Шахматный клуб

Адепт общения, заявивший, что результат его не интересует, стал пунцово-красным и выдавил из себя:

– Хорошо ещё, что не детский мат.

Мне стало немного жалко моего партнёра, и я пообещал, что никто не узнает о данном событии, на что тот ответил:

– Что мне кто-то, когда об этом знаю я.

Потом, глубоко вздохнув, напарник внимательно оглядел меня и с плохо скрываемым раздражением спросил:

– А фамилия у тебя не Петров будет? Больно ловко ты меня в русской партии подловил.

– А почему моя фамилия должна быть Петров? – удивился я, не понимая вопроса.

– Русская партия ещё называется защитой Петрова, – пояснил он и добавил: – Может, ещё сыграем?

– Пётр Карпович, это единственное, что я знаю в шахматах кроме общих правил, – откровенно признался я. – Вчера подсмотрел в книжке. Поэтому если вам принципиально важно отыграться, то я сразу сдаюсь.

– Да ладно. Что значит отыграться? Мы же просто с удовольствием проводим, так сказать, свободное время, и счёт здесь не имеет никакого значения, – рассуждал Пётр Карпович, записывая в своём блокноте сегодняшнюю дату, и, узнав мою фамилию, дописал: «Хромых – Треумов. 1:1».

После чего немного успокоился и спросил:

– Хотя фамилия Треумов тоже подходит для… – Пётр Карпович развёл руки, как бы обозначая то, чему он и названия дать не может, и добавил: – Вот и у меня фамилия подходит.

Я замялся, не зная, как реагировать на последние слова, но Пётр Хромых благодушно заметил:

– Да ладно, я уже привык, что называют меня в клубе Хромых и по фамилии, и по походке. Тебе уже, небось, рассказали, как я хромать стал? – поинтересовался он, забывая, как мне показалось, результат партии.

– А кто мог мне это рассказать? – спросил я.

– И то верно, – согласился Хромых и добавил: – Лучше уж я сам расскажу, а то другие что-то переврут, что-то переиначат.

эпизод 7-й

Перед началом рассказа Пётр Карпович улыбнулся своим воспоминаниям:

– По молодости я после службы в армии на сверхсрочную остался. И когда года три отслужил, считал себя опытным воякой. Тогда к нам в часть молоденького мамлея, ну в смысле младшего лейтенанта, прислали. Был он сразу после училища и блестел, как юбилейная монета в 1967 году в том же самом году. И как-то отношения с ним у меня сразу не заладились. Может, юмора он не понимал, а может, я всё же пережимал. В тот день, когда он прибыл в часть, я на плацу салаг муштровал. Идет молоденький офицер, я на строевой шаг перехожу и честь ему отдаю. Он, естественно, отвечает. Вдруг остановился, что-то ему показалось сомнительным, но что именно – никак не мог понять. Зовет меня, значит. Просит доложить, почему не по уставу. «Что не по уставу?» – удивляюсь я. Все вокруг угорают, а до него так ничего не доходит. Уже через два дня он меня встретил и говорит, что, мол, я честь левой рукой отдавал. Но время-то ушло. Наказывать поздно. Потом я его ещё подставил с автоматами. Прихожу и жалуюсь, что автоматы для левшей привезли только пятнадцать, а их нужно минимум двадцать два. Он усомнился в том, что бывают автоматы для разных рук, но я на него посмотрел удивлённо, да и ребята так картинно глаза попрятали, мол, чтобы не смущать неуча. Не поверишь, но он пошёл к командиру батальона жаловаться. С понятными последствиями. Вскоре его от нас перевели, а уже под самую мою пенсию я с ним вновь пересёкся. Я уже был прапорщиком, а его заместителем командира части, где я служил, прислали. Уже гад опытный. Всё мне припомнил. И как честь отдавал, и как автоматы для правой и левой руки требовал, и много ещё чего. Так что жизни мне не стало. Благо, что пенсия, вот она – рядом. Покрутился я недолго и рапорт на увольнение написал.

В это время дверь в помещение открылась и на пороге образовалась милая девушка на вид лет восемнадцати-двадцати, не старше. Рассказчик подскочил с места и бросился гостье навстречу.

– Клавдия Алексеевна, милая вы наша, – Пётр Карпович распахнул руки для объятий, но в результате нежно взял протянутую аккуратную кисть в обе ладони и галантно обозначил поцелуй. – Что же вы, голубушка, не на экскурсии?

– Так экскурсия-то пешая, – пояснила гостья.

Пётр Карпович со всей возможной бережностью проводил гостью к столику в дальнем углу, предусмотрительно отодвинув небольшое кресло, чтобы удобно было присесть. Потом, наклонившись, что-то начал тихо ей говорить. Девушка в это время смотрела на меня и кивала. Я понял, что мой знакомый рассказывал про меня, и изобразил, что, приветствуя, приподнимаю котелок, как это делал руководитель шахматной секции. Клавдия Алексеевна снисходительно улыбнулась и глазами пригласила присоединиться к ним. Ситуация была странной. Я сам был не в том возрасте, чтобы мне оказывали какие-либо почести, но, когда такая пигалица вела себя, как дама в годах, казалось мне довольно странным. Но, с другой стороны, Пётр Карпович был много старше меня и общался с вновь прибывшей с величайшим почтением.

Я подошёл. Красивым движением руки с длинными пластичными пальцами странная посетительница предложила присесть в кресло с противоположной стороны шахматного стола.

– Клавдия Алексеевна, – произнесла девушка с интонациями, которые больше подходили не юной особе, а зрелой женщине, и уже мне протянула руку для поцелуя.

В такой ситуации мне ничего не оставалось, как привстать и изобразить приветственный поцелуй, вдохнув аромат незнакомого парфюма.

В это время Пётр Карпович резво (куда только девалась его хромота) поставил к столику ещё один стул.

– Обсуждайте свои байки, – высокомерно, но мило разрешила дамочка.

– Да вы, голубушка, уже, наверное, устали от моих россказней, – вяло стал отнекиваться бывший прапорщик.

Но женщина кивком прекратила его пререкания. И Пётр Карпович, приосанившись, приступил вновь к рассказу.

– Для того чтобы уволиться, нужно было подписать обходной лист. Ну это такая штука, где расписываются, чтобы было понятно, что долгов у меня перед данным воинским подразделением нет.

Я внимательно слушал, замечая краем глаза, что девушка смотрит большей частью на мою реакцию.

– У всех подписал, остались только вещевой склад и командир части. На складе завхозчастью уже хотел подписать, но увидел мою кобуру, которую мне жена замполита подарила…

Клавдия Алексеевна внезапно засмеялась, ее гортанный смех можно было назвать привлекательным. Не переставая смеяться, она кокетливо ткнула рассказчика в плечо:

– Прошлый раз вы говорили, что кобуру медсестра подарила. Вы, однако, проказником на службе были.

– Что было, то было, – Петр Карпович попытался закрутить короткий ус. – Это другая кобура, ту я выменял на спирт ещё за год до увольнения. В любом случае сдавать личную вещь я не обязан и прошу завхоза показать ведомость, по которой мне выдали подотчётное имущество. Нет ведомости, нет кобуры по факту. Тот нехотя подписал отпускной, я его в кобуру и сунул. И пошёл к командиру подписывать. А секретарша его Любка, – тут рассказчик двумя широкими движениями обеих рук обозначил формы неизвестной женщины, снова вызвав смех слушательницы, – говорит, что командира нет, и посылает к заместителю. Тому самому, из-за которого я и ухожу. А мне уже всё равно, я ж увольняюсь. И так уверенно захожу к нему в кабинет. Он на меня уставился, что это я без стука. Я вспоминаю, что обходной в кобуре, расстёгиваю её и со словами: «Ну всё, ты у меня последний», стало быть, отслужился я. Но когда глаза поднял, за столом, где только мой недоброжелатель сидел, никого нет. Лишь в открытом окне занавески треплет ветер.

Девушка, явно слушающая историю не первый раз, заразительно засмеялась, я – тоже.

– Этаж второй, но перелом обоих голеностопов имел место.

Когда мы, оставив странную, на мой взгляд, девушку, вернулись к нашему столу, я обратил внимание, что Пётр Карпович по фамилии Хромых снова захромал. И тут я увидел явное несоответствие в убедительном рассказе собеседника.

– Пётр Карпович, а как так получается, что ноги сломал ваш недруг, а хромаете вы?

По тому, как он отреагировал, я понял, что никто ранее этот вопрос ему не задавал. И он, вздохнув, принялся объяснять:

– Юноша, это же элементарно. Всё, что мы делаем, возвращается как… – он прервал мысль, начав складывать шахматные фигуры, оставленные нами, и я вмешался:

– Бумеранг?

Бывший прапорщик посмотрел на меня снисходительно:

– Бумеранг возвращается, только если не причинил никому вреда, в смысле, когда охотник промахнулся. Поэтому данный пример здесь не подходит. Лично я имел в виду эхо. Ты крикнул: «А!», а тебе возвращается «А! А! А!». Так и в жизни. Пострадал из-за меня человек. У него всё зажило как на собаке, – рассказчик сделал ударение на последнем слове, показывая, что всё же не до конца простил своего начальника и продолжил, – Он даже в парадах участие принимал. А у меня ноги сохнуть начали. Хорошо, что я хоть не со зла покалечил человека. А иначе неизвестно, чем бы всё это дело для меня закончилось.

эпизод 8-й

Дома Петрович с интересом слушал рассказ о первом моём дне в качестве куратора шахматного клуба, при том что поначалу изобразил полное безразличие, поэтому, когда я предложил поделиться впечатлениями, он вяло ответил:

– Валяй, коль есть желание.

Когда я закончил повествование, добавив благодарность Петровичу за книгу «Комбинации и ловушки в дебюте», позволившую обыграть господина Хромых, который был шахматистом не чета мне, мой собеседник скромно ответил:

– Делов-то, – и потом со вздохом добавил: – А Клавочку жаль.