Счастье – не пение жаворонка

– Никакой я не флюгер, и подобным никакой двуногой вертушке мне уже не стать. Но надобно вещи и события своими именами называть. Варвара жизнь свою собственную, да и другим людям, изрядно подпортила. Иные, как бы, не напрямую, но во многом по этой причине на тот свет раньше времени ушли.

– Разве она виновата, что у неё всё так в жизни сложилась?

– Она и виновата. Не Пушкин же и ни министр обороны.

– Мамка была у тебя красивая и гордая. Вся в мою жену и свою матушку, Агафью Семёновну. Да ты её почти и не застала, младенцем была. Она рано умерла. А жениться я не стал. Зачем?

– Ты рассказывал. Она зоотехником была на молочной ферме. Теперь такого хозяйства в наших местах нет.

– Ни фермы нет, ни Агафьи. Очень красивая была. Но ты гораздо краше её. И такое обстоятельство не очень даже меня радует. Не здорово получается.

– Почему, дедушка?

– Да только потому, что слишком красивым бабам господь не даёт, почему-то, счастья. За какие такие грехи, спрашивается. Сиротинушка ты моя.

– Ах, дед! Я бы сейчас с тобой выпила! С горя! Да не могу я на спиртное даже и смотреть. Не нравится мне эта вонь… Да и всех пьяных ненавижу, всех, кроме тебя. Ты у меня… нормальный.

– Да ты, Амелка, пьяным-то меня в своей жизни раз пять-то и видела. Ну, ладно. Если уж я начал говорить, то и договорю.

Рассказал он внучке, что был друг у семьи Древцовых водитель «КамАЗа». Он на «Косогорском» года два или три проработал. Прикомандированный. Хороший человек… Малихов фамилия. Сейчас он на пенсии, живёт в Иркутске. Тот человек, наверняка, обо всём случившимся знает. Но про отца Амелии настоящего, то есть, как говорится, биологического, скорей всего, ничего не ведает.

Дед Рудых не сомневался, что работяга этот почти на сто процентов не в курсе, где настоящий отец Амелии, если жив. находится. Времени ведь уже много прошло. Всё быльём поросло.

Одним словом, Варвара Древцова, в девичестве Рудых, с Малиховым до самой смерти переписывалась. О чём весточки, Степан Акимович не знал. Не нашёл писем… Да и не искал особо. Скорей всего, если что-то и оставалось, то сгорело весте с домом, вместе с Игнатом Петровичем.

– Он, этот Малихов, её любовником тоже был, как и многие мужики? – спросила с какой-то настороженностью Амелия. – Впрочем, какая разница!

– Не надо бы тебе так злорадно говорить о собственной матушке, – сказал старик.– Меня упрекаешь, а ведь у самой язык, как помело. Тут вот ты, как раз, ошибаешься. Малихов очень в хорошей и крепкой дружбе состоял и с твоим, можно сказать, отцом Игнатом Древцовым. Вместе на охоту и рыбалку ходили. Всё там чисто и пристойно. Это я знаю точно.

– Я уже ничему не верю.

На какое-то мгновение Рудых замолчал, внимательно разглядывая совсем старую фотографию, на которой он был запечатлён совсем молодым. С двуствольным ружьём за плечами, улыбающийся, в руках держал охотничий трофей – большого застреленного глухаря.

Он отложил фотоснимок в сторону и сказал:

– А ты поверь мне, внучка. Антон был семейным человеком, и приехал в наши места с женой Катей. Весёлая такая. Работала продавцом в продуктовом магазине. У них уже дочери тогда минуло года три-четыре. Алиной звали. Потом и ты сразу появилась на свет. Его дочка, получается, лет на пять тебя старше. Не более.

– Я не понимаю, дед, почему ты мне о нём рассказываешь, об этом Малихове, – сказала девушка. – Не ясно.

– Тут и понимать нечего, Амелия. Надо смотреть жизни в глаза, да и смерти тоже. Слушай меня внимательно и не перебивай. Если со мной что-то случится, то он тебе… Антон Малихов поможет в жизни устроиться.

– Это твои постоянные сказки, дедушка.

– Не думаю. Конечно, вместо отца он тебе не стает. Но в трудную минуту в беде не бросит. Не такой он человек. Правда, люди с годами меняются. С таким фактом не поспоришь. Но будем с тобой надеяться на самое доброе.

Старик даже имел домашний адрес этого человека. Жил он не совсем на окраине Иркутска, а в частном секторе, который находился между одним из микрорайонов города и аэропортом. Так бывает. Строительство новых зданий зачастую идёт рядом со старыми домами, которые порой стоят нетронутыми по нескольку десятков лет.

Старик Рудых улыбнулся, сказав, что Амелия непременно сдружиться с дочкой Антона Малихова, с доброжелательной девушкой Полиной. Та, небось, уже очень взрослая стала и, скорей всего, замуж вышла. Житейское дело.

– Ты почему мне такие вещи говоришь, дедушка Архип? – настороженно спросила Ирина. – Ты что и, на самом деле, от меня под землю сбежать намылился?

– Под землёй никого нет. Человеческие души уходят в иные обители, которые могут находиться рядом с нами. А мы ничего не видим, не слышим, не ощущаем.

– Прости меня, дед, но ты несёшь полную околесицу.

– Я говорю то, что я знаю и чувствую. Я ведь пока не собираюсь идти туда… к верхним людям. Но если, что-то со мной случится, то нет у тебя тут, в Сибири, ни кого родных и особо близких. Безродные мы все, чёрт возьми! Да и часто иной чужой человек бывает ближе родного. Как ни крути, такое бывает.

– Страшно потерять тебя, дед. Ты единственный родной мне человек. Но если что… Так я проживу. Есть изба. Замуж выйду. Буду к вам… на могилки ходить.

Она уже не плакала, но находилась в угнетённом состоянии.

Говорила медленно, с горечью и монотонно.

– Это не изба, внученька, а лачуга. Рухнет она скоро. А замуж? За кого тут выходить замуж? За Максимку Бакова? Может быть, он парень и неплохой. Но его мамаша, которую ты в ледяной воде искупала, не даст вам житья. Сто процентов! Она и собственного мужа со света белого сжила. Некоторые люди утверждают, что отравила. Не сужу её, но люди редко говорят зря… В любой сплетне есть и правда.

– Разве ж один Максим в Кедровой Выси? Много ведь…

– Тебе учиться давно надо было бы. Но что есть, то есть. Но я не упрекаю, боже упаси. Просто, Амелия, на будущее…говорю.

Он снова начал доподлинно и основательно рассказывать, где находится в Иркутске улица Лётчиков, там старые коттеджи стоят. Может, уже Антон Малихов там уже и не живёт. Да и вместо домишек этих стоят многоэтажные здания.

Но, в крайнем случае, найти его будет не так сложно. В этом странном и не всем понятном городе частных домов много, и «натыканы» они даже в самом центре. Впрочем, за долгие годы, возможно, многое изменилось.

– Ты, дедушка, когда от него последнее письмо получил? – спросила Амелия. – Вчера или неделю назад?

– Нет же, – честно признался Рудых. – Последний раз он мне писал лет десять тому назад. Может, и больше времени прошло.

– Проще говоря, ищи ветра в поле! Получается, что твоя с ним связь давно оборвалась.

– Наверное, ты права, Амелия. Тогда, в любом случае, никуда не езжай. Честно сказать, если скромно и по-умному и здесь жить можно.

– Как это, по-умному?

– Ну, например, если никого не душить и не поливать водой из колодца, то, может, эти самые радость и счастье на пороге твоего дома стоять будут. С балалайками.

А в гости к себе Степана Акимовича вместе с внучкой Малихов приглашал уже больше десяти лет тому назад. Тогда Амелия школьницей была, а её родителей уже похоронили.

Что же поделаешь, если над миром земным царствует текучка и суета сует, в которых теряется очень многое, порой, самое важное и дорогое.

Дед Рудых объяснил Амелии, что все данные, письма и прочее, всякое и разное, в старой папке находиться будут. В сундуке. Там же и в красной тряпке и деньги лежат. Тут, как он выразился, достаточно, чтобы и его по-человечески зарыть, и ей, внучке, на первое время хватит. Не жирно, пару лет скромненько просуществовать можно.

Девушка после таких вот откровений деда упала перед ним на колени, обняла его ноги. А он гладил её по голове. Боже мой, как жестоки бывают взрослые к детям, не понимая, не ведая, что творят. Но ведь и жизнь, она, зачастую – не малина. Поэтому и взрослеет подрастающее поколение очень рано. А порой и – черствеет. Но, в принципе, Амелия уже довольно взрослая, двадцатилетняя девушка.

Рано утром проснулась Амелия от жуткого холода. Обычно дед её, полуночник, всегда топил печь, и в доме хватало тепла. А сейчас уснул. Ей не хотелось вставать с постели, но деваться некуда. Надо. Не замерзать же. Пусть трудно преодолеть себя, ощущая даже под толстым ватным одеялом жуткий неуют. Да ведь и на работу ей надо собраться в тепле, по-человечески.

Она быстро и решительно встала, оделась в теплый трикотажный костюм. Её очень удивило и даже, в какой-то мере, забавляло то, что впервые в жизни дед не растопил под утро печь. Но Амелия не обижалась на него. Вот она сейчас немного приведёт себя в порядок и огонь в печи разожжёт – и в доме будет тепло и уютно.

– Ну, дед, – сказала тихо она, – ты у меня совсем разбаловался. В избе такая холодина, как на улице. Зима же, в конце концов!