Будни ваятеля Друкова

Будни ваятеля Друкова
Александр Николаевич Лекомцев

Увлекательный роман, в котором происходят нелепые и нереальные события не является даже подобием отражения нашей текущей действительности. Он – своеобразная притча о том, чего не может и не должно быть. Читателю будет приятно познакомиться с оригинальными и неадекватными героями книги. Впрочем, уже давно размыта грань между реальностью и фантастикой, и зачастую явная глупость и несуразица помогают нам становиться если не мудрыми, то, во всяком случае, относительно умными.

Александр Лекомцев

Будни ваятеля Друкова

«Верую, ибо абсурдно!»

Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан,

христианский писатель и теолог

Возвращение к самому себе

Относительно молодого, сорокалетнего, довольно процветающего скульптора-самоучку Дениса Харитоновича Друкова уже несколько лет подряд мучили и терзали ночные кошмары. Понятно, что о себе давала знать постоянная работа, потому в голове и творилось чёрти что. Но как же ни работать, если его старания дают определённый доход, ибо многие желают остаться запечатлёнными на века или долгие годы в камне, бронзе, чугуне, в крайнем случае, в гипсе.

Когда имеются деньги, то скромность ни к чему. Она – рудимент или даже атавизм, от которого следует освободиться навсегда, то есть до гробовой доски. А дальше, как говорится, видно будет. Возможно, и в тех, загробных, краях особо уважаемых и предприимчивых господ и дам ждут ангелы с хлебом-солью, с духовым оркестром, с цветами и, главным образом, с ощутимыми банковскими счетами в тамошних оффшорах.

Но в течение последних двух-трёх недель во сне, по ночам, Друков чётко и ясно видел себя гражданином страны полного абсурда, которую называли Разгуляндия. На протяжении тысячелетней истории страны очень часто, как бы, уважаемыми господами и дамами отрицались те положительные исторические вехи и моменты, которые народ считал достижениями. Постоянные резкие перемены подавляющую массу людей не радовали потому, что доводили их и без того не слишком благополучное существование до не особо цветущего состояния.

Что касается того самого, «простого» народа в абсурдном мире, конкретно, в Разгуляндии, то в тех, не совсем адекватных и диких местах он был доведён не до бедности, а в основном, до абсолютной нищеты. Его олигархи, воры, компрадоры, депутаты и многочисленные чиновники ласково и одновременно, с любовью, но, может быть, некоторые и презрительно называли – «дети трубопроводов». Шла активная интервенция, оккупация и разграбление страны, в основном, барыгами и жульём, проживающими в столице Труба отдельной страны тамошнего мира.

Такую вот, довольно неадекватную страну, регулярно посещал Денис Другов во сне, по ночам.

Там почти любой здравомыслящий человек понимал, что обманутых, ограбленных, нищих, бедных, обездоленных людей следует назвать не детьми, а жертвами трубопроводов. Более чёткого и точного определения дать невозможно. Но и «дети» звучало цинично и пошло, издевательски.

Абсолютное беззаконие здесь было возведено в закон и всё, что принадлежало народу и государству ранее, вдруг стало частной собственностью. Каким образом и почему это произошло, дети трубопроводов не понимали. Но они и не роптали на жизнь. Ведь их многочисленные центральные телевизионные каналы ежечасно и ежеминутно убеждали в том, что так и должно быть, что скотское состояние ограбленных людей – абсолютная и обязательная норма. Там безраздельно царствовал полный абсурд, объявленный объективной и даже необходимой реальностью. Но потусторонних миров бесконечное множество. Вероятно, этот даже с натяжкой никак нельзя назвать самым лучшим, то есть совершенным и справедливым.

Благодетелями, как раз, были объявлены те, кто присвоил фактически всё, что имелось на земле и под землёй. На протяжении долгой истории народу Разгуляндии, приходилось не сладко. Но такого, что происходило в стране сейчас, никогда, ни в какие века, не наблюдалось. А теперь вот, пожалуйста…Надо сказать, что и во всех остальных странах той обители дела обстояли не лучше.

Путешествуя по Разгуляндии в своих тяжёлых и страшных снах, Друков видел великое множество трубопроводов. По ним за границу новые хозяева по сходной цене продавали всё, что ещё осталось в несчастной стране. По специальным усовершенствованным трубопроводам за кордон шли не только газ и нефть, но и вода, лес, руда, уголь, рыба… Технология дешёвой распродажи того, что издавна, исторически принадлежало, как раз, нищим и обездоленным детям трубопроводов, находилось на высоком уровне, и этим узурпаторы гордились.

Но Денис Харитонович воспринимал бы такие сны, как не должное, но самое обычное, естественное явление, если бы в них постоянно за Друковым ни гонялись какие-то черти, мертвецы, огромные птицы и звери. Не так часто но в тех живописных местах его варили живьём в большом котле, отрывали ему руки и ноги, прокручивали его тело, вместе с костями, в бодрствующем состоянии в огромной механической мясорубке… Но он, творческий человек, понимал, что любую кошмарную чертовщину можно преодолеть. Ведь это, всего лишь, сон.

По правде сказать, его в реальной жизни волновали эти постоянные ночные кошмары, а не повальная бедность и нищета обманутых, «лишних» людей Разгуляндии. Как бы, жуткая «сказка», но волнительная. Так вот, по причине естественных переживаний Друков постоянно просыпался очень рано, если не глубокой ночью, то под самое утро, и долго не мог прийти в себя.

Разве одни только пёстрые петухи встречают начало нового дня за час или даже более до рассвета? Нет. Не только они, но ещё и таксисты, ночные алкоголики, грабители, мелкие жулики, наркоманы, проститутки, гастробайтеры, столичные гости и некоторые другие личности… В этой массе по причине своих жутких, несуразных и абсурдных снов находился ещё и Друков.

Если он просыпался среди ночи, то уснуть уже не мог. Но нет худа без добра. Зато имелось немало времени для того, чтобы прийти в себя от ночных ужастиков и приступить к постоянной, текущей работе. Он же ведь не какой-нибудь хрен с силосной башни, а гениальный скульптор.

Размышляя о бренности жизни и её определённых сложностях, да и некоторой несправедливости, он выходил на улицу, выносил в двух больших полиэтиленовых пакетах накопившийся за день мусор в специальные контейнеры, стоящие не так далеко от его высотного дома. Мусоропровода в его многоэтажном здании не имелось. Но его всегда радовала не очень долгая ночная прогулка.

А что потом? Но тут ясно. Как обычно, Друков наспех завтракал и продолжал заниматься своей постоянной работой, как говорится, ваянием. Сначала этюды, потом малые формы, затем отливка их в гипсе… Тут дел до чёртовой матери. Но шкурка, как говорится, стоила выделки.

Ведь сейчас скульптору даже средней руки можно при некотором старании жить в столице довольно не так уж и плохо. Заказов море от тех господ и дам, которым некуда девать деньги. Что уж тут поделать, если определённая часть населения вдруг стала преуспевать, а подавляющая – стремительно беднеть, превращаясь в нищих и бездомных.

Правда, пока не в такой степени, как в Разгуляндии. Но, наверное, всё так и должно быть, вероятно, всё это справедливо… Кто умеет, тот и процветает. Ничего страшного, что за счёт других. Это мелочи жизни. Самое главное заставить простолюдинов верить в светлый завтрашний день, а там уж даже для мелкого проходимца всё пойдёт, как по маслу.

Конечно же, Россия, по сравнению с Разгуляндией, была самым настоящим раем. Худо ли – бедно, но люди как-то существовали и периодически радовались жизни. Но вот в кошмарных снах Друкова, в стране, в которой он обитал во сне, творилась жестокая несправедливость. Нищих в ней было десятки миллионов, просто бедных – и того больше. Особенно много их развелось за чертой столичного города Труба. Чем дальше летишь, едешь или шагаешь на восток, тем всё больше и больше голи перекатной, выходцев из народа.

Сам дьявол не успел глазом моргнуть, как в Разгуляндии произошло резкое и чёткое разделение на «простых» и «сложных» людей, объявивших себя владельцами всего того, что раньше принадлежало народу или, в крайнем случае, государству. Медицина, образование и многое другое там не так и давно было бесплатным, жильём людей обеспечивало государство, практически исключалась безработица, нормально оплачивался труд, не бедствовали пенсионеры.

Даже в страшных мыслях люди не могли представить, что кто-то умелый и продуманный не просто их обворует, но и заставит уходить на заслуженный отдых позже на пять лет, называя и без того ничтожные остатки человеческого существования пошло и мерзко: «период доживания».

Так произошло потому, что люди страстно и безумно желали какой-то, особенной свободы, великого роста личного благосостояния. Хотели – и получили абсолютное процветание для… отдельно взятых граждан. Всё случилось ровно так, как с пушкинской старухой из нетленного и мудрого произведения «Сказка о рыбаке и рыбке». Подавляющее большинство осталась у разбитого корыта.

Сны, разумеется, в большой степени – одна из зон абсурда. Так, по крайней мере, принято считать. Но народу, основным обманутым нищим массам Разгуляндии, всё-таки, Друков сочувствовал. Существующее положение дел в той стране даже с натяжкой и капитализмом никак нельзя было назвать. Скорее, эта одна из зловещих разновидностей активно процветающего разбоя под руководством невменяемого президента, постоянно пьяного Игната Игнатьевича Клюкина и его бандитского окружения, которого буквально все с любовью и придыханием называли Задорным Теннисистом.

Как утверждала тамошняя элита, уважаемый господин Клюкин в молодости увлекался этим видом спорта, обожал его. По этой причине его часто изображали на разного рода и вида портретах изображали очень мудрым и красивым, с теннисной ракеткой в правой руке. Порой на них красовалась и одна из его мудрых фраз, вероятно, с глубоким социально-политическим смыслом: «Что? Понимаешь…». Разве этого мало? Для хронического алкоголика и вора широко размаха, вполне, достаточно.

Немало было людей, которые категорически не замечали того, что от всех портретов, на которых изображён Клюкин, несло, если не свежим спиртным, то водочным перегаром. В обязательном порядке. Но что тут поделаешь? Просто, весёлый человек и глубоко… уважаемый.

Довольно частым гостем Клюкин был дорогим гостем в тамошних заокеанских Штатах, которым продал по дешёвке или просто подарил, от имени народа Разгуляндии, всё, что никогда и ни при каких обстоятельствах не могло принадлежать лично ему и его приближённым ворам, разбойникам и грабителям,

В естественном для него, пьяном состоянии он выступил перед элитой заокенских Штатов с короткой, но слезливой речью.

В ней он прямо сказал, что очень желает, чтобы народ той страны постоянно процветал и продолжал, вместе с их политической, элитой жировать на чужих костях. «Главное, чтобы людям вашей замечательной и особой страны было очень хорошо, – смахивая с пухлых щёк пьяные слёзы произнёс Задорный Теннисист, – а наш народец и так… обойдётся. Чем меньше его останется в Разгуляндии, тем лучше. Нет человека – нет проблемы. Ура!»,

Одним словом, благодаря Игнату Игнатьевичу и его диким и наглым соратником, точнее, подельникам, пришло бесовское время правительству и прочим главным бандитам Разгуляндии материально и морально заботиться о самих себе и тех, кто успешно при их поддержке возводил дворцы, замки и терема на человеческих костях и не только здесь, в отдельно взятой стране, но и за рубежом. Такие вот жуткие сны постоянно мучили и терзали Друкова.

В то время, когда шло планомерное уничтожение нормальных людей той несчастной страны, олигархи, компрадоры, воры, бандиты, чиновники и явные колобрационисты работали на укрепление экономики чужих стран. Жестокий и мерзкий абсурд они превратили в явь, если токовой можно было считать жуткие сны скульптора Дениса Друкова.

Но такой вот расклад если постоянно волновал Дениса Харитоновича, то лишь в такой степени, что виденное им по ночам было, все-таки, сном, блефом и, в целом, явным абсурдом. А все нереальное не может быть веской причиной для слишком уж глубоких переживаний.

Кроме того, Друкова можно было считать счастливчиком, ведь он жил и творил в справедливой, процветающей реальной России, и не такие уж малые деньги зарабатывал честно и почти регулярно. Заказов хватало. Всё ведь под небом – в самых разных статуях… В основном, это тучные фигуры на лошадях и на другом транспорте, в разных позах, причём не только на кладбищах, но и во многих других культурных местах и обширных частных подворьях.

Предостаточно имелось в России и таких господ и дам, которые решили себя прославить и при жизни, к примеру, воплотиться в чугунном двойнике, непременно, как ни странно, «от имени народа». Но это ничего, терпимо. А вот в Разгуляндии огромную терпеливую толпу бесовские силы явно превращали в строительный материал для проведения дальнейших замысловатых экспериментов. Понятно, что для личного процветания.

Приснился Друкову и нынешней, но уже минувшей ночью, как обычно, очередной кошмарный сон… Он, конечно, осознавал, что такие видения рождаются на базе физического переутомления. Но опять ваятель оказался в этой жуткой Разгуляндии. Денис Харитонович понимал, что тому, кто мыслит образно и, вместе с тем, абстрактно, совсем не сложно погрязнуть в бескрайнем болоте абсурда, который во всех областях культуры и даже науки борзые господа и дамы той страны окрестили постмодернизмом.

Ведь звучит странновато и весьма преждевременно такое определение, поскольку ещё и модернизма-то, как такового, в Разуляндии не наблюдалось. Правда, жалкие потуги и попытки имели место… быть.

Но всякие дешёвые бездарные и невнятные поделки в кино, на сценах театров, в музыке, в живописи, литературе и т.д. не в счёт. Это обычный разгул (или самовыражение) тех творцов, которым следовало бы заниматься погрузочно-разгрузочными работами на тамошних овощных базах, а не превращаться в преждевременный, но пожизненный памятник беспредельной глупости и явного невежества. А ведь ещё и премии застенчиво получали… друг от друга.

Такого рода «творцы» за счёт обновлённых пристрастий зомбированных господ и дам всегда делали крутые «бабки». Даже не все из них понимали, осознавали, что безжалостное и неподкупное время уже слило «гениев» с их творениями в безмерный унитаз. Возмущались, но, как говорится, плыли туда, куда им положено.

Но Денис Харитонович старался халтуру не гнать. Совестливым был и принципиальным даже во сне. Он чётко осознавал, что в той Разгуляндии уже не постмодернизмом назойливо и усиленно веяло или пахло, а зловеще воняло своеобразным… постпатриотизмом. Он там был в большой моде, особенно у олигархов и магнатов тамошней отечественной, образно сказать, кройки и шитья.

Страна из его кошмарных и диких сновидений стояла на голове, по системе йогов, только в слове «йог» в данном случае «г» уместно было бы заменить на «б». В какой-то степени это и являлось бы характеристикой деятельности не «простых», а «сложных» людей, прикипевших своими грязными лапищами к «рулю», жадных до власти и до изысканного разбоя и грабежа. «Своим детишкам – на молочишко».

Сними шкуры с многих десятков миллионов «лишних» людей и… барствуй! Но не только с людишек, Они активно пытались снять шкуры даже с солнечных зайчиков. Правда, это у них не получалось.

Но имел же право Друков, хотя бы, мысленно, протестовать против того, что в абсурдном мире его снов существует, в угоду, чёрт знает кому и не понятно зачем, самая настоящая страна господ и рабов. А людей, которых можно было использовать в качестве вещей, было во многие сотни раз больше, чем тех, кто превратил их, по сути, в безропотных и безвольных животных.

Но даже там, в абсурдном кошмаре Друков оставался художником или, по крайней мере, старался быть таковым везде, всюду и всегда..

Разумеется, Денису не чуждо было новаторство в искусстве. Он, конечно же, считался, в какой-то степени, и авангардистом. Но в пределах разумного, не до такого края, чтобы прибывать мошонку своего полового органа к мостовой или малевать на холсте какой-нибудь зеленый параллелепипед. Зачем? Вероятно, только для того, чтобы отличиться и порадовать недоумков, которые обязательно назовут это безобразие верхом совершенства, ярким самовыражением творческой личности.