– Учись молчать. За неправильные разговоры скоро будут убивать,– сообщила Анна Констанция и заковыляла к себе в кабинет.
Андрусь посмотрел ей вслед с уважением. Наверное, ему подумалось, что она могла застать восстание 1863 года.
Насчёт 1863-его можно было и поспорить – не девяносто же ей лет. Хотя от Анны Констанции можно ожидать чего угодно.
Бабушка точно застала Великую Войну. И обычному человеку уже этого будет достаточно. А тут генеральша Анна Констанция – с её связями, причудами и неуживчивым характером.
Андрусь попытался не подчиниться. У него ничего не вышло. Анна Констанция знала какую-то хитрость, которая заставляла его замолкать при её появлении – и лишь бессильно таращить глаза, пока изнутри, под униформой гимназиста, его распирают свежие международные новости.
Занятия в гимназии продолжались как ни в чём ни бывало. Брест-над-Бугом пока не бомбили, и о войне слышали только по радио.
3
На выходных сообщили о боях под Томашувом-Мазовецким, и что польская армия стратегически отступает. Уже в понедельник на переменах шептались, что всех городских немцев арестуют и запрут в концлагерь. Но их этой затеи может ничего не выйти – ведь в жёлтой лютеранской кирхе, что неподалёку от площади, спрятано секретное оружие.
Вспомнили даже, что маршал Пилсудский был из лютеран. Неясно, что из этого следовало. Но этот факт почему-то казался всем очень важным.
После уроков Андрусь пошёл обыскивать кирху. Нельзя было допустить, чтобы секретное оружие попало в руки врага.
Надо сказать, что кирха сама по себе выглядит подозрительно. Построенная в функциональном стиле, она казалась сложенной из правильных параллелограммов, а формой напоминала большой жёлтый обелиск, установленный по неизвестному поводу.
Андрусь забрался внутрь через окно второго этажа, чтобы обнаружить: внутри пусто. Обшарив все углы, он попытался выйти через парадный вход, но оказалось, что там заперто.
Ну и ладно. Андрусь решил вернуться тем же путём, которым пришёл. Поднялся на второй этаж и уже там обнаружил, что за время его отсутствия окно бесследно исчезло.
– Эй, что за шутки!– возмутился Андрусь и принялся молотить кулаками туда, где, по его расчётам было окно.
Возможно, тут была замешана лютеранская магия. Не зря среди лютеран столько алхимиков!
А может быть, они сговорились с евреями из гетто и применили магию Каббалы?
Простейший вариант просто не пришёл ему в голову. Каббала и алхимия были не при чём. Просто плотник, нанятый магистратом, пришёл к кирхе с приставной лестницей, чтобы не выяснять где ключи. И заклеил окно фанерой для светомаскировки.
Фанера была самая обыкновенная. Такую легко пробить даже кулаком. Но Андрусь не смог – потому что перепутал направление и вместо окна молотил по деревянным перегородкам.
Со временем даже до него дошло, что это не помогает. И решил разрушить магию молитвой. Прочитал “Отче наш” (по-польски). Не помогло. Тогда затянул “Te Deum” на латыни. Ведь молитвы на латыни куда сильнее, ангелы берут их в производство вне очереди.
Но похоже не блиставший в хоре Андрусь фальшивил слишком сильно. Ангелы не услышали его молитв. Зато услышал проходивший мимо обыватель Кастрициан Базыка.
Сперва он просто снял картуз и перекрестился. Пение и удары продолжались, как ни в чём ни бывало. Тогда обыватель Кастрициан Базыка ускорил шаг – и тут же наткнулся на жандарма.
Перепуганный Кастрициан всё сразу и выложил. Так и так, из запертой лютеранской кирхи раздаются загадочные голоса. Возможно, сатанисты устроили там шабаш с целью подрыва духовных сил народов Второй Речи Посполитой.
Дело было серьёзное. Кирху оцепила полиция. Рядом прохаживались агенты контрразведки в одинаково серых штатских пальто. А из костёла, который был буквально в соседнем квартале, по ту сторону садовых зарослей, прибежал ксёндз Фабиан – чтобы нейтрализовать оккультную угрозу.
Когда на первый этаж ворвались неизвестные, Андрусь принял их за чертей и принялся отбиваться. В итоге, с подбитым глазом и уже без форменной фуражки, его запихнули в воронок и повезли в крепость, в гарнизонную тюрьму. Именно там польские власти содержали шпионов, сатанистов и слишком буйных депутатов парламента.
Он оказался недостаточно опасен, чтобы оказаться в Бригитках, поэтому пришлось довольствоваться камерой в гарнизонной тюрьме. Андрусю там не понравилось. Сначала его посадили в одну камеру с депутатом поветового совета, который оказался коммунистом, и жутко бородатым мельником из-под Вильны, – этот сидел по обвинению в колдовстве.
Сознательного гимназиста вызвали на допрос прямо посередине важного спора с соседями по поводу земельной реформы. А допрашивал незнакомый полковник, толстый, с отяжелевшими от пота усами и очень усталый от всей этой беготни.
– Зачем ты это устроил?– спросил полковник, даже не поднимая голову от бумаг.
– Я с чертями сражался,– ответил Андрусь. Потом спохватился и добавил:– Я думаю, это были красные черти.
– Почему, красные.
– Ну, коммунистические.
Полковник жевал губами и по-прежнему не поднимал голову.
– Это было несвоевременно,– наконец, произнёс он.
– Да, я знаю. Возможно, нам надо попытаться заключить с ними…
– Проваливай!
Выходить из крепости пришлось через Северные Ворота. Главные уже были к тому времени перекрыты допотопными лёгкими танками.
Над земляными валами синхронно взмывали лопаты. Гарнизон рыл окопы и пытался что-то минировать.
Экипажа арестованным не полагалось, поэтому от крепости до колонии Нарутовича Андрусь добирался пешком, через заросли и буераки уцелевшей полосы Эспланады.
Над головой, медленно, как шмели, проплывали грузовые самолёты. Они делали полукруг и уходили на посадку за железную дорогу. Гимназист знал – там, возле Адамково, недавно расчистили временный военный аэродром.
Андрусь так на них засмотрелся, что и не заметил, как свалился в небольшой топкий прудик, неведомым образом возникший буквально в десятке шагов от стадиона имени Пилсудского.
Домой он пришёл ещё мокрый. И сразу, с порога, рассказал Целестине о самолётах – чтобы избежать лишних вопросах.
– Это штабные архивы перевозят,– ответила Целестина. Она узнала про архивы от бабушки. А откуда это знала бабушка – как обычно, было совершенно неизвестно.
– Видишь, как много значит наш город!– радовался Андрусь.– Штабные архивы куда попало не повезут.
– Угу,– отозвалась Целестина,– Теперь, когда штабные архивы в городе, нас тоже будут бомбить.
4
Бомбардировщики здесь видели с первых дней войны, но они пока бомбили только крепость. Не хотели тратить бомбы на жилую застройку, которая и так будет захвачена.
Однако в городе хватало и других тревожных событий.
Уже на следующий день по гимназии объявили, что пан директор велел всем вместо третьего урока собраться на внутреннем дворе. И сразу стало ясно: дело серьёзное.
На это указывала архитектура гимназии.
Тут надо сказать, что смешанная гимназия имени Траугутта построена в форме пустого квадрата, опоясанного коридорами на первом и втором этаже. Внутри квадрата – внутренний двор, а посередине двора – не менее квадратный домик административного корпуса. На первом этаже этого домика – канцелярия, а на втором – архив и кабинет директора.
Таким образом огромная гимназия при желании просматривается насквозь прямо из кабинета пана директора. И переделать её в казарму или тюрьму, как это делали буры в Южной Африке, можно за один вечер.