– Ну-ка. – Гмыря отодвинул занавеску со своей стороны. – Реально непорядок.
Пока Павел шёл к дерущимся, он старался окриком остановить не в меру разбушевавшегося парня, но тот разгорячился и не обращал внимания на предупреждения. Напрасно. Поскольку очень скоро сильная рука бывшего циркового крафт-жонглёра[1 - Крафт-жонглёр – цирковой артист, жонглирующий тяжёлыми предметами.] подняла за шиворот драчуна и, подержав немного на весу, отбросила в сторону.
Никита пришёл в себя уже в вагоне.
– Непонятно. Как такой дрыщ мог тебя завалить? – спросил Гмыря.
– Их трое было. А этот сзади доской ударил и вырубил.
– А зачем тогда ввязался?
– Они к школьнице приставали… заступился.
– Хвалю. Мужик.
Пока Гмыря и Павел разговаривали, Николай обрабатывал раны на лице. Никита периодически морщился.
– Вроде нормально, – сказал механик, убирая перекись водорода и йод, – разрыва кожи нет. Заживёт. Ты местный? А то мы в любой момент можем отправиться.
– Нет. Я от московского отстал. Призывник.
На этих словах поезд дёрнулся в одну сторону и почти сразу начал плавно ускоряться в другую. И только в этот момент Никита осознал ситуацию.
– Но, похоже, уже дезертир, – произнёс он.
– Пока присягу не принял, ты штатский, – пояснил Гмыря, – И тебе повезло, парень. Мы обгоним московский. Будем в Брянске часа на два раньше. У Коли там зазноба проводницей. И твои командиры, которые сейчас, как пить дать, водку кушают, даже не заметят отсутствия.
Выпив большущую кружку горячего, крепкого и очень сладкого чая, Никита заснул на верхней полке. Разбудила его сильная рука Гмыри.
– Поднимайся, парень, Брянск. Московский будет нескоро. Но до пассажирской километра три по путям.
Не полностью проснувшийся Никита поблагодарил спасителей и, ёжась от ночной прохлады, двинулся вдоль железнодорожной насыпи в указанном направлении. Периодически приходилось идти по шпалам, но это было неудобно. Если ступать на каждую, шаг получался очень коротким, а через одну – наоборот, неестественно длинным.
Минут через двадцать появились огни пассажирского вокзала.
– А ну-ка, стоять! – вдруг раздалось за спиной, – Что это мы на стратегическом объекте гуляем, как по бульвару Гагарина в выходной?
В небольшой комнате дежурного ВОХР[2 - ВОХР – военизированная охрана.] Никита сидел за столом напротив охранника Дениса Архиповича Потапова (так значилось на табличке, стоящей на тумбочке у входа) и рассматривал документы на стене. В основном там были приказы, подписанные министром путей сообщения Коныревым Н. С.
«Никита Сергеевич или Николай Степанович? А может, Никанор Спиридонович?», – безо всякого умысла упражнялся нарушитель, пока вохровец заполнял журнал ровным почерком перьевой ручкой.
– Задержан разгуливающим по ж/д. путям в районе депо гражданин, – прочитал Денис Архипович, макнул перо в чернильницу и вопросительно посмотрел на Никиту и после короткой паузы объяснил свой взгляд: – Фамилия?
– Конырев Сергей Никанорович, – выпалил Никита последнюю прочитанную им фамилию.
Охранник напрягся, но, дослушав отчество, выдохнул.
– Никанорович – это хорошо. Значит, получается, не сынок Николая Семёновича будете, министра нашего, – успокоился охранник и принялся выводить букву «К».
– Нет, конечно. Не сынок, – сказал Никита, – Это мой папа, Никанор Николаевич, – сынок, как вы выразились. А я точно нет.
Денис Архипович, которому до пенсии оставалось не больше года, а в охране шли сокращения, испугался не на шутку. Конечно, маловероятно, чтобы внук министра путей сообщения всего Советского Союза вот так просто гулял ночью без охраны. Но страх лишает возможности мыслить трезво.
– Вы свободны, товарищ Конырев. По путям больше не ходите, а дедушке своему передайте наше пролетарское заверение преданности делу партии и МПС, – выпалил Денис Архипович всё, что ему подсказал сжавшийся от страха мозг.
Когда задержанный покинул помещение, и учащённое сердцебиение успокоилось, страж безопасности посмотрел в журнал, где фраза заканчивалась заглавной буквой «К» и, немного подумав, продолжил: «Кузнецов Иван Иванович объяснил свои неправомерные действия тем, что заблудился, и пообещал больше такого не делать. Решено ограничиться устным предупреждением. Боец ВОХР, Потапов Д. А.».
Никита попытался войти в свой вагон, пропустив выходящих с вещами пассажиров. Но проводница остановила его:
– Билет?
– Он в купе. Я этим поездом еду. Призывник я.
– О, парень, так у тебя физиономия в синяках. Маша, а ну кликни их старшего. Пусть со своим разберётся, – обратилась проводница к коллеге из соседнего вагона.
Минут через пять вышел заспанный капитан.
– Какие проблемы, боец? – спросил он, внимательно разглядывая и принюхиваясь.
«Интересно, что он может унюхать, когда от самого перегаром несёт?» – подумал Никита. Потом достал из кармана маленького белого медвежонка и ответил:
– Всё нормально. Пошёл купить девушке подарок, а там ступеньки не увидел. Споткнулся и вот…
– Ступеней-то много было?
– Три.
– Надеюсь, в долгу не остался?
– Никак нет.
– Какие претензии к бойцу? – строго поинтересовался офицер у проводницы, наблюдавшей за диалогом.
– Просто решила… доложить, – запинаясь под командирским взглядом, ответила она.
– Иди к себе и, чтобы до места назначения никаких ступенек! – сказал капитан и пошёл досыпать.
В купе было темно, только свет вокзальных фонарей освещал спавшего в спортивном костюме поверх одеяла Семёна Марковича и укрывшуюся простынёй Ирину. Никита старался не шуметь, но соседка открыла глаза и поинтересовалась:
– Это Брянск? – и, получив ответ, попросила: – Не возьмёте мне на перроне водички газированной. Сейчас я деньги дам.
Она встала, и молодому человеку пришлось отвести глаза, настолько притягательными вырисовывались женские формы под ночной сорочкой, практически прозрачной в свете огней за окном.
– Ира, не суетись. Ложись на место и не смущай юношу. Я сам куплю всё, – бодрым голосом, как будто и не спал, сказал Семён Маркович.
Женщина быстро накинула халат, легла на полку и укрылась одеялом. Никита ждал в коридоре от греха подальше. Сосед вернулся с тремя бутылками «Боржоми». Одной угостил Никиту, другую открыл для себя.
– Где это лицо разукрасили? – сказал он, вроде даже не взглянув на собеседника.