Как служить Слову? Манифесты. Опыт реминисцентной прозы

Аленушкина душа у ермаковской России, и потому восклицал он: «Память, память моя!.. Женственные заснеженные деревеньки… Лежат сыны ваши под белыми-белыми обелисками. Они цвета материнского молока».

Говорил мне когда-то Иван Михайлович, вспоминая звонкополье родной сторонки, отчую деревеньку Михайловку под крутогривой радугой:

– Веришь ли, Санек, но я сразу, за километр признаю доярочку. Увижу на дороге женщину в матерчатой плотно повязанной шали, резиновых сапогах и фуфайке, полысевшем от частых стирок халате – она, значит.

Сотни доярок населяют глухие сибирские деревеньки сказовой его страны. С ними вместе, вызнавая доярочью жизнь, торопился писатель к приземистым фермам с подслеповатыми оконцами, где волноваться начинали и жалобиться, если задерживались их поилицы и кормилицы, многочисленные Пеструшки и Милки, Домнушки и Жданки, Апрельки и Майки, Зорьки и Вербы. Богу только и ведомо, какими узами связаны бывают доярки с «сестрами меньшими» – буренками. Нянями часто зовут в Сибири доярок, и одна из этих женщин с румянцем неотцветшим, в той самой норме, когда русскую бабоньку «ягодкой» называют и не избыла она еще жара любви и ласки, призналась однажды писателю: «Некоторых моих коров нет, а я их в обличье помню, как детей своих, снятся они мне». Другая, с истянутой кожей – скулы наружу и глаза, как у великомученицы, рассказала: «Самая ласковая Леснушка моя обеззубела, а я так сроднилась и свыклась с ней, что хоть на мясокомбинат под один обух с ней». Третья, стеснительная до смущения, с глазами, опушенными мохнушками больших ресниц, поведала: «Синенький скромный платочек приспособилась я под коровой петь. Она разнежится, осоловеет, вымя расслабит, уши повянут, глаза истомленные сделаются – хоть целуй ее в такую минуту». Так это «вымя» впечатлило меня в истории, что явилась мне в Гайдпарке, а сообщения по его линии получаю я каждодневно, что и читателю не грех ее предложить. Тем более, что трогательная она, как и писанное выше о доярке из сказовой страны Князя сибирского Ермака. Он бы тоже принял близко к сердцу этот рассказец. Крестьянский, о приимчивой русской душе и спутнице нашей людской жизни из тех, кого зовем мы братьями нашими меньшими, которых «не бил по голове» всегда волнующий мой кровоток Сергей Есенин…

Сага о слове

Слово есть событие в области мысли.

    В. А. Жуковский

Слово – вспышка света во тьме мироздания, молнийно оно может осветить жизненные пространства. Каждое слово – микророман. Слова роятся, лучатся светом, рождаются, живут, умирают, но и умерев, если не выпала им судьба восстать из пепла, остаются светом, как умершие звезды, испустивши в вечность свой световой поток. Зажегся вот я как Автор словом «проштыкнулся», которое умерло вроде бы в нашей жизни, а два века назад оно могло означать содержанием своим грань трагедии. Если ты проштыкнулся в рукопашном бою, это может стоить тебе жизни: тогда она на штыке врага… А юнчик, что почерпнул из лексики Х века, прелесть же словцо это, означающее малютку, младенчика.

У слова свои метаморфозы. Одно понятие западает человеку в память, второе, третье, с одним смысловым оттенком, с другим. Слово окатывается на язычке, объемнее оно видится. Объемнее и сочнее тогда становится мир. Одно слово вспыхивает афоризмом, другое, бывает, таит в себе характерное воспоминание, эпизод, рассказ целый, повесть, романный зародыш.

Культуре, отрицающей слово, можно только сострадать, и это беда не только литературы, но и вообще современного искусства. Ошеломительно было Автору читать в Интернете о том, что произошло на его родной воронежской земле. На Третьем международном Платоновском фестивале разгорелся скандал. Почти половина зрителей в середине первого акта покинула спектакль таллинского театра №099 «Педагогическая поэма» по мотивам произведений Антона Макаренко и Константина Станиславского. Горожане возмутились обилием мата, переводившегося на русский язык в субтитрах, и обнажением актеров. Они изображали однополую любовь, а один даже снял трусы. Началось же позорное театральное действо с изображения на сцене хоккейной площадки, на которой стоял гроб. Потом вышли босиком 16 прибалтийских юношей и девиц нежного возраста. А к ним из гроба поднялась слегка престарелая мадам, потребовавшая сигаретки. Минут десять они ее укуривали с четырех рук, а мадам кривлялась и жеманилась. Однако, покурив, всех построила и заставила долго-долго мыть сцену. Мыли они ее творчески, то демонстрируя публике свои зады в обтягивающих лосинах, то позволяя заглянуть за линию корсажа, где у некоторых девиц побалтывались упругие перси. Иногда, возбудившись при виде ведра или тряпки, начинали тереться друг о друга нижней частью живота (так трутся нерестующие рыбы). А слегка престарелая дама ходила между юной порослью граждан Евросоюза и то заставляла всех строем маршировать а ля гитлерюгенд, то похохатывала в духе русской классики, то фальшиво-драматически восклицала: «Не верю!» А. Н. Толстой писал некогда о том, что перед войной происходило «бурное гниение литературного языка», что на этом «дымящемся навозе» возникали разные литературные секты вплоть до «ничевоков». Новой мировой войны сейчас не предвидится, но словесный навоз опять задымился. Политики не владеют словом, на тучные пастбища сорняков саранчой ринулись пересмешники. Писатели пошли с прибабахами всевозможными. А какой радиоразбой творят ковбои рекламы в одной только богоспасаемой нашей Тюмени! На сцену жизни рвутся ниспровергатели (еще Пушкин понял: «глупцы с благоговением слушают человека, который все бранит, и думают: то-то умник!»), авангардисты разные, метаметафористы (спецы по ходкам за пределы смысла). В поэзии полился «дождец, … из сердец». Объявился у нас некий стихотворец, который, не стесняясь первоклашек, рифмует со сцены «буй» с трехбуквенным матерным словом. «Вести. Москва» (http://www.vesti-moscow.ru/), Автор Анастасия Саховская: «Послали на три буквы, а оказались в суде: одной из самых обсуждаемых новостей в Москве стало увольнение работника с письменной фиксацией в трудовой известного емкого адреса, заверенного печатью и подписью генерального директора. Именно туда, по его мнению, должен отправиться Николай Каковкин». Недоумеваю: как он угнездится на такой малой площади и чего же там будет делать? Обозревать, как сыч, окрестности или петь: «Сидел ворон на бую»? А другое: ситуация с записью в трудовой книжке москвича просто анекдотична. Прямо по этому отзыву в Интернете: «Все вышло как в старом анекдоте про воспитательницу из детского сада, отучавшую малышей материться: «А теперь, ребята, хором повторим слова, которые нельзя произносить». Нынче это называется эпатаж. Разлимоновались до предела словотворцы.

Самая главная беда наша: русский язык безнадежно болен, будто эпидемия охватила литературу, сохнет и каменеет безмыслое слово. Что есть современная лирическая поэзия? Немножко скуки и меланхолии, немножко влечений любовных – готов стих! Раскрыл сборник статей Толстого. «Народ идет путем истинного искусства, – пишет он, – экономия материала, обращение со словом, как с вещью, а не как с понятием о вещи – т. е. образность, точность, динамика синтаксиса и пр.». Словом, то, что делает народный язык алмазным.

Слово – хранитель всех наших культурных богатств. В нем сгущается бытие, разумное и неразумное, физиология, страсти, мысль, жизнь, в общем. Слова – тени предметов, предметные тени. Это плод восприятия предметов, плод мышления. Номинальные понятия есть огрубление, упрощение реальности, как это понимал В. И. Ленин. Слово имеет историю многовековой окатки своей, оно – валун, помнящий гору, ширь равнины и льды. О слове можно сказать, как сказал О. Уайльд о человеке, что он – тайна, последняя из всех тайн, можно взвесить солнце, познать ход луны, но не познать себя, слова. Слово – житель отчизны, имя которой личность. Не случайно же заключил Чеслав Милош: «Не оценивай слов, покуда из картотеки не поступит сообщение, кто их употребляет». Слово субъективно, как субъективен и человек каждый. Сколько людей на белом свете, столько у каждого слова смыслов, оттенков, обертонов. У нас же кругом засилье безжизненных пластмассовых слов, нудятины, пустоты. И когда б нужно писать простыми русскими словами, мы городим всякую пластмассовую бредятину. Но вот без нее, и то имеет какой-то хоть смысл. Весело хоть становится на душе. Манюня Хнуш предлагает перевести пословицы и поговорки с научного языка на обычный. Например, «дуалистический принцип использования сельскохозяйственных орудий на гидроповерхности» – Вилами по воде.

Колокол гласности и Кузнецов

О России, о русском языке, о русской культуре говорили мы в крохотном кабинетике руководителя областной организации Союза журналистов Владимира Кузнецова. Добрыня Никитич на ниве русского языка, так я означил бренд товарища моего.

Принес я ему том «Самотлорского Спартака». Он листает его, осязая, чувствуется, его вес, и внимательно взглядывает на меня своими серо-зелеными русскими глазами, будто открывая вновь для себя человека. И немудрено: держит в руках словесный продукт, что тянет почти на три килограмма. Мы накануне встречались в его обители в областной Думе, и ушел я от Кузнецова с подарочными брусочками книги «Дар веков сберечь…» (Русский язык на страницах парламентской газеты) и книжкой его дочери Натальи «Русская речь в интернет-форуме»

Глубинно открылся мне в этот час мой товарищ. Знал я, конечно, об активной его деятельности на посту «бугра» региональной журналистики, но мало как-то связывал с тем, что все это питается энергией такого энтузиаста русского языка, какой сидел теперь передо мной в своем кабинетике.

За чаем и завязался наш разговор.

– Как твоя «Парламентская газета» стала звонарем русского языка? – спрашиваю его.

Он деловито-спокойно рассказывает:

– Завели мы на страницах газеты полосу «Кафедра», задружив с филологами нашего университета, где работает и моя дочь. Провели в Союзе журналистов конкурс корректоров, ряд семинаров. Сказалось это, за полтора года качество районных газет резко улучшилось. Организовали две международных конференции по русскому зыку, в которую вовлеклись Университет, Дума, председатель ее Сергей Корепанов, Союз журналистов России во главе с Всеволодом Богдановым. Французский консул из Екатеринбурга принял участие. Тот еще он оказался агитатор за нашу словесность. Кончал же филфак ЛГУ имени Жданова в Ленинграде. Русский язык – это ж единственное, что связывает Россию в единое национальное целое. Истинно, «родство по слову создает народ» (Александр Городницкий). Из школьных сочинений:

Проблема языка – это проблема всех гражданинов России;

Нужно сохранять язык, ведь у всех сейчас распущены языки;

В русском языке много слов из английского и других сомнительных источников;

Он употреблял такие нецензурные слова, которых даже мама моя не знает.

По экономике ж автономности. Уральская там республика, Дальневосточная и прочее. Дмитрий Медведев в первый же свой год своего президентства за русский язык стал ратовать. Получилось, что он как бы услышал наши заботы и хлопоты об этом. Тут же не показной, митинговый патриотизм, не кухонные там разговоры, а конкретная созидательная работа на своих уровнях. Это как в армии или на войне. У солдата свои задачи в окопе, в роте они другие, в батальоне – третьи. Не поветрию мы следовали, а нужде, чтобы не превратился русский язык в албанский, как язвят на этот счет в Интернете. Вот заявил по поводу интервью Познера у Медведева генеральный директор IRP Group Булат Столяров: «Простите, но вне зависимости, до и вместо обсуждения любого контента следует признать, что Медведев, пришедший в прямой эфир отвечать не на заранее присланные вопросы, – это несколько меняющий ландшафт фактор. Есть в этом заметный шанс на правильный рефрешинг». Что это, правильный рефрешинг? По-каковски? Ясно, что не по-русски. А это ведь так важно уметь говорить правильно генеральным директорам разным и не генеральным, политикам и бизнесменам, предствителям всех властных структур. И очень понимаю я, что приход Владимира Кузнецова в Думу стал фактором, уже «несколько меняющим ландшафт» в ней. Вот провели в Тюмени по инициативам Кузнецова, естественно, семинар «Русский язык и культура речи в работе депутатов Тюменской областной Думы». Пришли депутаты, их помощники, все желающие. Разбирали «Приветствия в обществе», «Деловую этику» и прочее. Всем собравшимся приходится так или иначе готовить письма, всякие деловые документы, и важно было уяснить, как писать наименования фирм, учреждений, где потребны строчные буквы, где прописные и т. д. Много еще разного разобрали на семинаре, который собравшиеся сочли весьма полезным. Наталья моя в восемнадцать лет определилась со своей судьбой, когда были в фаворе экономисты и юристы. Сейчас их перепроизводство. Дочка ж тогда говорила, что завтра, мол, папа, России понадобятся люди, которые любят и знают русский язык и русскую культуру.Это просто замечательно, что лингвисты ТГУ озабочены состоянием русского языка и русской культуры в стране. Вот провели они научно-практическую конференцию. Мне лично понравилось едкое выступление Татьяны Суриковой из родного моего МГУ. Как сообщили в СМИ в отчете с конференции, эта исследовательница интеллигентно, но весьма болезненно «ужалила» современных чиновников. Начала она вроде бы даже сочувственно, с того, что в русском языке значение слова «чиновник» определяется как «госслужащий», соответствуют ему, однако, синонимы лишь негативной окраски (бюрократ, чино-драл, чинуша, канцелярская крыса, чернильная душа, крапивное семя). Неспроста это, конечно. Та же газета «Аргументы и факты» сообщает, что согласно опросу через SMS-голосование, наибольшее раздражение у граждан вызывают чиновники (1489 чел.), далее следуют олигархи (228 чел.) и представители оппозиции (127 чел.) В рейтинг «народной нелюбви» попали и представители шоу-бизнеса (и поделом), сотрудники правоохранительных органов (это весьма и весьма устойчиво), врачи и телевизионщики. Что о шоу-бизнесе, то интересен на этот счет эмоциональный выплеск Филиппа Киркорова. Пребывая в Болгарии, он заявил в интервью на вопрос, есть ли у него дома друзья: «Ну, нет у меня таких близких в России… Кругом одни жабы». Да-да, если верить интернет-шутнице Елене, миром правят хрен и жаба. Первый всё знает, вторая всех душит! Из комментариев в Сети на заявление Киркорова знаковым считаю мнение Валентино Иванова: «В самую точку Филя сказал… все жабы… весь шоу бизнес тухлое болото. Что касается меня, то у меня почему-то возникает стойкое отвращение к нашему шоу-бизнесу… (за редким исключением). Все протухли и все типа звезды. К ним отвращение растет в России у всех. Скоро они перестанут грести бабки и Бабкина – тоже за концерты, потому что никто на них ходить уже не будет и им неначто будет строить и покупать за границей дома».

Личное мое насчет настроя Фили Киркорова. Он в мрачные минуты видит вокруг себя жаб, которые его раздражают. Мой объект раздражения тоже «жужжит». Маялся когда я с поисками денег на издание «Самотлорского Спартака» в пилотном варианте, вспыхивало в сознании моем горечное: «Кругом жлобы!» Сдается мне, что об одном мы с Филей-то говорили. Жабы его кто? Тех, кого жаба давит. А так оно и есть в жестоком мире чистогана в шоу-бизнесе. Масса скандалов в нем, о каких обществу становится известно, об этом, о жажде наживы, погоне за бабками и баблом…

Сейчас же подчеркну одно в заключение: на вершине пирамиды «народной нелюбви» – чи-нов-ники! Осерчав на них, Сурикова едко заметила в конце своего доклада:

– Пренебрежение приличиями вкупе с некоторой эстетической недоразвитостью порождает номенклатурные наименования типа МУДО, МУДЕЗ, ГБСРАН, ССУ, ГАМНО (не подумайте ничего плохого: последнее, например, – это государственная автономная муниципальная некоммерческая организация, предпоследняя – сметно-строительное управление). А вот работать в МУДО – муниципальном учреждении дополнительного образования (в переводе на русский – художественной или музыкальной школе) будут не учителя музыки или рисования, а педобразы – педагоги дополнительного образования.

Такое вот гамно и мудо с мудезом на ниве педобразов (хорошо, что не педофилов, для которых давно бы надо изобрести смирительные трусы), скажу тут как Автор, развивается в чиновничьей среде. В шоу-бизнесе, в общем, жабы, в чиновничестве – гамно да мудо…

О языке нашем если вести речь, то он ж перемелет, пережует все влияния на нее. Пережила ж русская мова не одну языковую интервенцию, нашествия. Французское то же. В «Войне и мире» Толстого сплошь да рядом французский язык. А шведское, голландское, немецкое влияния. Флот тут, войны. Тюркское, татаро-монгольское иго возьми. Сегодня – англицизация, термины разные. Убийца – киллер и прочее. Но устоялось же. Что-то прижилось, что-то отпало. Идет самоочищение языка. Это как с рекой. Возьми Туру нашу. В Свердловской области в истоках ее масса заводов, грязные сбросы от них. Потом Перестройка, заводы повставали, и грязная до того Тура стала намного чище. Река вообще имеет свойство самоочищаться. Так и язык.

«Плачу Ярославны» о гибели русской культуры по поводу и без повода мы на месте противопоставили конкретную работу. Я лично решил делать это на своем уровне. Помнишь, как в свое время СССР страдал за детей Кубы, Анголы и других стран, помогали им. Надо ж, не страдая глобализмом, решать ныне российские наши проблемы, помогать собственной культуре.

С тюменцев пошла цепная реакция. Нижегородские журналисты провели конкурс корректоров. Около миллиона рублей собрали там на колокол для звонницы кафедрального собора на стрелке Волги. Отлили его и поставили. У нас журналисты вовлечены теперь в движение «Православие и СМИ». Мы тоже собрали деньги на колокол для Абалакского монастыря. Для этого понадобилось заменить на колокольне старые балки и поставить новые. Владыка Дмитрий освятил колокол Слышно его за десятки верст. Звенит медь наша по всей Сибири. Колоколом гласности назвали мы его.

Вдоль стен Абалакского монастыря посадили журналисты аллею кедров. На фестивалях подсаживаем новые деревца. Вырастут они не скоро. Это шаг в вечность. Для храма в честь Нестора-летописца, что писал «Повесть временных лет», заказали мы мозаичную икону из драгоценных уральских камней. Нестор – покровитель наш, первый русский репортер, и мы его чтим. В городе Каменск-Уральске нашли мастера.

Владимир Сергеевич касается рукой моего тома и говорит:

– Вижу, что печатали твою книгу там.

– Она тоже – колокол. Словесный.

– Ну, еще что. Вовлеклись мы, журналисты вместе с архивистами, церковниками в поиски оригинала иконы Абалакской божьей матери. До Австралии уже дошли с ними.

В этом году состоится фестиваль, посвященный «Славянским дням Кирилла и Мефодия». Сам бог повелел нам заниматься добрым этим делом. Ассоциацию молодых журналистов создали. Энергично действувет Совет ветеранов во главе с Людмилой Попович. Будем разбивать сквер журналистов в новом районе города. Стелы там будут журналистам-фронтовикам, легендам тюменской журналистики.

– Куем пока горячо, – говорю я Кузнецову.

Он, улыбнувшись вместо ответа, продолжает о филологах Университета, о дочери своей Наталье.

– Озаботились там на кафедре исследовать, как изменился русский язык со времен демидовских первопоселенцев, казаков Ермака.

– Кровоточащая проблема – русский язык, Володя, – замечаю я.

– Будем лечить, без крови чтоб было. Есть у меня и у нас вообще единодельцы, единоверцы по этой линии. Опять же Закон бумеранга: добрые дела делаешь, добром они оборачиваются. Ничто не бесследно, ни слово, ни мысль. Дума, Корепанов Сергей Евгеньевич нас поддерживают, губернатор Владимир Владимирович Якушев. Недешево ж это обходится для бюджета, дела затратные.

530 журналистов у нас в Союзе на Юге области. Два Дома журналистов есть, в Тюмени и Тобольске, планируем открыть таковой и в Ишиме. Совет ветеранов журналистики активничает, Ассоциация молодых журналистов.

– Общаетесь, значит, конструктивно и с отдачей?

– Вспомнишь тут Антуана де Сент-Экзюпери о том, что общение человеческое – высшая роскошь. Был я, кстати, в Париже. Так там в пантеоне есть стена, олицетворяющая могилу его. Погиб же он в воздухе, в море упал самолет. Но есть где поклониться легендному человеку.

– Сжимать надо людскую энергию. Жжух, и все! – эмоционально завершил фразу мой визави. – Колокол вот отлили в Каменск-Уральске, не зря назвали мы его «колоколом гласности». Все в мире, Саша, системно. Все цепляется одно за другое, все единится.

– Под небесами дома под звездами нашего, – добавляю я.

– Космический мировой разум ведет как бы нас. Время такое мы переживаем. – Кузнецов прошелся пальцами по клавишам компьютера. – Клавиатура плюс время.

– Бренд века это, – говорю я, повернув разговор к своему постмодернистскому роману: – Реально вижу, как Слово мое рождается из времени и пространства, спрессованы они в нем. Дома сидишь за компьютером, и ехать на дачу надо. Голова продолжает работать. В автобусе фразы рождаются, и видишь, что на кусок какого-то текста ушло, положим, двадцать километров и тридцать две минуты. Слово – явление объемное, что измеряется временем и расстоянием.