Записки рыболова-любителя. Часть 6. Ельцинские времена. Том 6.1. Главы 557-624

Мы искали бруснику, но нашли очень мало. Зато по примеру Грады нагребли грабилкой вороники (чёрная ягода), крупной, которой там было местами всё усеяно. Кстати, спелая она и на вкус вполне съедобная, сладенькая. Ведро её стоит 500 руб. Мама из неё соку наделала. А набрали мы почти полный картонный короб, объёмом 22 литра, который я теперь таскаю в рюкзаке – очень удобно. И ещё новшество: ходим до леса в кроссовках (мама – в кедах), а сапоги несём в рюкзаке.

18-го и 19-го принимали в ПГИ толпу финнов (21 человек) из Оулу юнивёрсити. Визит дружбы сугубо ради человеческих контактов в виде обмена экскурсиями. Я толкал спич с трибуны, практически не заглядывая в бумажку, которую заранее приготовил.

Суть моего выступления свелась к тому, что я тут намедни впервые за бугор попал, в западную кантри и как раз в Финляндию, и был, конечно, impressed very much. Мы, к сожалению, не сможем на них такое же впечатление произвести, времена такие лихие, уж пусть не обессудят. И рассказал маленько про ПГИ. Как я понял, меня поняли.

И я, как ни странно, понял все до одного вопроса, которые мне задавали и сумел на них ответить. Потом финнов возили по городу, а вечером была пьянка в ПГИ, и мама тоже общалась с финнами по-английски. Нас обещали пригласить в Оулу, так что мама теперь тоже английский учит – по польским пластинкам для начинающих.

Я нащупал место в квартире, где оптимальный прием ВВС – в левом ближнем к стене углу письменного стола, обязательно на подставке настольной лампы, включённой в сеть. Оказывается, очень важно заземление.

Ещё мы с мамой были на выставке группы московских художников «Nuovochento». Кое-что ничего.

Ирину укусила оса под коленку, нога так распухла, чуть в больницу не положили. Михаил браво ходит в школу.

Целуем тебя и ждём писем. Папа.

В середине сентября ПГИ принимал большую делегацию (21 человек) финнов из университета Оулу с разных факультетов, в порядке, так сказать, культурного обмена, инициированного Пивоваровым и Кангасом. Возили их по городу, в Лопарскую, в Апатиты, я им про ПГИ в нашем актовом зале рассказывал, извинившись за свой английский, и за бардак в своём Отечестве.

Напоследок, разумеется, напоили их хорошо в нашей столовой, а Града Петрова им на обратную дорогу торт свой самодельный притащила. Всё это не без корысти, конечно, некоторой, в расчёте на встречное приглашение, которое и было обещано. У Сашули даже желание появилось английским заняться.

30-го сентября ночью шёл мокрый снег. А в октябре, считай, уже зима началась, с 9-го октября морозы установились до -11°, чаще всего -5°-7°, правда, бесснежные. Так что осень месяц длилась, если август ещё летом считать.

570. Сентябрь – октябрь. Очередной виток противостояния Мурманск – Апатиты. Главное не что, а как! Правоту горлом не докажешь

Кончилась осень, Учёные Советы начались, косяком пошли. Пивоваров из Штатов явился, созрел Устав института новый принимать. Создал комиссию по выработке Устава во главе с Власковым и поручил ей подготовить проект для вынесения на Учёный Совет.

Большинство членов комиссии, включая Власкова, склонялись не мудрствовать лукаво и принять за основу новый примерный Устав института, рекомендованный Академией, внеся в него уточняющие детали, характерные именно для ПГИ.

Против активно выступил Лазутин со своим проектом Устава, в котором предлагалось разделение ПГИ на два отделения: Мурманское и Апатитское с правом юридического лица у каждого, что фактически означало разделение на два института. Эта непотопляемая, в очередной раз всплывшая идея нашла, конечно, поддержку в Апатитах, хотя и там не у всех, а в Мурманске пожимали плечами:

– Им надо, пусть отделяются, выходят из ПГИ.

Короче, очередной виток противостояния Мурманск – Апатиты начался стараниями Леонид Леонидовича.

Первый Учёный Совет по Уставу состоялся в Мурманске 29 сентября. Как сообщил мне Слава Ляцкий, апатитские члены Учёного Совета, обсуждая ситуацию в поезде по дороге в Мурманск, пришли к мнению, что сегодня принимать Устав нельзя, дело, мол, серьёзное, обсуждение, конечно, начать нужно, но нет Лазутина, и лучше бы принимать Устав в Апатитах, на своём, так сказать, поле.

Заседание Совета в Мурманске вёл Пивоваров и при желании он мог бы поставить на голосование проект, предложенный большинством членов комиссии по Уставу, и он наверняка бы прошёл. Но у Пивоварова был в этот раз приступ примирительного настроения, и он не стал возражать против продолжения внесения поправок и их обсуждения на следующем Совете в Апатитах, намеченного на 8 октября.

А перед самым Советом Пивоваров заболел и в Апатиты не поехал. Пришлось мне там председательствовать. Я очень аккуратно провёл этот Совет. Проголосовал вначале процедуру обсуждения и тщательно ее соблюдал.

В результате удалось обсудить и проголосовать только второстепенные поправки, предложенные Мингалёвым и Терещенко, а на главные – лазутинские времени не хватило. Я сразу предупредил, что задерживаться сегодня мы не можем, поскольку нас будут ждать в автобусе в шесть вечера финны – Тауно Турунен и Ирке Маннинен, которых мы должны отвести в Мурманск.

Лазутин был страшно злой и вёл себя крайне невоздержанно, поняв, что дело сегодня не выгорело.

– Намгаладзе над нами издевается, не видите, что ли! Он сюда приехал только время протянуть, чтобы опять в Мурманск всё перенести. Я отказываюсь участвовать в этой комедии!

Я хладнокровно заметил, что он в числе прочих голосовал за процедуру обсуждения, которую я строго соблюдал. Где он раньше был? Мог потребовать сразу начать обсуждение со своих поправок. А теперь я не могу ничего поделать – финны ждут, я предупреждал.

Финны, которые приезжали к Лене Титовой и Яхнину по совместным научным делам, были снабжены на дорогу горючим в достаточном количестве, и у нас с собой было, так что мы не скучали по дороге из Апатит в Мурманск.

Кроме финнов и шофёра в автобусе – дряхлом ПАЗике – возвращались я, Власков и Боголюбов и выпили мы то ли четыре, то ли пять бутылок водки, расположив закуску на сиденье, положенном поперёк прохода, и стараясь не расплескать водку из пластмассовых стаканчиков.

В автобусе Маннинен щёлкал впотьмах автоматической камерой со вспышкой, а я уверял его, что настоящий фотомастер пользуется простой техникой, все эти ухищрения технические качества снимкам не прибавляют.

Наутро финны зашли ко мне в кабинет попрощаться со следами вчерашнего путешествия на лицах и были страшно довольны кофе с коньяком, который я им предложил в качестве средства от похмелья. Средство помогло, финны ожили, и мы даже что-то пообсуждали на предмет будущего сотрудничества.

На прощание Маннинен передал мне для Пивоварова цветную фотографию, которую он сделал: Пивоваров с женой и Куликовым где-то за бугром на борту чего-то на фоне скалистого берега. Я вспомнил свои вчерашние высказывания в автобусе о фотомастерстве и мне стало стыдно – я ведь тоже фотографию подарил Турунену, где он с Копытенко, Пеллиненом и Ауламо в Хельсинки снят на стоянке такси, качеством куда как похуже, не говоря уже о том, что чёрно-белую.

Финны уехали, а мне ещё предстояло в этот день создавать Кольскую Экологическую Ассоциацию, т.е. реализовать очередную затею Пивоварова, с которой мне ужасно не хотелось связываться, но Пивоваров, похоже, заболел серьёзно, у него чего-то воспалилось, температура высокая держалась, и деваться мне было некуда.

Назначенному сборищу представителей (в основном – руководителей) организаций Мурманской области, занимающихся (или считающих себя занимающимися) вопросами экологии Кольского полуострова, Пивоваров придавал настолько большое значение, что потребовал, чтобы его доставили из больницы произнести вступительную речь.

Я как раз угощал чаем и кофе апатитскую делегацию КНЦ штук из пяти директоров институтов в задней комнате пивоваровского кабинета, как привезли самого хозяина, в костюме и тапочках, пошатывающегося от слабости. Я, с похмела, наверное, ляпнул:

– А вот и сам Владимир Григорьевич, пока ещё живой!

Никто вроде ничего не заметил, а «пока ещё живой» Пивоваров нашёл в себе силы разулыбаться гостям.

На открытии совещания Пивоваров говорил сугубо общие фразы о необходимости объединять усилия в борьбе против экологических опасностей, нависших над Кольским полуостровом и всей Скандинавией, и больше всего потратил времени на рассказ о том, как возглавляемая им Крымская Экологическая Ассоциация боролась за закрытие АЭС в Крыму и победила.

Но слушателей особенно агитировать было не надо. Все прекрасно понимали суть происходящего: ассоциация создается под эгидой областного комитета по экологии, который, предположительно, будет иметь большие деньги (хотя бы со штрафов таких мощных загрязнителей среды как «Печенганикель» и Мончегорский комбинат) и будет их раздавать на экологические мероприятия.

Делить же деньги наверняка ассоциация будет, в этом её главный смысл, как тут мимо пройти, никак нельзя за бортом оказаться. Вот только причём здесь ПГИ?

А это уже Пивоваров – молодец, перехватил инициативу, не зря свою жену в облкомэкологии устроил (Наталья Борисовна работала там зав. каким-то отделом, кажется, информатизации), а с Вишняковым (председателем комитета) он теперь лучший друг, самого Калабина потеснил (Калабин – директор Института промышленной экологии Севера, зам. Калинникова – председателя Президиума КНЦ, претендент на роль главного эколога, пивоваровский антагонист не только в экологии, но и в борьбе за влияние на Калинникова).

Пивоваров после своего выступления отправился назад в больницу, а я вёл совещание дальше, выступив ещё и со своим докладом о возможности создания единого информационно-вычислительного экологического центра на базе ПГИ.

Возможности эти проистекали из наличия в ПГИ помещений и вычислительных мощностей – поступившей, наконец, из Минска IBM 4381, приобретённой совместно с Мурманским Центром Информатики за их рубли и «Створовские» доллары, а также из обещаний, данных «Экосом», нахально, впрочем, не выполнявшихся.

Комнаты «Экос» занял, а обещанная техника вот-вот, мол, поступит. Имелся, конечно, подписанный договор, условия которого не выполнялись «Экосом», и пора было применять санкции, но я не спешил, «входил в положение».

Имеющаяся IBM 4381 вкупе с ожидаемым от «ЭКОСа» «Компак Систем Про», действительно, давали крупные козыри для претензий на ИВЭЦ перед конкурентами – тем же калабинским институтом, Институтом Информатики (который возглавлял Кузьмин, бывший пэгэёвец, у которого я на «Наири» делал первые шаги в работе с ЭВМ) и Мурманским Гидрометом.

Зачем ПГИ этот ИВЭЦ нужен? Для престижу, и чтобы деньги от Вишнякова сосать – так отвечал на этот вопрос Пивоваров мне, а публично ПГИ занимал такую позицию: мы, конечно, не рвёмся этим заниматься, своих задач хватает, но поскольку понимаем важность экологических задач и имеем благоприятные условия для этого, гораздо лучшие чем у других, то так уж и быть, согласны взять на себя эту обузу, при условии соответствующего финансирования, разумеется, на обслуживание техники и базы данных.

Совещанию, впрочем, не удалось с ходу стать Учредительным: надо, мол, пока ограничиться Решением о намерениях, создать Оргкомитет Учредительного Совещания, рабочие группы организовать, что и было сделано, т.е. процесс пошёл, а я явился домой вконец обессиленный, двумя подряд председательствованиями с перерывом на водкопитие в автобусе.

То ли дело выпить после всей этой бодяги дома с символическим собутыльником Сашулей, которой я наливал рюмочку брусничной настойки, ею изготовленной, сам довольствуясь разведенным «Ройялом». В этот раз я делился с ней своими проблемами с Васильковым Василием Степановичем, нашим начальником планового отдела, неплохим, в общем-то, мужиком, но заполошным и довольно бестолковым.

С бухгалтерией, слава Богу, дело наладилось. По рекомендации Лены Пурышевой, нашего кадровика, взяли на должность главбуха её знакомую из военторга, Дубелир Татьяну Владимировну, маленькую женщину недалеко за тридцать, без высшего образования, но заочницу, достаточно уверенную и строгую с подчинёнными. Та привела себе зама, с которой работала раньше, и на том процесс формирования новой бухгалтерии завершился.

Теперь я хотел объединить её с плановым отделом в единую службу под началом Дубелир, исходя из накопленного опыта разборки конфликтов между старой бухгалтерией и плановым отделом с жалобами Ивановой и Василькова друг на друга.

Васильков это считал понижением своего статуса, обижался, а когда я высказал недовольство его работой на Учёном Совете, заявил о своём уходе. Я отнюдь не возражал. Более того, жалел, что раньше не согласился, когда он также демонстративно подал мне заявление об уходе.

Толку от него не было никакого, Саше Боголюбову приходилось самому его работу выполнять, а амбиций, конечно, вагон. Но заявив об уходе устно, Васильков письменного заявления не подавал, тянул чего-то, работу, возможно, искал, имитируя при этом какую-то деятельность в институте. Короче, и не работал, и не уходил. А уволить непросто, да и не хотелось круто с ним поступать.

Тут (дома за рюмкой) меня понесло философствовать на тему: «Главное – не что, а как!», то, что я вдруг осознал в последнее время как первостепенный лозунг для себя.