Будни ваятеля Друкова

Дальше спорить мысленно со своим детищем и, фактически, шедевром Друков не стал. Осуждающе глянув на Джека, он прошёл в свой не такой уж и запущенный и неухоженный дом, конкретно, в спальную комнату.

От накопившейся в организме усталости Денис Харитонович уснул на диване прямо в костюме, туфлях, шляпе и с кейсом в руках. Но спал он со счастливой улыбкой… на худом и слегка рябоватом лице.

Всё доброе у Дениски пусть не сразу, но сбывалось. Своими трудами, постоянной суетой, служением искусству, прославляющему торжество нечисти в глубинах Разгуляндии, он, можно сказать, достиг самых желаемых результатов. В честь его был назван один из переулков в Хэллоуине. А на центральной площади, перед зданием администрации стояла огромная, трёхметровая чугунная статуя, изображающая лично его, Друкова.

Фигура с очень большим функциональным смыслом. Обе руки её были вытянуты вперёд, в сторону запада. В левой – статуя держала улыбающуюся маску беса, как положено, с рогами; а в правой – человеческий череп. Простенько, но со вкусом. Но, вместе с тем, и оригинально.

На голове у монумента сидела большая зловещая птица с раскинутыми в разные стороны крепкими крыльями и острым клювом. Сова немалых размеров, готовая растерзать весь окружающий мир, словно неорганизованную группу полевых мышей, вызывала у многих, особенно, приезжих чувство активного ужаса или, в крайнем случае, животного страха.

Автором памятника самому себе и торжеству нечистой силы в отдельно взятом посёлке являлся, конечно же, Денис Друков. Не так уж и давно здесь гордо возвышался тоже чугунный, но совсем другой монумент. Разумеется, и площадь носила конкретное официальное название. Теперь же народ, постепенно привыкающий к сатанинским маскам, этот палисадник с чугунным монументом неофициально назвал Площадью Большого Вампира. Такое название – тема для размышлений и невнятных предположений.

Кто, конкретно, подразумевался под ним, оставалось загадкой на долгие годы. Может быть, через каких-нибудь сто лет откроется и эта тайна, как и многие другие. Да что толку? Найдутся мудрецы, которые с наигранной досадой, просто скажут: «Опять широко шагнули, но снова… ни туда, куда следовало».

Но на самом деле, Друков был совершенно иным человеком, характером и духовной субстанцией своей никак не связанный со своим творческим амплуа. Даже признаков слабого протеста против чего-то существующего нельзя было разглядеть. Самовыражение художника, и не больше. Денис не был по натуре своей кровожаден. Сочувствовал и материально помогал детям трубопроводов и не всегда понимал того, что творит Задорный Теннесист.

Справедливый и разумный Друков не мог этого постичь, как и абсолютное большинство граждан Разгуляндии. Абсурд абсурдом, но надо «рулевым», незаконным путём пришедшим к власти, хоть какую-то совесть иметь… Но чего у них в помине не было, то уже и не появится. Факт.

А пока Дениска спал, почти блаженно раскинув руки в стороны. Ему уже нечего было желать. Организация личной семейной жизни и большие деньги его не интересовали, славы ему, вполне, хватало… Тем более, что начинало сбываться самое главное. На его немалом приусадебном участке в кратчайшие сроки скоро будет построена большая каменная мастерская, литейный цех из футеровочного кирпича, и возведено всё, что остро необходимо для такой вот не очень лёгкой и серьёзной работы.

Правда, сейчас ему, как и обычно, снились кошмары. Сначала министр культуры областного центра, Курдюмина, задрав выше головы подол своего платья, пыталась сесть своим лохматым «инструментом» прямо на его не такой уж и большой нос. Но он умудрился спастись бегством, спрятавшись в ближайшей собачьей конуре.

Переждав время, когда министр культуры исчезнет в пространстве, он на четвереньках выполз наружу из собачьей будки, которую давным-давно покинул крепкий и задиристый пёс Вулкан. Кобель убежал прочь от опасного места вместе с цепью. Но не только в снах Другова, но и реально, с тех пор, как на участке появилась зловещая статуя Светильник Джека, кроме полыни, на двадцати сотках ничего не произрастало, птицы улетали прочь, а нормальные люди проходили мимо Денискиного дома, осторожно, на цыпочках. Но ненормальных Хэллоуине проживало гораздо больше.

Но опасливые и осторожные, всё же, проходя мимо дома Друкова, осеняли себя крестом и, как могли, обращались к богу. Среди них имелись даже ярые атеисты. Что уж там говорить, ведь даже дождевые черви в панике уползли отсюда в далёкие края, наверное, на юг. Получается, не просто выползки, а разумные.

Обидно очень, но вот пока не все понимали прелестей и радостей самобытной и неповторимой заокеанской культуры. Попробуйте посадить мексиканский кактус среди здешних цветущих помидоров. Ничего не получится. Он в знак протеста сбросит свои колючки и демонстративно зароется в благодатную землю, даже удобренную навозом.

Правда, в целом, замечательный праздник Хэллоуин, всё-таки, прижился и пришёлся по вкусу подавляющему большинству усердно зомбированной части большой страны.

А далее Дениске приснилось, что его творение, чугунный Светильник Джека на двух ногах, идёт на него по полынному пространству, высоко подняв над своей светящейся красной головой огромный топор. «За что ты на меня обиделся, Женя?» – обливаясь обильным потом, прошептал Друков и проснулся.

Денис Харитонович открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света люстры. Он в некотором смятении обратил внимание на то, что раздет догола. Кто же такой заботливый? Не чугунный же Джек его раздел. Нет, явно, не он. Перед ним стояла тоже обнажённая и улыбающаяся совсем молодая женщина, поселковая красавица Раиса. Не брюнетка. Наоборот, блондинка, причём не крашенная. Натуральная. Синеглазая, с аккуратными чертами лица.

Её притягательный и до боли знакомый половой орган был тщательно выбрит и, как бы, тоже улыбался, но не горизонтально, а вертикально, находясь напротив усталых, но проницательных глаз Дениски. Скульптор и поэт, тяжело вздохнув, сунул в её не очень широко распахнутую вагину указательный палец, почему-то понюхал его и отрешённым голосом пробормотал:

– Но ведь, Рая, ночь на дворе.

– А я хочу быть везде, всегда и всюду с тобой, Денис Харитонович, – она присела на край дивана и начала катать левой рукой его волосатые «шары». – Я хочу быть всегда с тобой. Ты можешь это понять?

– Почему, Рая, ты этого так остро желаешь? Аргументируй!

– Потому, что ты – особенный человек, ты – гений. А ещё – большая лапочка.

– А что мне прикажешь делать, если вдруг очень многие женщины этого пожелают? Что произойдёт?

– Нормально всё получится. Я ведь всегда терпеливо жду, Денис, а потом возвращаюсь к тебе. В крайнем случае, я буду их… мочить. Но не думаю, что дело до таких действий дойдёт. Я щедрая и готова делиться своей радостью со всеми.

– Но не всё так просто, Рая, – прошептал Друков. – На меня открыл охоту Задорный Теннисист. По каким-то странным причинам он намеревается меня ликвидировать.

– Ах, ты глупенький мой! – заворковала Раиса. – Фантазёр и дурашка! Да если бы наш уважаемый Игнат Игнатьевич пожелал бы тебя убить, то он сделал бы это в течение пяти минут. У него в таких делах проблем не имеется.

Висящий на стене портрет, на котором был изображён Задорный Теннисист, зашевелился и кроме этого, задёргав толстыми, мясистыми губами и завертев мутными глазами, расположенными, как два ствольных отверстия снайперской винтовки наставительно сказал:

– Слушай, Друков, Раису. Она дело говорит. При слишком остром желании я уничтожил бы тебя ещё… вчера. А пока я только прикидываю, что и как.

– Какого же тогда тебе чёрта от меня надо?! – возмутился Дениска. – Чего ты мне всякие козни строишь? Хочешь отобрать у меня звание и значок Лауреата государственной премии, так и забирай! На кой он мне ляд?

Но портрет больше не шевелился и не издавал никаких звуков, даже самых простых, непонятных и неприличных. В общем, никак не реагировал на слова Дениса Харитоновича Друкова.

Правда, по-прежнему, как обычно от образа его величества президента несло спиртом и одновременно перегаром. Но Друков давно уже к этому привык.

– С кем ты так яростно и принципиально разговариваешь, Дениска? – задала, вполне, правомерный вопрос Раиса. – Кроме нас здесь ведь никого нет.

–Я с тобой, Раиса, беседую, – смутился скульптор. – Мне вот интересно, какого чёрта Задорному Теннисисту от меня надо. Ведь я, вполне, благонадёжный гражданин, ни в каких подпольных клубах, организациях, партиях не состою, хотя запросто мог бы…

– Он просто хочет тебя немного попугать. Ты, наверное, Денис Харитонович, плохо освоил теорию диктатуры научного и практического демократизма и в жизни и творчестве не всегда опираешься на неё. А это обижает и раздражает Игната Игнатьевича Клюкина.

– На что там опираться?

– Но согласитесь, Дениска, с тем, что очень многие представители в своём творчестве активно опираются на эту теорию и, вообще, на мнение нашего уважаемого Игната Игнатьевича.

– Этой своре бездарей и начётчиков больше не на что опираться. Талантами их обделил и господь, и дьявол. А я видел эту книгу. На многих тысячах её страниц нарисован только кукиш и мужской половой орган. Больше ничего, представь себе!