Исповедь коллекционера поражений

От вежливого ответа в общении с ней мой дед ушел в каком-то иностранном стиле. Он достал носовой платок и погрузился лицом в него, приводя в порядок наружные органы дыхания, встревоженные обилием неожиданно появившейся на них органической влаги.

– Я вас спрашиваю, гражданин?! – пошла в наступление женщина-администрация, отчетливым звуком ударов каблуков туфель чеканя кафель пола коридора.

Дед, как я понял, держал оборону лицом в носовом платке.

– Лягушонок! – злобно огрызнулся один из моих обидчиков, пригрозив мне кулаком, тогда как другой стал наслаждаться стремительно развивающейся атакой на новую жертву администрации.

Я, пользуясь затишьем на моем фронте, стал быстро облачаться в трусы и прочую свою одежду, что была разбросана по полу женской раздевалки. Мой обидчик не мешал мне, видимо, оттого, что не желал переступать порог деления территории по половому признаку, нарушение которого автоматически причисляло его к извращенцам. Натянув на тело некоторые вещи, я схватил с пола то, что осталось, включая пакет, и выскочил в коридор. Там, пользуясь занятостью женщины-администрации расправой над моим дедом, я прошмыгнул на мужскую территории, надеясь скрыться на ней и завершить начатые сборы, которые ставили точку на моем пребывание в состоянии позора.

Спустя непродолжительно время в бой двинулись свежие силы, то есть прибыло пополнение. Вот только жаль, что не на нашу сторону. На помощь в проведении воспитательной работы с пожилым мужчиной, пойманным без соответствующей экипировки и разрешения на пребывании там, где ему быть не следует, прибыли еще две громкоголосые «администрации». Поглумившись над стариком и предав его легкому позору через «пожурили и отпустили», уполномоченная на расправу троица принялась за меня, где с удовольствием бросилась обрабатывать тот факт, что оказался родственником своему преступнику-деду. Это они ни как не могли упустить!

– Мало того, что дедушка в грязной обуви и в верхней одежде разгуливает по спорткомплексу, нарушая санитарные правила, так еще и внучек проявляет склонность к извращению, голым находится в женской душевой! Что он там делает?! – громко, почти на все здание, звучало от женщины-администрации, не дававшей нам с дедом никак покинуть его пределы.

– Яблоко от яблони! – вторила ей вторая сообщница.

– Какой дед, такой и внук! – бубнила третья, специально делая все так, чтобы привлечь как можно больше зевак из числа посетителей, которые почему-то не очень охотно участвовали в посрамлении обличаемых в непотребном поведении людей, так как предпочитали проводить время на просторах интернета, куда попадали через свои телефоны.

В конечном итоге, пожурив какое-то время, нас отпустили, так и не приняв окончательного решения по нашим судьбам. Меня волновал вопрос о возможности продолжения занятий плаванием, так как желание быть высоким у меня не пропало, а только усилилось при появлении возможности ходить в бассейн. Попытка оправдаться и все объяснить провокацией со стороны двух юных врагов завершилась не начавшись, так как мой дедушка, не пытаясь ни в чем разобраться, предпочел поскорее покинуть неприятную ему территорию и увести меня с собой. Естественно, что мне он не дал сказать ни слова, с чем я смирился, решив покориться судьбе.

Снова оказавшись в коридорах спортивного комплекса, я неожиданно снова увидел своих обидчиков, видимо решивших потратить личное время на смакование расправы надо мной. Первый из них, заметив меня, заулыбался во всю широту своего наглого лица и скрылся за углом, откуда сразу же раздался довольно громкий звук шлепка от мгновенного соприкосновения чего-то большого обо что-то огромное. Проще говоря, от удара тела о мокрый пол. Так оно и вышло.

Свежо помытая и еще довольно влажная и скользкая поверхность послужила роскошной площадкой для приземления на нее не в меру шустрого в поведении объекта, кем являлся один из моих обидчиков, внезапно встретивший свою карму. Проходя мимо него, еще лежащего на мокром полу, я сочувственно принял его боль и слезы, что текли по его лицу, внезапно сменившем веселое и удовлетворенное выражение на полностью противоположное.

Его друг, горячо поддерживавший и разделявший с ним до этой минуты все выходки и проказы, в растерянности замер возле двери туалета, где, в испуге наблюдая одновременно и за мной, и за лежащим на полу товарищем, неожиданно получил удар по затылку той самой дверью. По всей видимости, это тоже было болезненно, так как звук от соприкосновения дерева и кости разлетелся довольно далеко. А получивший по голове злодей стал сразу же держаться рукой за ушибленное место, изменился в лице и почти заплакал, осознав, что карма пришла и к нему.

Весь оставшийся путь домой, что мы с дедом провели в салоне раритетного автобуса, прозванного в народе «скотовозом», я думал лишь о том, чтобы мне не запретили после всего произошедшего снова посещать бассейн. Желание подрасти, вырасти, вымахать, стать высоким, парализовало меня до мозга костей. Ни о чем другом я думать не мог. А мой дед, как назло, ни за что не хотел разделить со мной мои переживания и как будто вообще отсутствовал рядом, постоянно глядя куда-то вдаль, в пустоту, тем самым взглядом, которым еще час назад сканировал купающихся в бассейне девушек.

Возможность реализации мечты о высоком росте через занятие плаванием можно было выявить в моем случае только лишь опытным путем. Для этого я просто дождался следующего занятия и отправился на него теперь уже в сопровождении бабушки, так как дед в этот день был на работе. С одной стороны, это было мне на руку. Не заметив присутствие моего взрослого сопровождающего, оскандалившегося в прошлый раз проникновением в запретную для посещения без пропуска, сменной обуви и верхней одежде зону, работницы административной службы не нашли, соответственно, повода для разговоров. Ничем пока не провинившаяся перед ними моя бабушка подозрений не вызывала. А я, чтобы не привлекать к себе избыточное внимание, вызванное пережитым от моего зачисления в разряд извращенцев, нашел способ замаскировать себя хотя бы на некоторое время. Я надел очки.

Внешний облик откровенного школьного ботаника я дополнил аккуратно уложенными на пробор волосами и, торчащего из-под джемпера воротника рубашки, в которой обычно ходил в школу. Удовлетворившись своим видом в зеркале в прихожей, я утратил инстинкт самосохранения и уверовал, что моя маскировка выглядит идеальной, а значит, отведет от меня все подозрения в причастности к случившемуся на первом занятии. Так оно могло и быть, если бы не моя бабушка, полная иногда передовых взглядов, открытая и прямолинейная, громкоголосая и неудержимая в своих желаниях непременно что-нибудь сотворить, не сочла мой искусственный облик слишком слащавым на вид.

– Ботаник какой-то! – заключила она прямо перед входом в здание спортивного комплекса, когда уже не было времени что-либо менять или исправлять.

За этой фразой, произнесенной после того, как я неожиданно попался ей на глаза, она моментально растерла на моей голове созданную мною укладку волос, превратив ее в почти бесформенный пучок соломы, каким он обычно и являлся. Потом очередь дошла до очков, все это время носимых мною от самого дома, тогда как обычно я это делал только на занятиях в школе, чтобы видеть информацию на доске.

– Сними! Не напрягая лишний раз глаза! А то и впрямь как ботан! Чего напялил их?! – произнесла она, причем так громко и в такое неподходящее время, что ее слова услышали все, кто был сейчас поблизости и, как правило, тоже следовал на занятие в бассейн.

Среди таковых были как раз те два товарища, что устроили мне западню с моим незапланированным посещением женской раздевалки. Они шли следом и, возможно, не обратили бы на меня никакого внимания, если бы не моя громкоголосая бабушка. Все, что было ей сказано за секунду до этого, стало сигналом для начала новых нападок в мой адрес теми, кто посчитал не доведенным до конца прошлые проказы.

Впрочем, моя бабушка была ни в чем не виновата. Вернее, она всегда была такой, что часто упоминалось моим дедом в контексте фраз о личном сожалении по факту давнего вступления в брак с ней. Естественно, на пустом месте ничего не начиналось и требовало для старта особого подхода, выражавшегося в употреблении напитков, появление которых на столе не очень-то одобрялось самой бабушкой.

В этот раз я точно был на стороне деда и без всяких на то напитков. Моя маскировка слетела с меня за пару секунд. Сначала на свое место встала каждая волосинка на моей голове. Потом с лица на ладонь перекочевали очки. Не сдалась только рубашка, воротник которой держал твердую оборону на моей шее, но был замечен, судя по взгляду, бабушкой.

– Лягушонок! – донеслось до моих ушей подтверждение неодобрительного отношения ко мне со стороны партнеров по плавательному цеху, обогнавших меня на входе в здание комплекса.

– Это война! – сказал себя я, принимая вызов в неравной схватке, где на стороне противника были все те сильные стороны, которые я пытался создать в себе путем интенсивного занятия спортом.

Во-первых, эти двое были уже выше и крупнее меня. Как следствие, они были и тяжелее. Во-вторых, они не носили очков, а значит, хорошо видели, что давало им преимущество. В-третьих, их было уже двое. А, в-четвертых, они были наглее, решительнее, злее. Все против меня. Я – один, я – мельче, легче, слабее.

Но самое страшное, что реши я сейчас сдаться, как это могла сделать любая слабая сторона в любой войне, то у меня бы ничего не получилось. Слово «капитуляция» отсутствовало в словаре моих врагов, как отсутствовал у них и сам словарь. Оставалось только спасаться бегством или разбежаться, если я был во множественном числе. Но я выбрал третий вариант, который выбрал меня сам. Я стал ждать своей участи, надеясь на благоразумие своих противников или хотя бы на то, что это слово им знакомо.

Следующий удар меня ждал уже внутри здания спортивного комплекса, в его фойе. Рассекреченный усилиями бабушки, я предстал перед женщинами-администрациями, лично встречавшими всех прибывающих на входе. Взгляд их в мою сторону, выражение их голодных до расправы над слабыми глаз, выдало наличие у них великолепной памяти и четкой картины случившегося несколько дней назад. Меня проводили взглядами с той интонацией, что будут непременно следить за мной и обязательно поймают в том случае, если я опять встану на путь извращенца. А по моей вине это будет или нет, становилось неважно, потому как только что началась война, где, как известно, приговор приводят в исполнение без суда и следствия.

Третий удар последовал почти сразу за вторым. И нанесен он был двумя моими одноклассницами, взбодрившими меня своими до боли знакомыми мне голосами:

– А это кто тут такой?

Имелся в виду я! Увидев меня, девочки громко засмеялись, начали тыкать в меня своими длинными пальцами, усеянными колечками бижутерии и украшенные такими же длинными искусственными ногтями.

– Посмотрим-посмотрим на Халка! – снова засмеялись они, теперь еще громче, что даже мои враги обратили на это внимание.

– Лягушонок – Халк?! – сказал один из них и заржал.

Именно заржал, а не засмеялся.

Я же чувствовал себя раздавленным. Ватерлоо встретило меня в самом начале боевых действий. Противник наступал и громил меня по всем фронтам. Оставалось ввести в бой только самую тяжелую артиллерию в виде администрации спортивного комплекса, что была наготове и ждала сигнала к атаке.

Мои одноклассницы уже второй год посещали бассейн, где шлифовали свои уже довольно серьезно сформировавшиеся по-женски фигуры и тела. Они были высоки, стройны, длинноноги, хороши лицом. В общем, просто красавицы или к ним себя относящие. Вокруг них уже вились кавалеры из числа, конечно же, ребят постарше. А сами девочки, в свою очередь, купались в аплодисментах, комплиментах и овациях. Добавлю проще: были звездами нашего класса.

И вот под их прессинг я и попался.

– Мы сейчас с балкона поглядим, как ты тут плаваешь! Видео снимем. Так что иди, готовься, разминайся, – смакуя, произнесла одна, заранее готовя свой телефон к съемке незабываемых кадров с моим участием.

– Да подкачайся пока! – добавила вторая и указала в сторону открытой двери в тренажерный зал, где как раз тренировались парни с довольно развитыми телами.

– Пока не поздно! – перебила ее первая, и они обе засмеялись, как обычно это делали перед началом сбора видеоинформации саркастического, на их взгляд, характера о любом человеке, кому предстояло выполнить роль их личной жертвы.

Не помня себя, ничего не видя перед собой, опустив голову, положив ее на грудь, волоча ноги, я пошел в раздевалку. Машинально сменив там одеяние на плавательное, я так же подавлено переместился к бассейну, где принялся разминаться под руководством того самого тренера в очках с огромной толщины стеклами, делавшими его глаза настолько большими, что их реакцию на происходящее вокруг можно было увидеть издалека. Затем я очутился в воде, где так же машинально принялся выполнять все то, что слышал от наставника, находившегося все это время, как и принято, вне воды.

Через некоторое время я перестал смотреть на парапет балкона, простиравшегося высоко над бассейном и вдоль него, где никак не хотел видеть своих насмешливых одноклассниц. И, конечно, давило на меня их обещание мне следить за мной, пока я занимаюсь плаванием, и снимать об этом видеоролик, который, как было принято у них, потом сразу должен был перекочевать на просторы всемирной паутины, а именно в ряд ее конкретных сетей с обособленным контингентом зрителей.

Девочек на балконе не было. Не было ни в начале, ни в середине тренировки, ни в конце. Впрочем, о конце я уже и не думал. Просто забыл о них и все. Увлекся плаванием и спустя некоторое время отключился от всего гнетущего, что преследовало меня и атаковало по всем фронтам не везде объявленной войны. Как минимум один фронт, а именно девичий, был расформирован. Скорее всего, его идеологи просто нашли себе новое занятие или просто поспешили домой, решив не тратить на травлю моей персоны своего драгоценного времени.

Однако ждать затишья мне пришлось недолго. К середине занятия стало заметно, что через примерно равные интервалы времени наш тренер уходит в свой офис на одну-две минуты, а потом возвращается из него к бассейну, прижимая ко рту кулачок, будто бы что-то съедал в тайне от всех. Его лицо, при этом, всякий раз становилось все румянее. Глаза в очках начинали приобретать особый блеск. А после четвертого захода он и вовсе повеселел, заулыбался и раскраснелся так, что его лицо стало равняться на цвет спелого помидора.

Этим положением дел и воспользовались мои враги. Сначала, неожиданно для меня, кто-то резко схватил меня за материал плавок и рванул их куда-то вниз, едва не оголив меня до состояния, пригодного только для посещения душа. Лишь невероятная ловкость, неведомо откуда взявшаяся у меня, спасла мою личность от нового позора. Плавки остались на мне. А вот тренировка сразу же после этого приняла характер ухода от постоянного преследования. Тут-то и дало о себе знать очередное отсутствие тренера на игровом поле, когда особо недисциплинированные его подопечные стали расслабляться в воде и вести себя так, налицо стала их вольность, выражавшаяся в замедленных действиях, постоянных перекличках, смехе и переходе весьма интенсивной тренировки в стадию комфортного наслаждения.

Отсутствие наставника в поле зрения позволило провести против меня очередную атаку. Готовясь к ее отражению, я постоянно держал на глазах своих врагов и соблюдал ту дистанцию, что не позволяла бы им переходить к самым решительным действиям. Однако я не учел, что вода всегда граничит с сушей, и бассейн не является тому исключением. На этом основании, продолжение боевых действий состоялось именно с берега с резким входом в воду.

Спокойно плывя от очередного рубежа к следующему, я успел заметить боковым зрением, что кто-то стремительно разгоняет свое тело на берегу вдоль кромки бассейна и бросает его в мою сторону. Последующее событие внезапно стерлось их моей памяти, так как во время выполнения обычного для пловца движения тела, я увел лицо в воду, тем самым не увидел того, что произошло потом.

Потом я открыл глаза уже на берегу, где лежал на мокрой и довольно холодной плитке пола, а надо мной склонялись медсестра, две женщины из администрации, уборщица и охранник. Из того, что со мной случилось, я запомнил только громкий хлопок чего-то большого и тяжелого о воду и сильную боль в моей спине и затылке, сопровождавшуюся хрустом кожи, костей и волос друг о друга. Перед глазами все плыло. Солнечный свет ударял с фланга по зрачкам, отдаваясь незначительной болью. Руки и ноги были словно ватные и сильно расслабленные.

– Фу-у! Живой! Очнулся! – выдавил из себя представитель бдительной службы безопасности, служебного рвения которой не хватило на предотвращение локальной войны самого местного характера.

– Ну, наконец-то! – вытянула из себя администраторша и страдальчески закрыла нижнюю часть своего лица рукой.

– Ну, как же так? – почти выкрикнула медсестра, обдав меня тем самым запахом, что иногда отчетливо исходил от моего дедушки в те моменты, когда бабушка его за что-то бранила.