– А мне-то чё Бога бояться? Я чай на заработанные денюшки живу, – с вызовом отвечает бабуля.
– Так и я на заработанные, – покупатель парирует без тени смущения.
– И чем же можно честно заработать на такую машину? – строго спрашивает представитель местного населения.
– Всё очень просто. Я никогда за яблоки не плачу больше, чем они стоят. От и накопил, – убедительным тоном объясняет, вроде как обличенный, покупатель.
– Ага, сильно ты накопишь по 250 рублей с ведёрка яблок, – в сердцах выдаёт бабуля.
– Понятно, значит ведро за 750 продаём, – подытожил покупатель и даёт тысячерублёвку.
Старушка, глубоко вздохнув, достала из кармана телогрейки платочек с выручкой и принялась отсчитывать сдачу. Затем высыпав из ладошки мелочь и честно посмотрела в глаза покупателю.
– Здесь всё? – спрашивает покупатель, не убирая руку.
– Тридцать рубликов не хватает, – также глядя в глаза, отвечает продавец, почти пойманный на обмане.
– Так нужно добавить, – не убирая руки и глядя в глаза настаивает покупатель.
– Так, тогда нужно домой идти, – выдает веский аргумент продавец.
– Так, я подожду, – всё в той же позе и с той же интонацией настаивает покупатель.
– А товар-то, как? – ещё весомей аргумент выдает старушка.
– А я посторожу, – не сдается покупатель.
– Как же посторожит он, – ворчит бабуля, – от таких-то как раз и сторожить нужно, – достаёт из другого кармана телогрейки старый потертый кошелёк с металлической застежкой откуда моментом появляются искомые три монеты по десять рублей и перекочевывают во всё ещё протянутую ладонь нудного покупателя. Тот, взвесив имеющуюся мелочь, как будто убеждаясь в точности суммы сдачи, спрашивает:
– А если с ведром?
– С ведром уж точно тыща, – обиженно и уверенно выпаливает старушка.
Покупатель бережно высыпает всю сдачу в карман бабкиной телогрейки, добавляя:
– Мне с ведром.
Затем берет из ведра яблоко, вытирает о рукав дорогущего пиджака. Надкусывает и идёт к машине.
Бабка в след со всей строгостью:
– Эй, милок, а яблоки? Я тебе, чтоль, нести должна???
– Куда мне яблоки? – был ответ, – Год-то урожайный, свои девать некуда.
НЛ8 или вот такая геометрия
Самолёт Ил-12 пришел в ГВФ или Гражданский воздушный флот, так называлась тогда гражданская авиация, в самое время. В начале пятидесятых спрос на воздушные перевозки обгонял производство самолетов бешеными темпами. Но производство самолетов так же быстро обгоняло «производство» пилотов. На каждый экипаж приходилось по два самолета – пассажирский и грузовой. Можете представить себе, какие нагрузки испытывали пилоты. Про санитарные нормы по налету часов ещё даже не задумывались и мерилом максимальной рабочей нагрузки являлась не просто усталость, но смертельная усталость всего экипажа.
Вот и получилось, что мы практически двое суток были за штурвалом. Вылетев из родного Новосибирска, с разной продолжительностью стоянок в Омске, Свердловске, Внуково, мы опять оказались в Свердловске.
Сразу же после нашей посадки Свердловск закрылся чисткой полосы, и нас отправили в профилакторий ждать погоды. Поскольку мело от Урала до Карпат, профилакторий был переполнен.
– Мест нет, – встречала экипажи уже не дежурная, а начальник профилактория. – Подождите в холле, через три-четыре часа москвичи должны уйти, и мы вас заселим.
– Какие три часа? Мы с ног валимся, а полетим, как только метель прекратится, то есть в любой момент.
Начальник профилактория женщиной понимающая, да и вид наш о многом говорил.
– Берите раскладушки, и в мой кабинет! Горничная застелет, пока пообедаете. Все равно я вместе с дежурной сижу.
Все бы и хорошо, только у начальника профилактория хозяйство неспокойное, а когда в порту ситуация сбойная, то вообще её кабинет превращается в проходной двор. Через каждые пять-десять минут в кабинет, не обращая внимание на табличку «Не входить», врывается очередная горничная, уборщица или медсестра и будит экипаж громким «Мариванна!», потом стуком в дверь, потом таким же громким «Ой!» и еще более громким «Извиняюся!». Когда это продолжается в течение часа, и мозг раскалывается между положенным сном и вынужденным пробуждением, хочется бросить в каждого входящего чем-то тяжелым, хотя бы словом.
Первым не выдержал механик:
– Все, сейчас первую же открывшую дверь прибью, хоть немного поспим, пока милиция приедет!
В это вмешался штурман, которого включили в наш экипаж только на этот рейс с целью проверки самолетовождения у второго пилота:
– Мужики, ложитесь и спите спокойно. Я сейчас прекращу эту вакханалию. Только не мешайте!
После чего он привычным движением вытянул из своего портфеля НЛ8. Навигационную линейку восьмой модели. Механик понял, чем получит в глаз следующая заглянувшая физиономия, и мирно уснул. Командир со вторым пилотом молча наблюдали за экспериментом. Интерес переборол сон.
Штурман же в это время взял навигационный инструмент, который, из названия уже было понятно, имел форму линейки и был длиной тридцать сантиметров. К чему такая точность, вам станет понятно из дальнейших событий. Данный необходимый на борту самолета инструмент, но непонятно как могущий помочь выспаться экипажу, штурман засунул под одеяло и поставил таким образом, что простыня, которой навигатор укрывался, стала иметь вид палатки. Только вот главной опорой этой, если так можно выразиться, палатки хоть и была линейка навигационная НЛ8 тридцати сантиметров длиной, но догадаться об этом мог только тот, кто наверняка знал о возможности подобного использования этого навигационного инструмента. У того же, кто о навигационных линейках представления не имел, возникали совсем другие мысли по поводу возможной опоры этой палатки.
Заглянувшая же очередная работница профилактория не знала не только о возможности подобного использования НЛ8, но и вообще о существовании прибора под таким названием. Поэтому привычное «Мариванна» прервалось сразу же на первом слоге. Тишина была столь непривычной, что был слышен сдавленный выдох неудачной посетительницы кабинета начальника профилактория. Дверь очень медленно и очень тихо закрылась, потом еще очень тихий контрольный просмотр – и тишина, которую прервал спокойный голос штурмана:
– Потерпите, мужики. Еще минут пять, и выспимся.
Действительно, через несколько минут дверь так же тихо приоткрылась. В щель приотворившейся двери был виден с десяток любопытных женских глаз. Выдержав правильную паузу, куда там Станиславскому со всеми его МХАТами, наш несостоявшийся герой женских грез вытащил из-под простыни прибор, навигационный естественно, на обозрение любопытных женских глаз со словами:
– Ложная тревога, девчонки, это НЛ8!
А потом добавил уже нам:
– Все, мужики, можно спать!
Двухсуточная усталость мигом навалилась на нас, и глубокий сон стер из сознания все случившееся. Только уже перед вылетом, когда мы сидели в столовой, о происшедшем напомнил сдавленный женский шепот невидимых собеседниц, доносящийся из кухни:
– Вон тот, худенький! По виду и не скажешь, – прошелестел мечтательный восхищенный шепот.
– По виду никогда не скажешь, – отвечал шепот опытный.
– Так сказали же, что это линейка была! – вмешался вкрадчивый юный шепоток.
– Много ты в линейках разбираешься! Иди мой посуду! – цыкнул шепот опытный. А потом добавил, – Мне бы такую линеечку, да геометрией позаниматься хотя бы вечерок. На одни бы пятерки училась!
Много поколений сменилось в авиации, но слава о могучей силе сибиряков живет и поныне, и не только на Урале.