Неолит – не заграница

Относительно приведённый в порядок и схоластично приодетый, отец Алексея стал походить на нормального человека. Правда, выдавал в нём тревогу и волнение бегающий, неспокойный взгляд.

– Брось ты, отец, волноваться, – Алексей обнял за плечи отца. – Ты у себя дома, в своей квартире. Не переживай. А завтра-послезавтра у тебя будет жильё, ни чуть не хуже этого.

– Моя квартира давно уже там, где, моя Тоня, под землёй, – ответил Владимир Станиславович, робко присаживаясь к столу. – Я давно уже там, где она. Давно бы ушёл, но понимаю, что наложить на себя руки – великий грех. Да и она часто мне снится и говорит: «Вовка, не делай ничего с собой». Я всю Россию пешком прошёл… Ничего мне не нравится, ничего не могу понять.

Вскоре появился и Гранкин, приехав сюда на втором «Форде», который, по сути, стал его личным. Он был основательно загружен сумками авоськами и пакетами с продуктами. Он вкратце рассказал, что ему удалось не только разобраться в том, что убийство предприниматели Плиданова дело рук уже общеизвестной бандитской организации, но и ужалось встретиться с его непутёвой женой Кочемасовой.

Кроме того, он сообщил, что, на всякий случай, портативный магнитофон с десятком кассет и монитор-дивиди, тоже на батарейках. При нём несколько дисков с концертами всем известной, стихийно старющей певицы Геллы, но ныне обнаглевшей, оборзевшей, решившей, что имеет полное право считать народ не просто большой, но великой страны поным дерьмом и сбродом.

Принятая на «ура» ещё в давние года, непонятно с чьей подачи и с какой целью, она и не в столь давние времена активно строила своё личное благополучие на доверчевости людей, которым внушили, что её дешёвые и невнятные песенки есть верх совершенства. Таковых было и осталось немало, и каждая подобная «творческая личность» – мыльный пузырь и одновременно фрагмент организованной, цветистой суеты, которая не стоит выеденного яйца. А субъекты, создающие подобные кумиры, их же с большим успехом уничтожают. У этих… закулисных товарищей свои шкурные интересы. Деньги, власть, авторитет и прочее.

– Это хорошо. Я завтра же подарю всю эту музыку вождю Племени Уходящих, Пусть зомбируется, от него не убудет, – Алексей разлил водку по стаканам. – Пока он ко мне относится не плохо. Пока я ему нужен… Давайте выпьем за моего отца!

Все так и поступили и сделали это несколько раз подряд, кроме Гранкина. За рулём. Но Денис времени не терял. Он сбегал к своей машине и принёс оттуда ещё два больших батона варёной колбасы, монитор-дивиди и дешёвый китайский магнитофон.

Под влиянием выпитого спиртного Владимир Станиславович оживился, начал вспоминать свою непутёвую жизнь после смерти Антонины Павловны, где был и что видел. Все с интересом и с горечью слушали исповедь бича и бомжа с большим… стажем.

Он то плакал, то смеялся. Но постоянно повторял, что в мире, где давно уже нет его Тони, ему больше нечего делать.

– Самое важное заключается в том, – невпопад, но с яростью сказал с Степан. – чтобы бандиты ответили за свои преступления! На полную катушку!

– Они ответят, – уверенно заявил Дима. – Надо приложить все усилия, чтобы они ответили за содеянное ими.

– Дети мои, успокойтесь! – заверил своих сыновей Шнорре старший. – Всё идёт по плану. Я верю, что справедливая кара настигнет преступников.

На этом застольные разговоры завершились . Через час Денис отвёз всех троих Шнорре к себе домой. Отец и сын, Алексей и Владимир Станиславович, после долгой разлуки, остались вдвоём.

Вроде бы, и говорили о многом, вспоминали далёкие счастливые дни. Зуранов старший скупо поведал о том, где все эти годы его «черти носили» и ещё раз сказал, что не может он жить теперь, как все люди: или смерть, или вечное бродяжничество, пока Господь не приберёт.

– Но существует и третий вариант, отец, – сказал Алексей.– А что, если тебе перебраться… до конца дней твоих в Ранний Неолит, на основную стоянку Племени Уходящих. Пищу и одежду мы себе добудем – ни в том мире, так в этом. Я куплю тебе хорошую удочку и охотничье ружьё…

– Кому я, Лёшка, там нужен, в твоей древней сказке?

– Мне нужен. А язык потихоньку освоишь. Правда, и там хватает опасностей, подлости и прочего. Но в двадцать первом веке всего этого гораздо больше. И пойми, что здесь более дикие люди, чем там.

– Впрочем, не такая уж и плохая идея. Но, прости, я до сих пор во всё это не верю.

– И напрасно,– послышался мягкий женский голос. – Нет абсолютно совершенных миров, но жить прошлым и страдать, впадать в уныние не только смешно, но и грешно. Не только по, вашим, земным понятиям.

Отец и сын одновременно повернулись в сторону говорящей, и увидели Антонину Павловну Зуранову в белых светящихся одеждах. Она сидела в кресле, положив руки перед собой, и грустно улыбалась.

От неожиданности Владимир Станиславович чуть не поперхнулся очередной порцией водки, которую он принялся пить, не дожидаясь особого приглашения. Он привстал с места, объятый одновременно чувством страха и нахлынувшей радости, но тут же сел. Повелительным, не требующим возражения, жестом Антонина Павловна приказала им оставаться на местах.

– Тоня, Тонечка, как я рад, что ты пришла, – слезливо запричитал Владимир Станиславович. – Знаю, что такого не бывает, но ты пришла. Я вижу тебя! А ты, Лёша, видишь? Да или нет? Или у меня галлюцинации… от водки? Сегодня её много выпили.

– Я вижу и слышу,– как можно спокойнее, сказал Алексей и обратился к матери. – Как тебе там, мама? Хорошо или плохо?

– Нормально, – ответила она. – Вполне, нормально. Я – совершенно другое существо. Мне трудно объяснить вам обоим, кто я и что. Не сказать, чтобы я скучаю по вас обоим. Так выпало… Так должно быть. Нелегко являться в ваш мир. Для нас, находящихся далеко от вас и одновременно рядом с вами, это равносильно болезни… на грани следующего умирания.

– Но ведь смерти нет, мама, – сказал Алексей. – Её не может быть… по определению.

– Мне это известно, Алёша, – согласилась с сыном она. – Не может умереть ни один мир, потому что никогда не рождался… Я пришла предостеречь тебя от бед, остановить, ибо то, что ты творишь оба, позволено только стоящему у Трона Господнего.

Со слезами на глазах слушал Алексей простые, сокровенные слова матери, возможно, совсем и не её, а фантома, какого-то непонятного света или образа, идущего совершенно из непонятного мира. Она убеждала его не проливать крови даже отъявленных негодяев, ибо судить может только Всевышний. Пусть Лики-Ти от имени Господа дал ему право выбора, но ведь не больше… У её сына нет прав карать и наказывать.

Алексей, как ему было ни тяжело, не согласился с матерью, сказав, что за преступления должен платить каждый. Она только вздохнула, слегка кивнув головой. Надо полагать, что не всё так совершенно в каждом из бесконечных миров. Возможно, и, уже знающая Нечто, Антонина Павловна не совсем была права и…тоже, как и все существа, предметы и явления, «рожденные» и «умершие», заблуждалась.

Конечно же, мать его была не права. Так считал Алексей. Ведь если существует преступление, то должно быть и наказание. Нельзя уповать на правосудие, которое… Впрочем, эта вечная дилемма: поистине, благими намерениями вымощена дорога в ад. Ведь всё происходящее дано Свыше.

– А ты, Володька, не ходи по чужой тропе, – обратилась Антонина Павловна к мужу, – не считай себя втайне от всех святым и не плачь обо мне, ибо вы, «живущие» на Земле более мёртвые, чем те, которых, вы проводили. Не вы нас проводили, а просто мы вас оставили. Так надо было. Самый короткий путь также беспределен, как и дорога за горизонт.

– Что же мне делать?! – в сердцах Владимир Станиславович, всё же, нашёл в себе силы и, встав со стула, направился к своей (уже не к своей) жене.

– Там, в мире древних людей, Володя, тебе будет легче, – сказала она. – И это – единственный твой путь, ибо пока ты не заслужил земной «смерти» и не можешь быть призванным Господом туда, где всё, почти так же, как и здесь. Но только почти… Но не суди никого. Даже мне не дано понять, прочему всё происходит так, а не иначе.

Это были последние слова Антонины Павловны. Сказав их, она растворилась в воздухе. На мгновение им обоим показалось, что не было ни какой встречи с призраком, носящим и поныне дорогой женщины – матери и жены.

Вслед за отцом Алексей выпил свою порцию водки и успокоил его:

– Нет у нас с тобой никакого группового помешательства. Просто многое вокруг происходит такого, что не всем дано видеть, слышать и знать. А нам… посчастливилось. Если можно так выразиться.

– Может быть, это и счастье, – пробормотал Владимир Станиславович. – Но страшное. Я практически протрезвел.

– Вот и славно.

Пора было собираться в дорогу, в Ранний Неолит. Короткий это пут или длинный, не понять, не объяснить. Вроде бы, по времени и по расстоянию два мира очень далеки друг от друга, но ведь, по сути, они рядом.

В большую дорожную сумку Алексей сложил портативный монитор-дивиди с дисками, записывающее устройство с флэш-накопителями, пару бритвенных приборов, несколько батонов варёной колбасы, десять заряженных обойм-магазинов и небольшую коробку с патронами для двух автоматов Калашникова, штык-ножи.

Кроме этого, ему удалось впихать туда пять блоков дешёвых сигарет «Бонд», солидный запас спичек, две бутылки с водкой и кое-какую мелочь, которая могла бы пригодиться. Немного подумав, автоматы Калашникова он повесил на правое плечо отца. А сумку, которая оказалась очень тяжёлой даже для него, взял в левую руку.

– Ты меня пугаешь, Алексей, – со страхом сказал Владимир Станиславович. – Мы что, собрались, с тобой грабить банк, а потом отмечать страшное событие на городской лужайке? Почему я вооружён до зубов?

– Не имеется, батя, у тебя в голове никакой фантазии, скучно ты живёшь, – пошутил Алексей. – Мы просто помаленьку перевозим тебя на новое место жительства. Я буду крепко держать твою левую руку своей правой. А ты даже не пытайся вырываться!

– Да ничего я не боюсь, сын, – Зуранов старший поправил на плече автоматы, подал руку Алексею и зажмурил глаза. – Хотя, с одной стороны, жутковато…

Через мгновение они отправились в путь.

Отец и сын Зурановы оказались возле пещеры, которую любезно предоставил Зуру вождь племени Нму. Владимир Станиславович открыл глаза и…обалдел. «Такого не может быть, – коротко сказал он. – Как говорится, дебет с кредетом не сходятся».

– Ты почаще молчи, отец, – улыбнулся Алексей, – потому что наша речь для местных жителей – примерно, что для нас, лай собаки. Не стоит лишний раз пугать людей.

– Однако всё это немного похоже на то, когда я почти тридцать лет тому назад прилетел ночью с твоей мамкой в Сочи. Тебя тогда ещё не было даже в проекте.

Тяжело вздохнув после сказанных слов, словно себе в утешение, и глянув на почти потухший костёр рядом с пещерой, бывший работник шинного завода пошёл вслед за Зуром в своё новое жилище. Все три будущие жены Идущего по следу мирно спали совершенно нагие на большой медвежьей шкуре, рядом с горящим костерком, обложенным большими камнями. Они лежали, плотно прижавшись друг к другу.

Худая и молчаливая Тау приоткрыла глаза и тихо сказала: