– А мне видимо, что нам надо опираться на свою мудрость, а не гоняться за преходящей иноземной модой. Великий мудрец Аидзава Сэйсисай, тот самый, кто придумал наш основополагающий принцип Кокутай, однажды прочитал в иноземной книге, что земля имеет форму шара. И что же он сделал? Он немедленно пришёл к выводу, что Япония находится на самом верху этого шара, а всякие варварские страны и даже Америка ? они расположены ниже и дальше. Такой патриотический склад ума достоин похвалы.
– Но земной шар устроен не так!
– Откуда такая уверенность? Разве можно угадать, какие ещё открытия совершат наши национально ориентированные географы!..
***
Дедушка (когда бабушка не видела) любил показывать маленькому Кимитакэ на карте горные деревни провинции Симата, что неподалёку от Осаки. Из этой глуши и происходила их каноничная крестьянская фамилия.
Исполненый уважения к предкам, дед нарочно изъяснялся на пёстром кансайском диалекте, каким говорят в тех местах, и даже гостей приветствовал осакским «Как идёт торговля?». В сочетании с высокомерным столичным выговором его гостей это звучало вызывающе.
– А какая разница, что и как звучит?? вопрошал по этому поводу дедушка,? Иероглифы всё равно одинаковые. А как их читать ? дело вкуса. Вот если бы победила у нас социалистическая революция, то столицу наверняка перенесли бы в Осаку, как коммунисты перенесли столицу в Москву. Потому что Осака ? город промышленный, там много новых заводов. И стал бы кансайский выговор ? официальным, а токийская манера ? снобским диалектом осколков старого режима. Только не подумай, внучек, что я за социалистическую революцию. Нас же с тобой первыми пристрелят, особняк национализируют и сделают тут какой-нибудь Музей народного унижения.
Дедушка верил, что подлинные таланты передаются через поколение ? от деда к внуку. Этим он объяснял бездарность своего сына и блестящее будущее, которое неприменно ждёт Кимитакэ, его братика и сестру.
– Плодоносное дерево узнаётся уже цветам, великий человек проявляется уже в ранней юности. Кто же унаследовал мои таланты ? ты, сестра или твой брат Тиюки? Хотел бы я разглядеть.
В качестве доказательства он приводил своего славного предка, который приходился Кимитакэ пра-прадедом. Ещё при сёгунах этого неназванного героя судили за браконьерство.
Дедушкин отец занимался торговлей соленьями и неплохо разбогател на волне реформ и спекуляций после реставрации Мэйдзи. Появилась большая регулярная армия, её нужно было кормить чем-то, что нескоро испортится. А ещё появились первые университеты, ещё дешёвые и достаточно непопулярные, чтобы даже дети из такой семьи могли там учиться.
У Садатаро был старший брат, который выбрал военную карьеру и куда-то пропал. Но прежде успел внушить младшему решительное презрение ко всему, что связано с армией и флотом. А также уверенность, что именно он, Садатаро, а не тупоголовый старший брат, унаследовал от деда подлинную решительность и амбициозность.
Сначала Садатаро поступил на простые курсы учителей, где выбрал специализацией каллиграфию. А уже оттуда ? на юридический факультет Токийского университета.
Только что основанный университет помещался тогда в одном двухэтажнам здании. А дипломы выдавались, как в старину ? в виде свитка с каллиграфической записью.
– Уже тогда мало кто понимал, как важна каллиграфия,? гордо говорил дед,? Подлинность диплома подтверждали всего-то качество исполнения и печать ректора. А сам диплом открывал многие двери…
Только годам к четырнадцати Кимитакэ начал догадываться, на что намекал старый греховодник. Но разъяснить свои подозрения напрямую так и не успел.
А тогда, когда он был ещё маленьким, Кимитакэ просто спросил:
– Каллиграфией пишут только документы от государства?
– Писать каллиграфией можно что угодно,? заверил дедушка,? но лучше стихи. В древности только стихи считались достойными того, чтобы записывать их хорошо.
– А как отличить хорошие стихи от плохих?? осмелился спросить маленький Кимитакэ.
– Разбираться в чужих стихах не обязательно. Следить надо за своими стихами. Это верно и для иноземной поэзии. Мне французский консул как-то говорил, что у Рэмбо все стихи хорошие, а вот у Верлена много плохих ? но к счастью, никто их не помнит.
– А иноземные стихи тоже можно писать каллиграфией?
– Можно, но бесполезно. В них не будет силы, а только пустая красивость, как у безделушки. Между тем каллиграфия важна для воспитания именно национального духа! Но чтобы достичь в ней мастерства, надо много упражняться. Причём ты ничего не достигнешь, если будешь повторять движения механически и писать что попало. Надо стараться, чтобы каждое стихотворение было лучше предыдущего. Только так мастерство будет расти. Со временем молодой поэт достигнет определённого мастерства, его вкус сделается изощрённым и он начнёт наконец понимать, что его стихи ? ни на что не пригодны. И только тогда можно сказать, что он что-то понял в поэзии и каллиграфии.
Сложно сказать, разбирался ли старый Садатаро в поэзии. Но он определённо умел выводить иероглифы, выполнять самые опасные поручения и пробивать себе дорогу в жизни, пусть даже и с разрушительными последствиями.
Молодому государству остро не хватало чиновников с университетским образованием. Он успел послужить в Министерстве Внутренних Дел: советником, инспектором сельских кооперативов, вырос до начальника полиции префектуры. И завёл достаточно полезных знакомств, чтобы вступить в Партию защитников конституции. А эта партия была в большой силе. И сам Такаси Хара, который возглавлял партию, очень ценил молодого чиновника.
В сорок три года Садатаро стал губернатором провинции Фукусима ? достижение, которым уже можо гордиться. А в сорок пять его перекинули переводят на управление только что присоединёнными северными территориями ? дело настолько сложное, что этот была пока не губерния, а директорство Агентства Карафуто.
Неясно, почему он согласился управлять этой каторжной землёй. Возможно, партия была заинтересована в субсидиях, которые шли на освоение новой колонии и попросила настырного парвеню об услуги, которую он не мог не отказать.
Примерно тогда же и по той же причине он женился.
Его избранницей стала девица из весьма примечательной семьи. И отец, и мать которой были пусть и дети аристократов, но не от законных жён. Это обеспечило отца семейства местом, достаточным, чтобы обеспечить двенадцать детей, но двери высшего общества остались для них закрыты.
В те времена считалось неправильным, если дочери выходят замуж не по порядку. Поэтому чиновному выскочке сравнительно легко удалось заполучить престижную жену, которая считала себя знатной дамой. Старшая дочь со странностями закрывала путь к браку всем остальным, словно половину пробки, застрявшая в винной бутылки.
Именно тогда семья приобрела этот большой дом, где на них трудились шестеро слуг. Из них четыре были подчинены лично жене, а двумя другими она просто командовала.
С женой неугомонному Садарат было очень непросто. С ней было невозможно даже выйти в общество. Тяжёлая, рано располневшая, склочная и мнительная женщина обожала устраивать скандалы и постоянно возмущалась, что у кого-то из её сестёр больше детей или ещё чего-нибудь.
Получается, неугомонный Садатаро был вынужден сражаться на два фронта. И проблем с провинцией было не меньше, чем с женой.
Проблемы на бывшем каторжном острове было полно. Всё население губернии, после эвакуации русских, сократилось до двадцати тысяч рыбаков. Промышленности не было. Сельское хозяйство ? затруднено или невозможно.
Не хватало даже японского населения. Большая часть этих рыбаков были айну, а к малым народностям Садатаро относился с характерным презрением. Внук браконьера был ярым сторонником евгеники и модной в те годы расовой реконструкции. Поэтому переселенцев селили отдельно, чтобы не допустить смешивания “упадочной породы айну” с бедными, но чистопородными переселенцами из Ямато.
Даже добираться до этой провинции было непросто. Север главного острова был едва освоен, там только пробивали просеки для железных дорог, а от от Сендая до Аомори добирались морем. Дальше был Хоккайдо, присоединённый только полвека назад, с редкими поселенцами и нетронутыми лесами. И только потом начиналась его вотчина.
Тем удивительнее, что Садатаро преуспел и развернулся. Его губернаторство было самым долгим и плодотворным за всю историю провинции. Именно он пробил сделку с торговой группой Мицуи начёт контрактов по рыбной и крабовой ловле и построил первую древообрабатывающую фабрику в истории имперских колоний. Среди сопок и камней появились священные ворота-тории и пролегли японские узкоколейки.
После таких успехов Садатаро прочили в начальники Маньчжурской железной дороги. А оттуда было рукой подать и до губернаторства в только что захваченной Маньчжурии…
Однако апреле 1914 года оппозиция развернул атаку его партию, карьера её ставленников начала давать крен. И вот уже на следующий месяц Садатаро отстранили от губернаторства и обвинили в двух случаях коррупции по делу злосчастной группы Мицуи, а заодно в контрабанде и незаконной вырубке леса.
Семи лет не прошло, а его вишня уже отцвела.
Следствие длилось два года. В мае 1916 года его постановили считать невиновным, при условии возмещения ущерба в 140 000 йен. Бывший губернатор немедленно предоставил отчёт, из которого следовало, что дом и все слуги принадлежат жене, сам он платит за еду и одежду из губернаторского жалования, а всё его наличное имущество составляет 700 000 йен чистых долгов.
– Куда вы дели столько денег?? спросил у него судья, возмущённо морщась на разложенные перед ним бумаги.
– Я инвестировал в высокие технологии,? ответил Садатаро. И добавил:? По преимуществу, в цинк.
Глава 4. Смерть дедушки Садатаро
В конце концов, осуждённый, но избежавший тюрьмы Садатаро попросту пропал из Японии к отчаянной досаде кредиторов. Всплыл он на Суматре и пытался обустроить сахарную плантацию. Ничего путного из этого не вышло. Сельское хозяйство не поддалось его хитростям.
Спустя два года борьбы с кредиторами, которые всё-таки его отыскали, и тропическим климатом, который беспощадно палил лысую голову, опальный чиновник вдруг прослышал, что удача его партии снова в зените.
В 1918 его бывший покровитель, господин Хара, стал премьер-министром. Причём он был первым премьер-министром ? не аристократом по рождению, а просто из мелких провинциальных самураев. А значит, наверняка снизойдёт к просьбам такого же простого внука браконьера…
И Садатаро вернулся, в надежде на поддержку бывшего патрона.
Столица встретила его холодным ветром. Жена была вынуждена держать осаду токийского особняка кредиторами ? и, разумеется, высказала ему всё, что думает.
Садатаро побрился, переоделся и поехал в правительство.