая. О плохих людях и странных обстоятельствах
Александр Михайлович Кротов

Здесь нет главных героев. Есть только главные злодеи. Обычные злодеи. Люди. Лицемеры, предатели, завистники… а может, и кто пострашнее. Значительно страшнее. Живут, и мир от них не меняется. А если всё-таки произойдёт что-то, способное серьёзно изменить течение обыденности? Кому и как разрешат высшие силы исправить свои самые роковые ошибки? Там, где много плохих людей и немало странных обстоятельств. Это реальность, далёкая от справедливости. Шесть сюжетных линий, упрямо переплетающихся в одну, закрепляются в узле, способном выдавить в наш привычный мир непривычное зло. Зло простых людей легко порождает нечто большее.

Пролог

– Хоть бы солнце здесь какое-нибудь примастерил. Там, в небе. Можно не в самом центре, а у горизонта где-нибудь, – шутливо сказал Бенедикт.

Он давно освоился в этой обстановке и даже решил, что может давать идеи по изменению здешних мест в сторону большей комфортности. Это поле в выцветших тонах ему уже давно надоело.

– Мне это не интересно, – проскрипело существо.

– Да, мне тебя не понять! Ведь столько у тебя возможностей продолжить жизнь интереснее, а ты тут стоишь сотню лет, ловишь дурачков…

– Таких, как ты…

– Таких, как я, – согласился Бенедикт.

У него было непривычно хорошее настроение. Оно у него было хорошим только тогда, когда он успешно выполнял очередное задание. Но после честных, но недружелюбных ответов создателя этих мест, его позитивный настрой начал постепенно пропадать.

– Ты прав. Но то, что вы называете авантюрой, мне не нравится. А лучше рассмотреть то, что происходит за пределами моего мира, у меня не получается. Но, рано или поздно, что-то делать придётся.

– Ты подумаешь над этим? – поинтересовался мужчина.

Он уже начал ругать себя за то, что навёл хозяина его жизни на эти мысли. Ведь ему самому придётся сделать очень многое, чтобы осуществить любую идею этого совершенно не милого создания.

– Я сделаю это, возможно, очень скоро. Насколько позволит изменчивое время. Здесь мне всё хуже и хуже.

Настроение Бенедикта окончательно испортилось. Вообще, с настроением у него всегда было не стабильно. Он не хотел кардинальных перемен. Тем более предыдущая и единственная пока попытка вызволить застрявшее в безвременье человекоподобное существо, закончилась крайне неудачно. Хорошо, что он тогда в этом не участвовал – возраст не позволял, и авторитета на тот момент у него никакого не было. Но теперь, чем чёрт не шутит. Он иногда, но всё-таки, шутит.

Глава 1

Длинный, узкий коридор. Обшарпанные стены с отваливающейся грязно-синей краской. Несколько дверей квартир. Закопченный потолок с узорами паутин. На одном конце коридора массивная железная дверь, на другом – окно. Над окном тускло горит лампочка, являясь единственным источником света. Ещё несколько лампочек, так же свисающих с потолка, давно перегорели, но никто не пытался их заменить. Вся надежда была на одну единственную лампочку, которая продолжала исправно исполнять свои функции. Никто не задумывался о том, что будет, когда она потухнет.

За окном поздняя осень едва заметно роняла в сумерках остатки рыжих листьев с деревьев в грязь. Тишина.

У окна стоял человек. Голубоглазый блондин с правильными, но не запоминающимися чертами лица. Очень худой, бледный, с выпирающими скулами и тёмными кругами под глазами. И погасшим взглядом. В своей застывшей неподвижности он легко вписывался в окружающую мрачность и безмолвие. Зажатая меж двух пальцев сигарета медленно тлела. Он стряхнул пепел в железную банку, стоящую на подоконнике именно для этих нужд. В который раз в своей жизни он смотрел сквозь грязное стекло окна и не видел там абсолютно ничего. Как и не видел в планах своего будущего, но это его уже давно не тревожило. Ему было немного холодно, но он знал, что дальше будет ещё холоднее – его день только начался, и впереди предстоял долгий путь. Самым главным для него сейчас было лишь то, что ему не грустно. Не одиноко, не тошно от самого себя и всей той обречённости, поселившейся в его душе давно и, вероятно, навсегда. Ему даже не плохо. Неплохо. Очень даже.

Его взгляд сегодня цеплялся за множество деталей, и ему нравилось замечать всяческие нюансы этого мира – вязкий заоконный сумрак, перед которым на границе застывшего мира всё те же вездесущие паутины, мёртвые мухи, несколько слоёв пыли. Трещина на форточке. Совсем скоро поползут роскошные зимние узоры…

Одной затяжкой он докурил уже почти истлевшую сигарету, закурил вторую. И мысли вновь начали потоком кружить в его недавно проснувшемся разуме, и, помимо наблюдений за окружающей обстановкой, он чётко начал ловить смысл своего состояния «здесь и сейчас», и возвращаться в свою реальность. В реальность, когда и пауки, и мухи так же останутся между стёклами окна, а ему снова придётся уйти. Внутри себя он говорил с собой, и ему это было очень интересно.

– Человек состоит из одиночества, – вёл он привычную беседу в мире своего одурманенного разума. – Ведь значительно чаще человек говорит сам с собой в своих внутренних диалогах. Больше, чем с кем-либо другим. Сам себя спрашивает, сам себе и отвечает. Наверное, это правильно – держать ответ за всё в первую очередь перед самим же собой. Своей же совестью…

Он тяжело вздохнул.

– Сколько же всего было передумано, перепланировано. Мечты и реальность. Хуже, когда мечтать совершенно не о чем. Когда все цели остались в юности, а в душе поселилась старость. Это как заочно, раньше времени, уйти на пенсию. Остаёшься один со своими мыслями, которые понятны только тебе. Мысли о будущем, прошлом, и, конечно, настоящем. Никуда не деться от этого настоящего. И не мысли скорее, а так, фиксация в уме всего того, что ты видишь. На подоконнике банка из под консервов с окурками. Чьи-то спички. Кто-то из соседей оставил. Кто-то из них так же стоял здесь и курил, думал о чём-то своём. Такие же были у него мысли? Кто знает?

Он курил медленно. Его настроение начинало становиться хуже. Он будто вплывал в знакомую до боли жизнь.

– Холодно. Всё так же холодно… так для чего же живёт человек? Чтобы найти своё счастье, то бишь, свою зону комфорта? Там, где тепло? – начав бубнить вслух, он посмеялся. Совсем тихо. – Глупость какая-то. Жизнь дана, а инструкция к ней – нет. Каждый сам для себя что-нибудь да придумает. Кто благодетельность религиозную, кто уютный семейный быт, кто во что горазд. Это всё только потому, что ради себя жить не интересно. Наверное.

Он достал устаревший, но ещё исправно работающий кнопочный телефон «Нокия», посмотрел на время. Без десяти пять. Тщательно затушив сигарету, он направился к выходу.

– Но каждый так же боится опоздать что-то не успеть. Пожить, по нормальному, например.

Преимущество одиночества и разговоров с самим собой в том, что никто не заткнёт твой поток мыслесложений, и не укажет, что твоя дешёвая философия всего лишь твой собственный бред, который ты сам себе выдумал, и в который непоколебимо веришь…

В такие моменты, этот жалкий парень пытался возомнить себя героем какого-нибудь арт-хаусного гениального фильма. Но жизнь… этот чёртов арт-хаус…. Жизнь не так художественно симпатична и слажена, как то, что пытаются показать «продвинутые» в своей восприимчивости режиссёры. Лишь отравленный мозг на какое-то время рисует стильные картины времяпрепровождения в одиночестве. Это очень помогает не слиться с общей серостью воедино. А суть остаётся прежней.

До вокзала он дошёл уже в менее философском состоянии, с привычной пустотой в мыслях. Сел на зелёную электричку с деревянными сидениями. Доехал, ёжась от холода, в полудрёме, до своей станции. Почти два часа пути. Парень надеялся, что он успеет приехать ещё до того, как дед проснётся – чем дольше он проспит, тем лучше. Не хотелось ему слушать лишний раз его ворчание.

Очередное холодное утро. Село Гороховецкое. Хмурый молодой человек зашёл в большой деревянный дом. Открыл незапертую, со вчерашнего вечера, дверь. Видимо в который раз он забыл это сделать, поспешно покидая это мрачное, но просторное строение. Стряхнул комки грязи с ботинок, разулся. В нос ударил крайне неприятный запах человеческих испражнений.

–Вань, это ты? – послышался немощный голос деда.

– Я.

Он прошёл в комнату, где на кровати у печи лежал старик. В большой комнате было два окна, стол, два стула и большое зеркало.

День начинался обыденно. Так же обыденно, и по плану, как начинается жизнь. Давно он не спрашивал себя – где же я свернул не туда? Ведь этих самых поворотов «не туда» в жизни было много. Иногда он своими же ногами брёл не в ту степь, а, иногда, и сама жизнь вела его этими «нетудашными» поворотами. Но начало всё равно вышло таким гадким не по своей воле. Здесь всё кратко и понятно: детский дом, обилие обид, смеха и слёз, дружбы на век, первая любовь… своя жизнь в своих условиях. Потом резко наступившая взрослость. Безболезненная потеря всех друзей из-за отсутствия интереса к ним. Остался лишь один друг, с которым он не потерял дружеских тёплых отношений. Но основные попытки самореализации прошли без чьего-либо участия. Семья и карьера. Всё почти безуспешно. Почти же. Если с семьёй ничего не задалось, то стабильную, хоть и совершенно не престижную работу ещё можно считать относительным успехом. Особенно, если в перспективе эта деятельность чревата большими дивидендами, чем есть в настоящем времени.

– Я ж живой? – спрашивал он иногда сам у себя. И сам же себе отвечал. – Живой. И это уже хорошо. Наверное.

Оставалось только издалека наблюдать, как твои бывшие друзья погибают, спиваются, садятся в тюрьмы, выходят из них, и опять садятся. А кто нашёл место потеплее, хоть немного, тот обрывает все свои прежние связи. И скрывается подальше от некогда знакомых глаз, чтобы хоть на полметра стать ближе к своему яркому солнцу надежды, счастья…

Вот однажды и его друг стал ненадолго ближе к этому солнцу. У него появились деньги. Очень даже немало денег. Благодаря им и хорошим связям, он смог отыскать свою семью. И у человека всё стало хорошо. Но он не отвернулся от бедолаги, от единственного друга и… вот поэтому он каждое раннее утро здесь. Ну, то есть там, вдали от уютной своей комнатушки, выданной государством. Это, наверное, его работа.

– И это, наверное, моя жизнь? – приходил он иногда в себя, и задавал себе же этот вопрос, отмывая деда от фекалий.

И этот день начинался так же. С размышлений, и с деда, который не дотерпел до утра.

– Кто же ещё… – после паузы ответил молодой человек человеку пожилому.

– А я вот опять что-то так вот… Ты уж извини меня. Что тут поделаешь!

Иногда дед был крайне весел в столь ранний час. Обычно, он в это время ещё спал. Но в последние дни у деда бессонница.

– Что, дед, опять ночью бродил? – спросил парень, включив свет и увидев два перевёрнутых табурета.

– Да, и ты знаешь, сегодня были не плохие сны!

– Эротические что ли? – парень ещё пытался шутить. Он набрал в ведро тёплой воды, налил туда дешёвого шампуня, достал туалетную бумагу, полотенце. Снял с деда одеяло, аккуратно повернул его на бок. Начал снимать с него специальные подгузники для лежачих больных, подстелив под него пелёнку.

– Чегось? – не расслышал дед.

– Да так, ничего…

Дед был слепой и частично парализованный. Уже много лет он не мог самостоятельно передвигаться, но ночью, поразительным образом, он иногда ходил во сне! Вот такой вот необычный лунатизм. Парень знал, как с этим бороться – вычитал где-то, что если положить мокрый коврик у кровати лунатика, то когда тот встанет ногами на пол, ощутит сырость, и проснётся без каких-либо нервных потрясений. Но не помогало. Ещё дед видел яркие сны, хотя слепота на него обрушилась тогда же, когда его внезапно парализовало после инсульта. Осталась рабочей только правая рука.